Ночью он навещал девочек в их комнате.
Однажды вечером, когда родители вернулись на ферму, к ним подошел петух и сказал:
— Не знаю, может быть, мне показалось, но, по-моему, я видел во дворе Альфонса.
— Какой-то слабоумный петух, — проворчали родители и прошли мимо.
На следующий день петух опять вышел им навстречу.
— Если бы я не знал, что Альфонс лежит на дне реки, — заявил он, — я готов был бы поклясться, что видел, как он сегодня после обеда играл с вашими дочками.
— Он совсем помешался на нашем бедном Альфонсе, — сказали родители и пристально посмотрели на петуха. Они зашептались, не сводя с него глаз.
— У этого петуха плохо с мозгами, — говорили родители, — но выглядит он упитанным. Он попадается нам на глаза каждый день, но мы как-то не обращали на него внимания. Он уже нагулял вес, и нет нужды кормить его дальше.
На следующее утро петуха зарезали, как раз когда он собирался в очередной раз поговорить про Альфонса. Из него приготовили жаркое в чугунной гусятнице, и все нашли его очень вкусным.
Альфонс уже две недели считался погибшим, и погода стояла прекрасная. За все это время не пролилось ни дождинки. Родители говорили, что с погодой в этом году повезло, но добавляли, с некоторым беспокойством поглядывая на небо:
— Однако все хорошо в меру. Как бы не началась засуха! Дождик сейчас не помешал бы.
Прошла еще неделя, а дождя все не было. Земля так высохла, что все остановилось в росте. Пшеница, овес, рожь поникли и пожелтели.
— Еще неделя такого зноя, — говорили родители, — и наш урожай просто-напросто сгорит на корню.
Они не находили себе места и громко сокрушались о смерти Альфонса, обвиняя во всем Дельфину и Маринетту.
— Если бы вы не разбили блюдо, не случилось бы всей этой истории с котом, он был бы сейчас жив и устроил бы нам чудесный дождь.
По вечерам, после ужина, они сидели во дворе и, глядя на безоблачное небо, в отчаянии заламывали руки и призывали Альфонса.
Однажды утром родители пришли будить Дельфину и Маринетту. Кот проболтал с девочками полночи и сам не заметил, как уснул на кровати у Маринетты. Услышав, что отворяется дверь, он успел лишь юркнуть под одеяло.
— Пора вставать, — сказали родители, — просыпайтесь. Солнце уже палит вовсю, и сегодня нам опять не видать дождя… Ах, что это?..
Они умолкли на полуслове и, вытянув шеи и вытаращив глаза, уставились на кровать Маринетты. Альфонс, считая, что он надежно спрятался, не заметил, что хвост его торчит из-под одеяла. Родители подкрались к кровати, вдвоем ухватили кота за хвост и вытащили его наружу, так что бедняга неожиданно для себя повис в воздухе.
— Ах, да ведь это Альфонс!
— Да, это я. Отпустите меня, вы мне делаете больно. Сейчас мы вам все объясним.
Родители посадили кота на кровать. Волей-неволей пришлось девочкам рассказать, что произошло в тот день, когда мешок бросили в воду.
— Мы это сделали, заботясь о вас, — сказала Дельфина, — чтобы на вашей совести не было незаслуженной смерти беззащитного кота.
— Вы не послушались нас! — закричали родители. — Что ж, мы сдержим свое слово. Вы отправитесь к тете Мелине.
— Ах так? — воскликнул кот и вспрыгнул на подоконник. — Что ж, прекрасно, тогда я тоже отправлюсь к тете Мелине, и уйду отсюда первым.
Осознав свой промах, родители стали умолять Альфонса не покидать их, ибо речь шла о судьбе урожая. Но кот не желал ничего слушать. Наконец, поломавшись как следует и взяв с родителей слово, что девочки останутся дома, он тоже согласился остаться.
Вечером того же дня, самого жаркого в их жизни, Дельфина, Маринетта, родители и все животные фермы собрались на дворе в кружок. В середине, на табурете, восседал Альфонс. Он не спеша принялся умываться и пятьдесят раз подряд провел лапкой за ухом. На следующее утро, после двадцати пяти дней засухи, хлынул дождь, который принес прохладу и людям, и животным. В саду, в полях и на лугах все поднялось и зазеленело. А на следующей неделе произошло еще одно счастливое событие. Догадавшись сбрить бороду, тетя Мелина без труда нашла себе мужа и поселилась с ним за тысячу километров от того места, где жили Дельфина и Маринетта.
коровы
Однажды Дельфина и Маринетта как обычно выгнали коров из хлева и повели их через всю деревню к речке на пастбище.
Они уходили на весь день и потому взяли корзинку с обедом для себя и для пса да еще по куску хлеба с вареньем на полдник.
