Пока Андрейка подтаскивал дрова, мальчишка проснулся и спросил:
— Ты тут?
— Тут, тут… Куда я подеваюсь…
— Ты думаешь?
— Думаю, думаю…
— Еще не надумал?
— Нет…
— А когда надумаешь?
— Скоро…
— Ты думай лучше, — приказал мальчишка. — А то мне надоело тут быть…
И опять заснул.
Солнце пошло к закату. Где-то на открытых полянах оно еще светило, а в чаще стало сумрачно и жутковато… И зловещая тишина стояла, даже листья перестали падать-шуршать, и все птицы куда-то попрятались. Только серый поползень выскочил откуда ни возьмись, серой мышью пробежал по стволу, пронзительно пискнул на весь лес: «Твуть! Твуть!» — и улетел… Может, подавал знак другим зверям… Андрейка запустил ему вслед палкой: не приманивай кого не нужно.
Мальчишка посапывал, а Андрейка похаживал с рогом на плече, как все равно первобытный человек. Интересно: первобытные люди пользовались лосиными рогами вместо дубинок или нет? Наверное, пользовались, если каменный топор сломался или не было его совсем. Подходящее оружие — тяжелое, крепкое. С ним Андрейка чувствовал себя куда спокойней…
Нужно еще сходить глянуть, цело ли прошлогоднее сено, про которое говорил пастух, да натаскать его сюда побольше. Но это потом, когда мальчишка проснется, а то увидит, что Андрейки нет, и может испугаться, решив, что его бросили…
Нет от этих ребятишек никакого покою. Так и лезут везде — распустились. Обязательно ему понадобилось в этом месте голову просовывать, будто других никаких мест нет…
Лосиный рев раздался совсем близко, чуть не над ухом.
Оглянулся Андрейка, а лось — вот он: выставил из кустов рогатую горбоносую голову, будто чудовище какое, но Андрейку не замечает…
Голова — с комод, рога срослись корытом, черная борода свисла, жесткая грива на шее встала дыбом, а глазки маленькие, бледные, подслеповатые: Андрейку и не видит…
Потом лось на длинных и прямых, как ходули, ножищах, в светлых чулках, сделал несколько шагов — прямо к мальчишке: того и гляди, наступит своим копытом!
Андрейкиным волосам и спине стало холодно, но никакого испуга Андрейка больше не чувствовал — куда-то делся весь испуг…
Он сжал рог в руке, выскочил из-за дерева и, топая ногами, чтобы нагнать на лося побольше страха, заорал хриплым голосом, как пастух дядя Коля Копейкин на своих коров:
— Куд-да пошел, длиннорогий! Ат-ты черт непутнай! Ят-тебя!
Лось, даже не глянув, кто кричит, рванул в лес и скрылся с глаз… Только вдалеке протрещало и стихло: будто его и не было.
Чтобы окончательно запугать лося, а заодно и себе смелости подбавить, Андрейка загоготал таким басовитым и хриплым голосом, что лось мог подумать, будто это не человек даже, а какой-нибудь леший гогочет:
— Эхе-хэ-хэ-хэ!..
А со стороны стогов откликнулся кто-то, сразу видно, человек:
— Ау-у…
Приятно было услышать человеческий голос после всех зловещих лесных звуков!
Андрейка радостно позвал:
— Эй! Сюда! Сюда!
И побежал к мальчишке, который проснулся и хмуро спросил:
— Ты куда ушел?..
Голоса и крики послышались совсем близко. Мальчишка встрепенулся, задергался в кровати:
— Нашли меня! Это моя сестра Маринка кричит!
Надулся, покраснев от натуги, и звонко, так, что, наверное, в Макуревке было слышно, завопил:
— Маринка-а-а! Я т-ут! Вот я!
Со всех сторон повысыпало много народу: девка, такая же, как мальчишка, плотная, круглолицая, с темными, как вишни, глазами; парень в военной форме без погон — видать, демобилизованный; еще девка; пожилой дядька…
Они окружили мальчика, а тот кричал:
— Я тут! Я вот он! А я вот, а я вот! Я давно тут! Никак не вынусь!
Все радовались, а демобилизованный парень попробовал разжать прутья и спросил у Андрейки:
— Как он застрял?
— Я почем знаю… Я пришел, а он тут и был!.. — ответил Андрейка, беспокоясь, что могут заподозрить, будто это он засунул мальчишку головой в кровать…
— Что же ты его не высвободил?
— Поди высвободи, — усмехнулся Андрейка. — Думаешь, не пробовал? Он ни в какую сторону не пролазит. Голова, что ли, опухла…
Парень подошел к куче дров, заготовленных Андрейкой для ночевки, порылся в ней, вытащил толстое круглое полено, вставил над головой мальчишки между прутьями, налег, и прутья разошлись…
Андрейка почесал в затылке: вот так промах дал — не догадался рычаг применить! Да разве обо всем упомнишь с лосями этими? Мальчишка выдернул голову и сразу отскочил от кровати, точно опасаясь, что она его схватит. Потом принялся прыгать и скакать, как козленок, вертя головой во все стороны, будто пробуя, не разучился ли он ее поворачивать как хочет.
