Кончился октябрь. Следом, как обычно, наступил ноябрь. Буки, березы, клены и орешник сбросили последние листочки. И стояли под ветром совсем голые. Как-то, когда Цвоттель обедал у Шерстяного Пича и Пестрого Хоффмана, к Хёрбе заглянул Старина Цимприх.

— Ты не очень занят? — спросил он. — Мы хотим тебе кое-что показать.

Хёрбе только что пришил к зимнему пальто две пуговицы. Он отложил иголку и нитки и отправился следом за Стариной Цимприхом в глубь голого осеннего леса.

— Куда мы идем? — недоумевал он.

— Сейчас увидишь, — таинственно ухмыльнулся Старине Цимприх.

Они прошли сквозь увядшие коричневые заросли папоротника, продрались сквозь пожухлые стебли хвоща. И неожиданно услышали скрипучий кашель:

— Кхе-кхе-кхе, наконец-то! Я уж думал, что врасту в землю и пущу здесь корни.

Плишке, а это был, конечно, он, просунул голову между корнями дерева и загадочно улыбнулся:

— Кхе-кхе-кхе, спорим, дружище, что сейчас ты обомлеешь!

Среди корней притаилась крохотная хижина. Хёрбе раньше ее здесь не видел.

— Это всего-навсего землянка, — сказал Старина Цимприх. — Подвальчик, погреб, можно сказать.

— Кхе-кхе, — прокашлялся Плишке, — за такой короткий срок большего не выстроишь.

Хёрбе удивленно разглядывал погребок.

— Неужто вдвоем осилили? — спросил он.

— Нет, — ответил Старина Цимприх, — все двенадцать гномов старались.

— И зачем он это вам? — недоумевал Хёрбе.

— А ты загляни внутрь, — предложил Плишке.

Хёрбе приоткрыл дверцу и почувствовал приятный аромат. Пахло едой, как в кладовке. И верно! Погребок доверху был набит съестными припасами. Чего тут только не было! Мешки с мукой, корзинки с орехами и сушеными семенами. Отдельно стояли бутылки с кленовым сиропом и малиновым соком, горшки с медом и брусничным вареньем.

— Кхе-кхе, ну? — нетерпеливо теребил его Плишке. — Ну, здорово удивился?

— Это все твое, — широко развел руками Старина Цимприх. — Соседи позаботились, чтобы у тебя было кое-что на черный день. Нам это пустяки, а тебе зимой — подспорье.

— Кхе-кхе, только не говори ничего Цвоттелю, — предупредил Плишке. — Не то он до зимы все слопает.

От волнения Хёрбе вытащил большой носовой платок и громко высморкался.

— Клянусь моей большой шляпой, — промолвил он, — я не заслужил такого подарка. Спасибо вам, дорогие соседи. Кай же мне вас отблагодарить?

— Отблагодарить? — переспросил Старина Цимприх. — Нет ничего проще. Помоги нам, если, конечно, у тебя есть время.

— Я готов. Только чем я могу помочь? — обрадовался Хёрбе.

— Он еще спрашивает! — воскликнул Плишке. — Не можем же мы, кхе-кхе, оставить твою кладовку на виду. Ее же за версту видно.

Они натаскали хворосту и сухих веток, набросали их сверх так, что хижина скрылась под ними целиком.

— Кхе-кхе-кхе, не забудь, — напомнил ему на прощанье Плишке, — Цвоттелю ни слова!

И он погрозил Хёрбе пальцем.

Есть ли большее счастье, чем иметь преданных и надежных друзей? Есть ли большая радость, чем знать, что тебя никогда не оставят в беде?

Пусть приходит зима! Пусть нагрянет! Пускай длится и злится, сколько хочет! Теперь она не страшна!

Сегодня у Хёрбе и Цвоттеля на ужин тушеные в зеленом соусе лисички с лапшой. Вообще-то, гном собирался приберечь грибы к Новому году, но сегодняшнее событие следовало отпраздновать.

— Я и не догадывался, что лисички такие потрясающе вкусные, если их потушить! — рассуждал Цвоттель, зажмуривая глаза и причмокивая. — По правде говоря, я их всегда ел сырыми… Ой, что-то нос у меня чешется. Боюсь, это к перемене погоды.

Леший уже привык к вкусной и обильной еде. Он наелся до отвала и почти тут же заснул. Ночью он так жутко храпел, что Хёрбе пришлось поглубже натянуть свою шляпу.

Когда Хёрбе утром проснулся и сдвинул на затылок шляпу, он сквозь храп лешего услышал шум дождя. Капли беспрерывно барабанили по крыше. Шел нудный осенний дождь. За окном лились нескончаемые потоки воды. Струи дождя стекали с веток деревьев, заливали дорожки.

— Ничего, — бодро сказал Хёрбе. — Жизнь прекрасна всегда. Даже в самые дождливые дни.

Но Цвоттель был другого мнения.

— Лешие не любят дожди, — ворчал он. — Лешим холодно и мокро. Лешие в такие дни любят сидеть дома. Если, конечно, он у них есть.

