…Совсем как Релина…
Глаза отражения, словно только что с трудом открытые, озарились страхом и удивлением…
…Совсем как глаза Релины…
Только было в этих глазах что-то ещё… нет, не чужое. Чуждое. Горькое. Мудрое. Не её…
Левая рука призрака с трудом поднялась…
…Совсем как правая рука Релины…
– Ты кто? – севшим голосом спросила Релина.
– Ты… – беззвучно повторили призрачные губы морока.
И в это мгновение правая рука Релины коснулась руки отражения. По мороку прошла рябь. Как будто волны по поверхности воды.
– Пусть уйдёт. Верни ей всё, – отчётливо произнёс чистый голос. Очень знакомый голос. Родной даже. Её, Релинин, голос. Или чей-то очень-очень похожий. Печальный. Как будто прикосновение из детства.
Морок истаял. А к Релине вернулись силы. Все. Разом. Вдруг. Волшебница резко вскочила и окончательно проснулась.
Светало. Дождь кончился. Костёр догорел и теперь потрескивал угасающими угольками, изредка щёлкая и разбрызгивая искры. В предрассветном сумраке ствол старой ели казался каким-то блёкло-бурым. Совсем не страшным. Обычным. Безучастным.
Ночь подошла к концу. Наступало утро.
От испуга Релину покачивало. Магический посох в её руках заметно подрагивал. Волшебница словно окаменела, прислушиваясь, в неестественной позе. Тёмно-серый плащ с глубоким капюшоном сильно мешал ей, скрадывая звуки. Но Релина не рискнула скинуть его: он делал её практически невидимой в сумраке леса.
Внезапный шорох заставил волшебницу подпрыгнуть. Резко развернувшись, она вскинула наугад посох и выкрикнула заклятье. Яростная молния рванулась в сумрак, а на Релину, прошуршав среди ветвей, упала сверху старая шишка. В сердцах сплюнув, волшебница тяжело выдохнула и расслабилась.
Камень
… и в этот момент ударила Ири-Тао. Яростно. Исступлённо. Неистово. Как будто веками копила злобу именно для этого удара. Вспыхнуло так, что Рене, ослеплённый ярким пламенем и оглушённый взрывной волной, отлетел в сторону, словно пожухлый лист, сорванный с дерева порывом безжалостного осеннего ветра. Перелетев через голову, мальчик вскочил на ноги и увидел лавину огня, бьющую прямо в грудь каменному истукану. Отшатнувшись назад, великан глухо заворчал и, не обращая больше никакого внимания ни на огонь, ни на Стража, уверенно и неотвратимо снова двинулся на Рене.
Архот хохотал. Его явно веселила эта картина. Ужас мальчика. Тщетность попыток Ири-Тао. И полная безнаказанность за очередное преступление.
– Вперёд, давай. Разорви его. Раздави! – надрывался колдун, подгоняя своего монстра.
Великан находился совсем недалеко от Рене. Бездушный чёрный камень. Теперь огонь бил ему в спину. А на груди, медленно распаляясь, проступало красноватое свечение. Словно ожог от волшебного пламени. Рене мучительно чувствовал жар перегретого камня. И неотвратимость смерти. Отступать было некуда.
“Она не успеет его расплавить, – с ужасом подумал мальчик, – Точно, не успеет…”
И тогда, коротко вскрикнув, Рене сделал свой первый выпад. Клинок стукнулся о грудь великана и отскочил от камня, отдавшись резкой болью в руке. На лезвии осталась глубокая зарубка. В груди монстра родился короткий булькающий звук, отдалённо напоминающий смех. Отпрыгнув назад, Рене ловко увернулся от ответного удара… и остолбенел.
В грудь великана, откуда-то из-за спины мальчика обрушился второй поток. Рене оглянулся, бросив короткий взгляд за спину. Ирмуна стояла на крыльце. Спокойно, невозмутимо. Даже безучастно. В её руках не было ничего. Ничего! Девочка не сделала ни шагу. Даже не вскинула руки в красивом жесте. Она просто развернула их ладонями к чёрному истукану.
Мощный шквал снега и льда с шипением обрушился на раскалённый камень…
И камень не выдержал. Лопнул…
Архот завизжал в бессильной ярости, наблюдая, как чёрный великан от резкого перепада жара и холода с треском разваливается на части, разлетается, брызгая во все стороны мелкой щебёнкой, оседает на землю безобидной грудой остывающих осколков. Бесполезный. Побеждённый…
Мёртвый…
Все замерли. И в это мгновение Рене увидел Его! Он лежал на самой вершине груды каменного мусора. Крупный, опалово-красный кристалл, пульсирующий изнутри тревожным светом. Архот тоже увидел. И понял… понял, что Рене понял, что именно он увидел…
Они рванулись одновременно. С разных сторон. Архот – к камню. Рене – к Архоту. И успели они почти одновременно. Но мальчик всё-таки чуть-чуть раньше. Как часто он мечтал об этой минуте! Зазубренный клинок легко вошёл в тело колдуна. Как раз напротив того места, где должно находиться сердце. У людей…
Лезвие скользнуло в сторону, словно наткнувшись на непреодолимую преграду. На что-то невообразимо твёрдое и холодное. И Рене почувствовал боль. Резкую боль, как будто это его поразила в самое сердце острая сталь. Как будто это из него вырывают сердце. Вскрикнув, он отступил на шаг и выпустил клинок из рук. Инстинктивно защищаясь от неминуемой гибели, он поднял руки к груди. И с удивлением обнаружил, что цел и абсолютно невредим.