Все так радовались, что на Андрейку никто внимания не обращал, только демобилизованный парень спросил:
— Соображения не было — прутья разжать? Эх ты, Михей…
— Почему же, было, — ответил Андрейка. — Да я боялся — вдруг чего… Еще шея повредится… какая-то она у него тоненькая. Кабы он мой брат был, тогда конечно!.. А с чужим случись что — шуму не оберешься!
Чтобы избежать дальнейших расспросов, он надел курточку, прицепил за спину портфель, взял под мышку рог и пошел прямиком к дороге, на ходу доедая булочку, которую, к счастью, не успел слопать мальчишка.
Выйдя на шоссе, Андрейка наткнулся на группу макуревских баб, которые стрекотали наперебой, как сороки, а среди них махал руками дядя Коля Копейкин.
— Это ты все никак не дойдешь? — удивился дядя Коля, завидев Андрейку. — Ну, много там лосей разогнал?
— С нас хватит… — независимо ответил Андрейка и показал рог: — У одного вот сломил…
Но бабы рогом не заинтересовались, а одна спросила:
— У нас тут мальчонка Алешка Пеньков пропал, не встренул его?
— Нашелся ваш Алешка! — сообщил Андрейка. — Он там недалеко находился…
— Ты, что ль, нашел?
Растолковывать бабам, почему да как не догадался он разжать кроватные прутья, Андрейка не захотел и сразу перевел разговор на другое:
— Некогда мне ваших мальчишек искать… Тут не до них было, когда я на дереве от лосей просидел… Рассвирепели — в лес нельзя показаться!
— Это как так?
— Да вот… Я от одного залез на дерево, а он и давай долбать рогами, насилу на суку удержался. Хорошо, что молоко было в сумке и булочка, поел… Даже вот этот рог сломал — до чего злой! Потом убежал, новый рог отращивать, а я слез, иду вот…
Дядя Коля, понимающий в лосях, осмотрел рог, пощупал гладенький конец и подмигнул Андрейке. Но разоблачать не стал, только спросил:
— А чего же хвастал: мол, они меня знають, не тронуть?
— Так то — чужой! — вывернулся Андрейка. — Своих я всех знаю, а этот — забеглый…
Баба сказала:
— Чем на деревах рассиживаться, ты бы Алешку искал! Щеголял бы нынче при часах, как жаних! Алешкин отец сулился: кто, грит, найдет, тому прямо вот сымаю с руки и отдаю! Часы у него модные — без цифров, одни черточки…
Андрейка посмотрел себе на руку, вздохнул и грубо ответил:
— На кой они мне нужны! Буду я еще с часами связываться! Заводи их то и дело, да следи, чтоб не отстали! У нас и так этих часов — навалом: и у отца, и у матери, и на стенке, и на столе… Прямо деться некуда от разных часов… Как начнут тикать, спать не дают! Где ж мне было Алешек ваших искать, если я на суку сидел? Посидели бы сами, так узнали. Сук вот-вот обломится, а лось рогами: бух! бух! Тут не до часов было…
И Андрейка, положив рог на плечо, пошел дальше, придумывая к своей истории дополнительные подробности, раз уж нечего было рассказать что-нибудь поинтереснее…
АНДРЕЙКА И ЛОДЫРЬ РОМАШКА
Знай Андрейка, каким хитрым лентяем окажется его ученик Ромашка, ни за что не стал бы с ним связываться! Хотя в конце концов все обернулось к лучшему и даже усилило Андрейкин авторитет среди родни и знакомых.
Да и как откажешься, если Андрейке почти целую неделю пришлось жить в доме у Ромашкиной бабки — Марьмитревны.
Мать с отцом были вызваны телеграммой к заболевшей тетке, а остаться дома за хозяина они Андрейке не доверили, хоть он убеждал, что ничуть не хуже может топить печь, посыпать курам, стряпать поросенку и себе, — словом, к их приезду хозяйство приведет в такой порядок, что только ахнут! Ведь не один будет хозяйничать: Алеха с Моськой помогут и Читака придет — чего-нибудь посоветует… Причем без малейшего вреда для школьной успеваемости, которая от самостоятельной жизни, пожалуй, даже улучшится.
Однако отец с матерью не послушались… дом закрыли на замок, кур поселили у соседей, поросенка отвели к дяде Мише, кошка никуда не захотела переезжать и осталась жить сама по себе, Андрейку поставили на квартиру к знакомой Марьмитревне — в Тюковке, где школа.