— Что и говорить, — согласился Хёрбе. — Дождь не самое приятное из того, что бывает на свете. Но когда в доме горячая печка, а на ногах теплые шерстяные носки, то несколько дней можно и потерпеть.

— Тебе хорошо рассуждать, — ворчал Цвоттель. — А каково мне топать по лесу под дождем?

— Но зачем тебе выходить из дому? Никто тебя не гонит, — удивился Хёрбе.

— Лешие крепко держат свое слово, — ответил Цвоттель. — Я должен сегодня пойти на обед к Сеффу Ворчуну и к трусишке Лойбнеру.

— Ничего ты не должен. Оставайся дома, — решительно запротестовал Хёрбе, — еда у нас есть.

— Нет, — покачал головой Цвоттель. — Они ждут меня.

Дождь шумел и шумел. Он лил без перерыва и час, и два, и три. Зарядил, должно быть, на неделю, а то и дольше. Леший с тоской смотрел в окошко.

— Никакой надежды, — печально сказал он. — Это, наверное, вечный дождь. Придется мокнуть.

Он вышел, понуро опустив голову. Хёрбе долго глядел ему вслед, прильнув к окну. Глядел до тех пор, пока леший не исчез в серой пелене дождя.

Осенний вечер наступил быстро. Вот уже и совсем стемнело в Ближнем лесу. Гном зажег лампу. Он ходил по комнате и без конца вглядывался в темноту за окном. Цвоттель все не возвращался с обеда. Хоть бы с ним ничего не случилось!

Наконец, когда Хёрбе уж совсем извелся от ожидания, вернулся Цвоттель, до нитки промокший и угрюмый.

— Ну и погодка, леший ее побери! — ругался он. — Впрочем, лешим такая погода тоже ни к чему.

Он встряхнулся, как собака. Холодные брызги полетели во все стороны.

— Эй! — рассердился Хёрбе. — Мог бы это проделать за дверью!

— Конечно, — проворчал Цвоттель, — но тогда бы ты не увидел, как я промок. Я только хотел тебе показать, какой я мокрый. Хорошо рассуждать тому, у кого есть большая шляпа!

— При чем здесь шляпа? — не понял Хёрбе.

— А при том! — раздраженно ответил леший. — И Сефф Ворчун то же самое говорит.

— Что же, интересно, говорит Сефф Ворчун?

— Что-что… Постыдился бы тот, кто выгоняет друга из дому в такую погоду. Да еще без шляпы!

— Ах, вот как! — возмутился Хёрбе. — Да я тебя не прогонял, а, наоборот, уговаривал остаться!

Леший угрюмо посмотрел на Хёрбе и проворчал:

— А я должен был идти! Даже в такую гнусную погоду. Но ты бы мог, по крайней мере, одолжить мне свою шляпу, чтобы я не мок под дождем.

— Но ты же знаешь, леший, что я никогда не снимаю свою шляпу. Даже на ночь, — оправдывался Хёрбе.

— Вот и выходит, что дурацкая шляпа тебе дороже лучшего друга! — злорадно выкрикнул Цвоттель.

Слово за слово, ссора разгорелась вовсю. Леший кричал. Гном не уступал ему. В довершение ко всему, подгорел суп, про который Хёрбе в пылу ссоры совершенно забыл.

— И это называется суп! — скривился Цвоттель. — Ну, конечно, лешему можно подсунуть любую гадость. Подумаешь, какой-то леший, ему все сгодится!

— Хватит с меня! — крикнул Хёрбе и в сердцах швырнул ложку. — Кому не нравится у меня, тот может… — Он тут же спохватился и прикусил язычок, но леший сам за него докончил:

— Тот может убираться, верно? Да я хоть сейчас! Вот соберусь, вот поплетусь под дождем, вот вымокну, вот простужусь… Ой-ой-ой, несчастный я леший, бездомный, больной… ой-ой-ой… — И он заплакал от злости, обиды и жалости к себе. — Ой-ой-ой, — всхлипывал он. — Лешему хочется спать, а его гонят из дому. Ой-ой-ой, лучше бы лешему заснуть навечно. Если бы леший мог, он никогда бы не просыпался…

И он действительно заснул, всхлипывая и вздрагивая вй сне.

А гном еще долго не мог уснуть. Дом стонал и сотрясался под струями дождя. Хёрбе представил себе, что он опять один.

С утра до вечера. И с вечера до утра. Всю ненастную холодную осень. Всю зиму. Всю весну и все лето. Нет, глупо ссориться из-за шляпы! Надо бы как-то уладить это дело. И вдруг он сообразил! Как же раньше не догадался? Ничего нет проще…

Утром леший ходил понурый и притихший. Вчерашняя ссора его словно камнем придавила.

— Знаешь что, — сказал Хёрбе примирительно, — я тут подумал о шляпе…

— Не надо, Хёрбе, — леший печально покачал головой. — Это я виноват. Я вел себя глупо. И от этого мне грустно. Так грустно, так грустно, что хочется плакать.

— Не надо, — испуганно замахал руками гном. — А то и мне не останется ничего другого, как зареветь вместе с тобой. Но я, кажется, придумал кое-что получше. Смотри!