– Жаль, что ты ещё не оценил всех преимуществ моей монеты, – прорычал Архот, вырывая из своей груди оружие и отбрасывая его далеко в сторону, – Но ничего. Ты безоружен. А я только что получил новое сердце. Благодаря тебе, – Архот закатил на мгновение глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя, – М-м-м… кажется, оно даже лучше, чем старое.
Ирмуна ударила вторично. Теперь – огнём. В Архота. Но колдун устоял.
– Ты только что убила десяток моих рабов, – криво ухмыляясь, небрежно прошипел он, – У меня их тысячи. Но ты посмела поднять руку на меня! Такое я не прощал никогда и никому. Ты, малявка, тоже погибнешь сегодня. Жди меня там, где стоишь. У меня ещё есть одно дело…
Мальчик с ужасом осознал, что Архота ему не победить и, отступая в испуге, начал озираться по сторонам. Неожиданно взгляд его снова упал на опаловый кристалл. Поняв, что волшебный камень – его последняя надежда, Рене рванулся вперёд. Архот теперь стоял ближе к камню. Он бросился наперерез. Но не успел. На его пути неожиданно выросла Ири-Тао.
– Уходите! – через плечо крикнула женщина детям, – Берите камень и немедленно уходите. Вам его не одолеть. Надолго я его не задержу.
Рене схватил кристалл. И вскрикнул от боли и неожиданности. Камень был настолько тяжёлым, что мальчик не мог даже сдвинуть его с места. Не то что поднять. Тем более – взять. И горячим. Рене отдёрнул руку. На ладони проступил ожог…
Архот ударил. Ири-Тао увернулась. И в этот момент Рене понял всё. Он понял, что они не победят. По крайней мере, не сейчас. Понял, чего ждала Ири-Тао всё это время. Понял, что был глух и слеп, примеряя сказанное Стражем только к себе, не давая себе труда глубже вникнуть в смысл древнего знания…
“Погибнут Великие…” – эта строка Пророчества билась в его голове, ища выхода. Разрастаясь до невообразимых размеров. Вызывая яростный протест. Впитывая в себя всё его сознание, все закоулки души. Вот что ждала Ири-Тао!
И мальчик понял, что выхода нет. И никогда не было. И что есть что-то. Или кто-то… кому давным-давно, уже много столетий назад было известно, что именно произойдёт сейчас на этом хуторе. На какое-то мгновение он ощутил себя куклой.
“Сейчас…”
Марионеткой в чьих-то безразличных и усталых руках.
“Сейчас она погибнет. Как написано в Пророчестве”.
И возненавидел. Того, кто предсказал это глупое Пророчество. И весь этот спектакль тысячу лет назад.
“ А я – стану трусом. Я убегу с поля боя…”
Возненавидел так сильно, что вдруг почувствовал, как рвутся ка-кие-то невидимые нити, связывающие его по рукам и ногам.
“Нет”.
Соединяющие его с этим миром.
“Никогда. Я не брошу их!”
Проникающие в его тело и сознание.
“Камень”.
Заставляющие его думать, чувствовать, ощущать то, чего, может быть, и нет на самом деле…
“Да камень же!”
Чувствовать, что этот проклятый камень тяжёл и горяч.
Он запросто поднял кристалл над головой и сделал шаг.
“Свободен. Свободен. Свободен!”
Ири-Тао развернулась и вскинула в его сторону свой посох. Рене почувствовал, что земля куда-то сорвалась из-под ног. Треск пространства. Словно яростная близкая вспышка уже рвёт воздух, но молния ещё не ударила. И запоздалая злоба Архота. Вокруг потемнело. Мальчик потерял сознание и упал. Где-то очень и очень далеко.
Но на то, чтобы обернуться назад, времени Стражу уже не хватило…
Испорченный обед
Номут, не останавливаясь, нервно ходил по замку, заложив руку за спину. Когда-то, очень давно, когда он ещё не был Номутом, это была его любимая привычка: заложить руки за спину, сцепив пальцы тугим узлом. Он всегда прятал руки, когда заключал сделку. Толстяк помнил, как руки не однажды выдавали его тайные замыслы.