Когда Сара заговорила, мисс Минчин, вздрогнув всем телом, с негодованием взглянула на нее поверх очков. Она не сводила с Сары глаз, пока та не смолкла. Месье Дюфарж радостно улыбнулся. Слушая, как этот детский голосок так просто и красиво выговаривает по-французски, он почувствовал, словно снова очутился на родине, которая в эти сумрачные лондонские дни казалась ему столь далекой. Когда Сара смолкла, он принял у нее учебник, ласково глядя на нее. Но ответил он мисс Минчин.

— Ах, мадам, — проговорил он, — я не многому могу ее научить. Она французский не учила — она француженка. У нее прелестный выговор.

— Почему же вы мне сами не сказали? — вскричала с досадой мисс Минчин, обернувшись к Саре.

— Я… я пыталась, — произнесла Сара. — Я… я, верно, не так начала.

Мисс Минчин знала, что Сара пыталась и что она не виновата в том, что ей не дали объясниться. Увидав, что ученицы слушают их разговор, а Лавиния и Джесси хихикают, закрывшись французскими грамматиками, мисс Минчин совсем вышла из себя.

— Девицы, прошу вас замолчать, — строго сказала она, стуча по столу. — Сию же минуту замолчите!

С этой минуты она невзлюбила свою новую ученицу.

В это же утро, когда Сара сидела возле мисс Минчин и глаза всего класса были устремлены на нее, она заметила девочку со светло-голубыми, немного сонными глазами, примерно одних с ней лет. Это была толстушка с пухлыми губами, по-видимому, не очень далекая, но добродушная. Ее льняные волосы были заплетены в тугую косу, перевязанную лентой; она перебросила косу через плечо и, упершись локтями в парту, кусала зубами ленту и с изумлением взирала на новую ученицу. Когда месье Дюфарж заговорил с Сарой, она было встревожилась; но когда Сара ступила вперед и, устремив на него невинный молящий взгляд, вдруг ответила по-французски, толстушка удивленно вздрогнула и густо покраснела от ужаса и изумления. Вот уже несколько недель, как она проливала горькие слезы, стараясь запомнить, что la mere это «мать», а le pere — «отец» (к чему все это, когда можно говорить и по-английски?), а тут вдруг эта новенькая, ее ровесница, знает не только эти слова, но и множество других и без всякого труда составляет фразы.

Она глядела на Сару так пристально и так быстро жевала свою ленту, что привлекла внимание мисс Минчин, которая в раздражении тут же набросилась на нее.

— Мисс Сент-Джон! — вскричала она строго. — Что с вами? Снимите со стола локти! Выньте ленту изо рта! Сию же минуту сядьте прямо!

Мисс Сент-Джон снова вздрогнула всем телом, а когда Лавиния и Джесси захихикали, она еще пуще покраснела — казалось, вот-вот из ее глаз хлынут детские, простодушные слезы. Сара это заметила и от души пожалела толстушку — она ей понравилась, и Саре захотелось с ней подружиться. Такая уж у Сары была особенность: если кого-то обижали, ей всегда хотелось встать на защиту.

«Будь Сара юношей и живи она несколько веков назад, — бывало, говаривал ее отец, — она бы разъезжала с обнаженным мечом по свету и защищала бы всех, кто попал в беду. Она не может спокойно видеть, как кого-то обижают».

Вот почему Саре так понравилась толстая и неуклюжая мисс Сент-Джон; все утро она то и дело поглядывала в ее сторону. Сара поняла, что ученье давалось толстушке нелегко и что ей никогда не стать образцовой ученицей. Ее французский был ниже всякой критики. Она так произносила слова, что даже месье Дюфарж не мог скрыть улыбки, а Лавиния, Джесси и другие более удачливые девочки хихикали или глядели на нее с презрительным недоумением. Но Сара не смеялась. Она делала вид, что не слышит, как коверкает слова мисс Сент-Джон. Сердце у Сары было горячее — она вознегодовала, услышав смешки и заметив, как огорчилась бедная девочка.

— Это совсем не смешно, — шептала она сквозь зубы, наклонившись над учебником. — Зачем они смеются?

Когда классы кончились и ученицы, разбившись на группки, стали болтать между собой, Сара поискала глазами мисс Сент-Джон и, увидев, что та грустно сидит в одиночестве на скамье, устроенной в оконном проеме, подошла к ней и заговорила. Она произнесла обычные слова, которые говорят друг другу девочки при первом знакомстве, но держала себя при этом мило и дружелюбно, что всегда производит хорошее впечатление.

— Как тебя зовут? — спросила Сара.

Мисс Сент-Джон изумилась. С ней хочет познакомиться новенькая, у которой есть собственный экипаж, пони и горничная и которая к тому же приехала прямо из Индии! Накануне вечером об этой новенькой судачили все воспитанницы — ведь новые ученицы всегда вызывают всеобщий интерес! Утомленные волнением и противоречивыми слухами, они заснули поздно. Нет, это не простое знакомство!

