Многие пытались разнять дерущихся, но тщетно. А уж старик тролль со старухой троллихой, что жили в пещере в Высокой горе, такого страху натерпелись! Они были привычны к шуму и грохоту — горные ветры частенько вступали в противоборство над их домом, — но подобного ещё не видывали. Старик молил, чтобы драчуны пощадили его гору, но те так распалились, что ничего не слышали и не видели. Они дрались день и другой — без передышки. Ни один не мог взять верх, и ни один не желал сдаваться. Неизвестно, сколько бы продолжалась эта драка, но тут появился наш приятель, Вилл-Пастух. Он-то нашёл способ их утихомирить!

Вилл поспешил к Белобородому деду со Снежной горы и нашептал ему что-то на ухо. Старик кивнул, и Вилл вернулся назад с большим мешком под мышкой. Это был самый большой волшебный мешок Белобородого деда, который он открывал лишь раз в сто лет. Там хранились миллионы миллионов снежинок. Вернувшись на Высокую гору, Вилл развязал мешок. Снежинки радостно пустились в бешеный пляс. Они летели прямо в глаза Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, которые продолжали колошматить друг друга. Сотни сотен и тысячи тысяч снежинок… Вскоре глаза драчунам залепило снегом. Они совсем ослепли, и пришлось им прекратить драку. В раже тролли не заметили, сколько народу собралось вокруг. А когда выбрались из снежного облака и огляделись, то поджали хвосты. Поняли Клампе-Лампе и Трампе-Рампе, что сами себя осрамили и им нечего больше рассчитывать на уважение троллей. Не сказав ни слова, пустились они наутёк, так что только пятки засверкали.

Длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе

А старик и старуха с Высокой горы подошли к Виллу-Пастуху и пожали ему руку, благодаря за помощь.

— У тебя, малыш Вилл, — сказали они, — больше ума, чем у любого тролля, хоть весь наш край обыщи с севера на юг и с востока на запад. Ты спас нас от стольких напастей, так что ты, конечно, лучше всех можешь одолеть любую беду.

— Ты можешь одолеть любую беду… — пронеслось в толпе.

А ведь именно это сказала посланцам Угель-Гугель, самая мудрая в подлунном мире! «Королём и хозяином Семимильной горы, правителем всех троллей, гномов и эльфов станет тот, кто способен одолеть любую беду» — вот её слова.

Тролли всё точно подсчитали — в самом деле, прошло ровно семь дней с тех пор, как они побывали в избушке Угель-Гугель!

И снова поднялся шум и гомон на Высокой горе. Но теперь от радости. Маленького Вилла-Пастуха подхватили на руки, и длинная вереница поющих и приплясывающих троллей устремилась к Семимильной горе. Там Вилла торжественно усадили на трон, и тысячи троллей принялись выкрикивать имя нового короля так, что оно разносилось над горами и долинами, над лесами и озёрами.

Так Вилл-Пастух стал повелителем троллей. Он жил долго и счастливо, и все говорили о нём с гордостью: «Наш король может одолеть любую беду».

Эту сказку я услышал вечером Иванова дня, когда солнце сверкало, как золотая корона, на остром греб-не Высокой горы. Водопад Булсери-Була и поныне

срывается со склона и омывает валун, который в ярости швырнул когда-то Друлсери-Друл. А река, русло которой вырыли тролли, по-прежнему течёт к морю. И сегодня можно увидеть вмятину на склоне Горбатой горы и огромный камень, который пробил её. И по сей день ни кустика не растёт на пожарище — там, где Клампе-Лампе спалил лес, а на вершине Высокой горы лежит снег, что высыпался из мешка Белобородого деда, и снег этот никогда не тает.

Анна Валенберг

По просёлочной дороге ехал верхом молодой крестьянин Петер Ларс. Он направлялся в город купить себе новый костюм, чтобы вечером выглядеть молодцом: ведь сегодня он отправится свататься.

У него было отличное настроение: он был уверен, что не получит отказа — какой бы гордой и богатой ни была Лиза, она всё же удостоила его, самого бедного из своих ухажёров, пары тёплых взглядов. И недаром же её сват пригласил их с отцом прийти в дом её родителей ровно в шесть часов и изложить своё намерение.

Путь Петера Ларса лежал полями, а потом через большой Дремучий лес. Наконец он выехал на луг — и тут заметил, что кто-то шевелится в канаве. Подъехав поближе, он увидел, что там копошится какая-то странная женщина.

