— Как самый старший, — произнес он, — я хочу сказать речь. Дорогой сосед Хёрбе, нам приятно поздравить тебя с новым другом. Уважаемый леший Цвоттель, добро пожаловать в Ближний лес! Почтенные гномы, дружба превыше всего.
Помогайте друг другу. Крепко держитесь друг друга. Желаю всем счастья!
— И я желаю! И я! — закричал Цвоттель.
Он прыгнул на стол и заплясал среди чашек.
— Лешие не говорят речей! — кричал он. — Лешие пляшут и поют! — Он пронзительно свистнул и, приплясывая, запел во всю глотку:
Как хорошо мне дома
В гостях у крошки гнома!
Мы с Хёрбе всех потешим,
Пляшите вместе с лешим.
О Ближний лес,
Ты лес чудес!
Ура! Ура! Ура!
Цвоттель топал мягкими лапами, бешено крутил хвостом. Но так ловко, что не задел ни одной тарелки, не опрокинул ни одной чашки и даже не уронил высокий пестрый кофейник.
— Хэй! Хэй! — кричали гномы и подпевали, отбивая такт ногой:
О Ближний лес,
Ты лес чудес!
Ура! Ура! Ура!
Запыхавшийся Цвоттель кувыркнулся через голову и упал на стул. Хёрбе налил ему самую большую чашку кофе и отломил кусок лепешки.
— Подкрепись, леший, — сказал он.
— Подкрепиться? Этим? — фыркнул Цвоттель и придвинул к себе всю тарелку с лепешками.
Он глотал их целиком одну за другой, прихлебывая кофе громадными глотками.
— Вот это да! — изумился трусишка Лойбнер. — Как бы он не подавился.
— Лешие умеют есть! — прошамкал Цвоттель набитым ртом. Сефф Ворчун хмуро взглянул на лешего и по обыкновению недовольно пробурчал:
— У него не живот, а бездонная пропасть. Хотел бы я знать, как Хёрбе прокормит такого обжору.
ВО-ВТОРЫХ, В ТРЕТЬИХ, И ВООБЩЕ…
Всему приходит конец, к сожалению, и праздникутоже. Угощение было съедено. Гномы разошлись по домам. Наступила обычная трудовая неделя. До первого снега гномам предстояло переделать тысячу дел. Наколоть дров и сложить их в: аккуратные поленницы. Намолоть муки и испечь побольше хлеба. Утеплить окна и двери, законопатить мхом щели в стенах. Перестирать и высушить все белье. Вытряхнуть и проветрить матрацы и подушки. Достать и заштопать теплые носки, привести в порядок зимние пальто, сапоги, перчатки и шарфы.
Цвоттель очень старался не отлынивать. Но он слишком много и часто ел. На другие дела у него просто времени не оставалось. С каждым днем ему нужно было все больше и больше еды. Гном не переставая пек хлеб. Печь ни на минуту не остывала. Вот уже и ящик с мукой опустел. Хёрбе растерянно глядел на пустое дно, чуть присыпанное остатками муки. Кажется, Сефф Ворчун был прав: с таким прожорливым лешим они до зимы не дотянут.
— Понимаешь, гном, — смущенно говорил Цвоттель, — осенью лешие едят особенно много. Так уж они устроены.
Хёрбе молча скреб под шляпой затылок. Где же выход? Что бы придумать?
— Послушай, гном, — тихо сказал Цвоттель, — ты меня не прогонишь?
— Прогоню? Тебя? — возмутился Хёрбе и затряс головой так, что шляпа съехала на ухо. — Да как ты мог такое подумать?
— Но это же для тебя самый простой выход, — покорно сказал леший. — Больше ничего и придумать нельзя.
— Глупости! — рассердился Хёрбе. — Разве самый простой выход всегда бывает самым правильным? Во-первых, ты мой друг…
— А во-вторых?.. — с надеждой спросил леший.
— Во-вторых, в-третьих, и вообще жизнь без тебя для меня не жизнь.
— И для тебя тоже? — обрадовался Цвоттель. — Значит, мы думаем одинаково, гном! А раз так, то мы непременно что-нибудь придумаем.
Он приставил палец ко лбу и принялся кружить по комнате. Вдруг леший радостно воскликнул:
— Придумал! Я буду ходить в лес и собирать ягоды, грибы и все, что попадется съестного!
— Молодец! — похвалил его Хёрбе. — Прямо с завтрашнего дня и начнешь.
— Ноя придумал и для тебя дело! — не унимался Цвоттель. — Пока я буду ходить по лесу, ты должен варить суп. Огромный котел супа, густого, ароматного, горячего и душистого. Согласен, гном?
— Конечно! — засмеялся Хёрбе.
У СТАРИНЫ ЦИМПРИХА
В эту ночь Хёрбе не мог заснуть.
Леший, наевшись супу до отвала, уже давно мирно похрапывал в своем углу. Для него жизнь опять наладилась. A гном Хёрбе был озабочен.
«Что делать? — думал он. — Зимних запасов нам на двоих ни за что не хватит. Вот если бы я был один…»
Но он быстро отогнал эту глупую мысль.