— Эрменгарда Сент-Джон, — отвечала толстушка.

— А меня Сара Кру, — сказала Сара. — Красивое у тебя имя. Словно из книжки!

— Тебе нравится? — робко спросила Эрменгарда. — А мне… нравится твое.

Мисс Сент-Джон не повезло в жизни — у нее был очень умный отец. Порой ей казалось, что ничего хуже не придумаешь. Если отец у тебя все знает, говорит на семи или восьми языках, имеет библиотеку в тысячи томов и, судя по всему, помнит все их наизусть, то ему, конечно, хочется, чтобы дочь по меньшей мере знала, что там написано в учебниках, и уж конечно, он полагает, что она сумеет запомнить кое-какие факты из истории и сделать французское упражнение. Эрменгарда была тяжким испытанием для мистера Сент-Джона. Он никак не мог взять в толк, почему его дочь оказалась такой неспособной и глупой, почему никогда и ни в чем не отличилась.

«Ну и ну! — не раз говаривал он, глядя на дочь. — Порой мне кажется, что она так же глупа, как ее тетка Элиза!»

Если тетке Элизе науки не давались, если она тотчас забывала все, что выучила, то Эрменгарда действительно была ужасно на нее похожа. Сказать по правде, во всей школе не было большей тупицы, чем Эрменгарда.

— Заставьте ее учиться! — сказал мистер Сент-Джон мисс Минчин.

В результате Эрменгарда проводила большую часть своей жизни в опале или в слезах. Она учила уроки — и тотчас забывала, а если что и помнила, то не понимала. Вот почему, познакомившись с Сарой, она взирала на нее с глубоким восхищением.

— Ты по-французски спокойно говоришь, правда? — спросила она уважительно.

Сара забралась на сиденье, устроенное в глубоком проеме окна, и, подобрав под себя ноги, уселась, обхватив колени руками.

— Говорю, потому что слышала его всю жизнь, — отвечала Сара. — Ты бы тоже говорила, если бы всегда его слышала.

— Ах, нет, я бы не смогла, — воскликнула Эрменгарда. — Я бы никогда не смогла!

— Почему? — спросила с интересом Сара.

— Ты же слышала, как я сегодня отвечала. Это всегда так. Я эти слова просто не могу произносить. Они такие странные. — Она помолчала, а потом прибавила не без благоговения в голосе: — Ты ведь умная, правда?

Сара задумалась, глядя в окно на грязную площадь, где по мокрой железной ограде прыгали и чирикали воробьи, и на покрытые сажей ветви деревьев… Ее часто называли «умной», и она спрашивала себя, так ли это, а если так, то как это вышло.

— Не знаю, — наконец отвечала она. — Мне трудно сказать.

Потом, увидев, что круглое розовощекое лицо омрачилось, Сара засмеялась и переменила тему.

— Хочешь взглянуть на Эмили? — предложила она.

— Кто это Эмили? — спросила Эрменгарда совсем так же, как мисс Минчин.

— Пойдем ко мне в комнату — увидишь, — ответила Сара и протянула ей руку.

Они спрыгнули со скамьи и поднялись наверх.

— А правда, — зашептала Эрменгарда, когда они пересекали холл, — правда, что у тебя есть собственная комната для игр?

— Да, — ответила Сара. — Папа попросил об этом мисс Минчин… Знаешь, когда я играю, я сочиняю всякие истории и рассказываю их сама себе, и я не люблю, чтобы меня слышали. Если меня слушают, это все портит.

К этому времени они были уже в коридоре, который вел в комнату Сары. Услышав ее ответ, Эрменгарда остановилась и, едва дыша, посмотрела на Сару широко раскрытыми глазами.

— Ты сочиняешь истории? — проговорила она с волнением. — Ты не только говоришь по-французски, но еще и сочиняешь? Неужели это правда?

Сара взглянула на нее с изумлением.

— Послушай, это все умеют, — сказала она. — Разве ты никогда не пробовала?

Не дожидаясь ответа, она предостерегающе тронула Эрменгарду за руку и шепнула:

— Давай тихонько подкрадемся к двери — и я ее распахну. Может, нам удастся поймать ее врасплох!

Конечно, она шутила, но в глазах ее мелькнула тайная надежда, которая увлекла Эрменгарду, хотя она и не понимала, что все это значит, и кого Сара хочет поймать врасплох, и зачем это нужно. Впрочем, Эрменгарда не сомневалась, что увидит что-то на редкость приятное и удивительное. А потому, дрожа от радостного ожидания, она шла на цыпочках за Сарой по коридору. Неслышно подкравшись к двери, Сара быстро повернула ручку и распахнула дверь. В аккуратно прибранной комнате стояла тишина, в камине горел неяркий огонь, а в креслице возле камина сидела дивная кукла и как будто читала книжку.