Она подняла голову и уставилась на всадника. Ни разу в жизни не видел Петер Ларс такой уродины! Чёрные, как горошины перца, глаза были почти скрыты под свисающими на лицо космами. Нос — как морковка, а губы — словно две подгорелые лепёшки.

— Не окажешь ли ты мне услугу? — обратилась она к путнику. — А я тебе заплачу за труды.

— Чего тебе надо? — спросил Петер Ларс.

«Не окажешь ли ты мне услугу? — обратилась она к путнику. — А я тебе заплачу за труды»

Оказалось вот чего. Бродила она по лесу и повредила ногу. Хотела было отправиться в соседний лес за целебным средством, но сама и ступить не может: упала, да так вот и осталась лежать в канаве. А в соседнем лесу, как раз там, где тропинка поднимается на пригорок, растут прямо у дороги семь сосен, и если собрать по кусочку смолы с каждой и приложить к больному месту — всё разом пройдёт. Вот бы кто помог ей и принёс эту самую смолу! А за хлопоты она, конечно, отблагодарит, как полагается. Но уже пяти путникам дала она по золотому, чтобы те оказали ей услугу, да только они денежки в городе прокутили, а домой вернулись в объезд, так что она их больше не видела, хоть и лежит в этой канаве с раннего утра.

Женщина показала Петеру Ларсу блестящую золотую монетку — он получит её, если принесёт смолу.

Петер Ларс отпрянул.

— Откуда у тебя, такой уродины, столько золотых монет? — удивился он.

— Ах, как мне больно! — запричитала женщина и потерла больную ногу. — Как ужасно больно! А по лесу бродит в тревоге моя мать и кличет меня. Вот, слышишь?

— Нет, ничего я не слышу, — отвечал Петер Ларс. Тогда женщина ухватилась за поводья, поднялась и приложила ладонь к его уху. И он услыхал, как кто-то поёт в лесу:

Тут Петер Ларс рассмеялся: уж больно эти красивые слова не подходили для уродицы, стоявшей перед ним.

— Тоже мне золотце! — усмехнулся он.

Женщина разжала руки и плюхнулась обратно в канаву. Но головы не опустила, и черные горошинки ее глаз по-прежнему пылали.

— Ты смеёшься, как и те другие, — прошипела она. — Как я тебя ненавижу! И всё же ты получишь деньги — столько, сколько пожелаешь, — только принеси мне кусочки той смолы.

И она позвенела перед юношей целой пригоршней золотых монет.

Петер Ларс не сводил с неё глаз. А потом вдруг ударил её по руке так, что монеты упали в канаву.

— Нет уж, спасибо! — воскликнул он. — Теперь-то я вижу, что ты колдунья, а с нечистой силой я дел иметь не желаю!

Он щёлкнул кнутом и поскакал дальше. Купил себе в городе отличный пиджак и отправился в обратный путь. Но, подъехав к пригорку, о котором говорила женщина, не удержался и осмотрелся вокруг, ища те самые сосны. Они и впрямь стояли в ряд вдоль дороги и тихонько шумели. И в тот же миг он услыхал вдали знакомую песню:

Петер Ларс посмотрел на стволы сосен, ища взглядом ту самую смолу. Но не так-то легко оказалось её найти: дело-то было осенью, смеркалось рано, так что разглядеть ее было трудно.

«Ну, нет, мне надо спешить, — подумал юноша, — а то, неровен час, опоздаю к Лизе, а это мне дорого обойдётся, ведь она такая гордая и обидчивая!» И он поскакал дальше.

Но, проехав немного, конь вдруг остановился и навострил уши, словно прислушиваясь. И снова послышалась песня:

«Ладно, я только быстренько соскребу смолу, а потом поскачу своей дорогой», — решил Петер Ларс и повернул назад. Но через минуту пожалел об этом.

«С ума я сошёл! — подумал он. — С чего мне заботиться о какой-то колдунье? Какое мне до неё дело?»

И он снова повернул коня к дому. Но вскоре тот вновь остановился, заслышав знакомую песню.

— Ну нет, это невыносимо! — сказал сам себе Петер Ларс. — Придётся всё же собрать проклятую смолу, а иначе не будет мне покоя, и песенка так и будет меня преследовать.

Он галопом поскакал назад к соснам, обыскал стволы и ветки и в конце концов нашёл маленькие комочки смолы на каждом из семи деревьев. Тем временем совсем стемнело, так что он припустил во весь опор по просёлочной дороге. Вот и то самое место, где ему повстречалась колдунья. А вот и она — так и сидит в канаве.