А вместо нее в голову пришла мысль о Старине Цимприхе. И она была не такой уж глупой.
Утром, сразу после завтрака, Цвоттель побежал в лес собирать ягоды, грибы и орехи, прихватив с собой мешок и горшочек с ручкой.
А Хёрбе отправился к Старине Цимприху.
Цимприх сидел в своей мастерской и лепил из глины большой суповой горшок. Бороду, чтобы не мешала, он закинул за плечо.
— Добро пожаловать, сосед, — сказал Старина Цимприх, — гы пришел как раз к чаю.
Он остановил гончарный круг, вымыл в железном тазу руки, расправил бороду и позвал гнома в дом. В прихожей Хёрбе снял башмаки и вошел в комнату в носках. Плишке не было дома. Он работал в лесу. Хёрбе уселся на его место у окна.
Старина Цимприх вскипятил чай, разлил его по чашкам и уселся в удобное кресло-качалку.
— Кажется, я догадываюсь, почему ты пришел ко мне, — сказал он, прихлебывая горячий чай.
Он внимательно выслушал Хёрбе, потеребил бороду и сказал:
— Я так и думал, что вам на двоих не хватит припасов. Ну, ничего, не унывай. Постараемся помочь тебе перезимовать.
— Мне одному? А Цвоттелю?
— Зимой твоему Цвоттелю наша помощь не понадобится. У леших в холодное время наступает спячка.
— Ты уверен, Старина Цимприх? — засомневался Хёрбе.
— Точно, — успокоил его Цимприх. — Так что положись на соседей, Хёрбе, и не горюй. Завтра я со всеми переговорю.
ПОЧТИ ЛЕТНИЙ ДЕНЕК
Пока Хёрбе обсуждал со Стариной Цимприхом свои дела, леший рыскал по лесу. Он собирал ягоды и орехи, приговаривая:
— Лешие берут только лучшее. Лучше леших никто не собирает.
Был конец октября. В это время в лесу не так уж и много ягод. Но зато те, что попадаются, спелые-преспелые, сладкие-пресладкие, вкусные-превкусные. Одну ягодку леший отправлял в рот, две клал в горшочек с ручкой. Буковые орешки он ссыпал в мешок. Скоро и горшок, и мешок были полным-полны. Но Цвоттель продолжал ходить по лесу.
— Что домой не унесешь, полагается съесть, — бормотав он и был, конечно, прав.
Три дня подряд Цвоттель собирал в лесу ягоды. На четвертый он оказался у Большого камня. Сколько здесь было< ежевики! И какая она сочная! И какая сладкая! И какая черная! Даже сизая.
Цвоттель ел, ел, ел, пока хватило сил. Наконец он привалился к Большому камню и вздохнул:
— Кажется, больше не влезает. Жалко! Может, отдохнуть немного?
Он улегся на мягкий мох. Светило солнышко. Лешему было тепло снаружи и внутри: сытый живот всегда приятно греет.
— Почти летний денек! — пробормотал Цвоттель и закрыл глаза. Солнечные лучи согревали его, будто пуховое одеяло. Приятная истома бродила по всему телу — от головы до хвоста. Леший глубоко вздохнул и уснул крепким, спокойным сном…
Ему приснилась огромная, с арбуз, ежевичина. Он хотел ее сорвать, полез в самые колючки, но ежевичина вдруг превратилась в малинину. Но стоило до нее дотронуться, как ежевичина-малинина превратилась в горячее малиновое солнце. А уж до солнца не так просто дотянуться. Цвоттель подпрыгнул, но достать до высокого неба не смог. Он прыгал и прыгал. Все выше и выше. Вот уж почти дотянулся до малинового солнышка. Внезапно солнце закрыла громадная тень, и кто-то громко позвал его:
— Эй, Цвоттель! Соня ты, соня! Обед проспишь! Цвоттель мгновенно проснулся и, протирая глаза, уставился на склонившегося над ним дорожника Длинного Гинцеля.
— А, это ты! — сонно пробормотал леший.
— Я за тобой пришел, — сказал Длинный Гинцель. — Мы с Мёллером Печником приглашаем сегодня тебя к нам на обед.
— Меня? Одного? А как же Хёрбе?
— Не волнуйся, леший, — успокоил его Длинный Гинцель. — Хёрбе тоже приглашен, но у него дела…
— Ну, если так, то я согласен, — важно сказал Цвоттель, у которого в животе снова появилось немного места. Наверное, оттого, что он во сне слишком много прыгал. — А можно узнать, что у вас сегодня на обед? — осторожно спросил он, проворно вскакивая.
— Наша с Мёллером любимая еда — мясные фрикадельки в овощах, политые коричневым соусом, — улыбнулся Длинный Гинцель.
— Подходит! — согласился Цвоттель.
СЕЙЧАС ТЫ УДИВИШЬСЯ
С этого дня леший Цвоттель стал ходить в гости в каждый гномий дом по очереди. Это все придумал Старина Цимприх. Всю неделю, кроме воскресенья, гномы подкармливали ненасытного лешего. А в воскресенье они обедали вместе с Хёрбе дома.