— Идите, — наказали им родители, — да смотрите, чтобы коровы не забредали в чужой клевер и не хватали яблок вдоль дороги. И помните: вы уже не маленькие. Обеим вместе вам уже почти двадцать лет.
А псу, который с аппетитом обнюхивал корзинку, сказали:
— И ты, бездельник, тоже приглядывай за стадом.
— Доброго слова от вас не дождешься, — пробурчал пес. — Ну да ладно.
— Вы же, коровы, должны помнить, что траву можно щипать даром. Поэтому ешьте побольше!
— Не беспокойтесь, — отвечали коровы, — что-что, а есть мы умеем.
Одна же капризным голосом прибавила:
— А если бы нам не мешали, мы бы ели еще лучше.
То была бурая коровенка, которую звали Злючка. Она всегда подлизывалась к родителям, а те ей верили; каждый вечер она доносила им обо всем, что делали Дельфина и Маринетта, и даже о том, чего они и не думали делать, потому что ей нравилось, когда их ругали и оставляли без обеда.
— Не мешали? — спросила Дельфина. — А кто тебе мешает?
— Да уж я знаю, что говорю, — огрызнулась Злючка и пошла вперед.
Следом за ней вышло на дорогу все стадо, а родители остались стоять посреди двора, бормоча себе под нос:
— Хм! Вот еще новостя. Надо будет выяснить. Вечно что-нибудь да не так. Ох, уж эти негодные девчонки! Хорошо, что у нас есть Злючка, такая разумная и, главное, такая преданная!
Умиленно склонив головы, они прибавили со слезой в голосе:
— Наша добрая, славная Злючка!
И пошли домой, с досадой думая, что на дочек ни в чем нельзя положиться.
Метрах в двухстах от фермы на пути стада попалась лежащая у обочины яблоневая ветка, которую, должно быть, ночью сломало грозой. Коровы принялись с жадностью, давясь, объедать яблоки. Злючка же, вышагивавшая впереди всех, прошла мимо и не заметила этого дара судьбы. А когда спохватилась и вернулась, было уже поздно. На ветке не осталось ни одного яблочка.
— Вот как, — криво усмехнулась она. — Вам, значит, разрешают лакомиться яблоками. Как бы вам от них не лопнуть!
— Как же, как же, — сказала Маринетта. — Тебе не досталось, вот ты и злишься.
И девочки, а за ними и пес с коровами рассмеялись. Злючка затряслась от ярости.
— Сейчас же все будет рассказано, — объявила она и пошла было к дому, но пес встал у нее на пути и предостерег:
— Еще шаг, и я вцеплюсь тебе в морду.
Он оскалил зубы и ощетинился. Было ясно, что он так и сделает. Злючка это тоже поняла и как миленькая повернула обратно, сказав только:
— Что ж, ладно, я вам это еще припомню. Придет и мой черед смеяться.
Стадо двинулось дальше, Злючка, как и другие коровы, щипала придорожную травку, но ушла дальше всех. Не доходя до луга, она остановилась у фермы на самом краю деревни и долго о чем-то разговаривала с хозяйкой, которая развешивала на заборе белье. С другой стороны дороги, в какой-нибудь сотне метров от фермы, расположились цыгане. Они выпрягли лошадь из кибитки и, сидя на краю канавы, плели корзинки. Когда стадо догнало Злючку, фермерша подозвала Дельфину и Маринетту и сказала им, показывая на кибитку:
— Берегитесь цыган! От этих бродяг можно ждать чего угодно. Если кто-нибудь заговорит с вами, не отвечайте и идите себе дальше.
Дельфина и Маринетта поблагодарили ее учтиво, но сдержанно. Они не любили эту фермершу, она казалась им такой же хитрой и недоброй, как Злючка, к тому же во рту у нее торчал один-единственный зуб, желтый и длинный, и смотреть на него было довольно страшно. Не очень любили они и ее мужа, который стоял сейчас на пороге и искоса поглядывал на них. Раньше ни хозяин, ни хозяйка с ними вообще не разговаривали, разве что кричали, что они плохо следят за коровами, и грозились пожаловаться родителям. Но все-таки, проходя мимо кибитки, сестренки прибавили шагу и старались не поднимать глаз. Цыгане же весело работали, смеясь и распевая песни, и, похоже, не обратили на девочек никакого внимания.
Весь день стадо паслось на лугу и все было хорошо, если не считать того, что Злючка то и дело забиралась на соседнее поле и лакомилась чужой люцерной, причем так нагло и упрямо, что на третий раз ее пришлось гнать хворостиной. Когда же она стала улепетывать, пес вцепился в ее хвост и повис. Так она и бежала добрых два десятка метров.