ПОТОЛОК, РАВНЫЙ ПОЛУ

Слабый синоним прекрасному лишь тогда, когда речь идет о прекрасном слабом поле. Но в большинстве случаев слабый и прекрасный — враги. Или, как их принято называть, антонимы (прекрасные стихи — слабые стихи).

Но жизнь слов сложнее, чем кажется на первый взгляд, и синоним может обернуться антонимом. Допустим, синоним слова профессия — ремесло. А профессионал и ремесленник? Нетрудно ответить на этот вопрос.

Антонимы многому учат нас. Антонимы предупреждают:

— Не заводите дорогой обстановки, чтоб на ее фоне не выглядеть слишком дешево!

— Не употребляйте дешевых фраз, это вам обойдется слишком дорого!

Но иногда противоположность чисто внешняя и антонимы не такие уж антонимы, как может показаться на первый взгляд.

К примеру, пол и потолок. В любом многоэтажном доме верхние соседи ходят, в сущности, по потолку нижних. И в жизни так бывает: какого б ты ни достиг потолка, всегда твой потолок может оказаться чьим-нибудь полом.

Так обычно бывает в жизни. Так бывает в многоэтажных домах. И так же бывает в прекрасной (но не слабой!) науке этимологии.

Потому что потолок, как утверждает этимология, буквально означает: равный полу. Равный — какого бы он ни достиг потолка!

Для потолка это не беда. Та же этимология утверждает, что без беды не бывает победы. Потому что слово победа происходит от слова беда. Сначала беда, а потом, после нее, по беде, как результат ее преодоления — победа.

Различие бывает таким же внешним, как и сходство. Знакомство с голландским сыром еще не дает права судить о голландской живописи. И даже — как ни странно — о голландской породе коров.

Грустно сознавать, что дважда два всегда будет четыре и действие всегда будет равно противодействию, а наречие «по-прежнему» сегодня может писаться через черточку, а завтра слитно, как писалось уже не раз. Есть в этом какая-то непрочность, зыблемость нашей науки.

И разве можно иметь твердую уверенность, что нужно писать не иначе, а именно так? Мы требуем писать так, мы снижаем отметки за малейшее отклонение, но уверенности, твердого убеждения у нас нет. Можно ли посвятить свою жизнь тому, что не является твоим убеждением?

Не случайно к грамматике в школе относятся не так, как к физике и математике, а как к бессмысленному и необязательному ярму. Точнее, обязательному, но только для аттестата.

В эти минуты неуверенности в любимом предмете обращаешься памятью к великим именам. Например, вспоминаешь, как в течение многих лет шла борьба за реформу русской орфографии, как понадобилась революция для проведения в жизнь этой реформы, и, конечно, новая орфография — ценой таких усилий! — была не для того принята, чтобы какой-то лодырь ее нарушал.

У реформы — в те еще, дореволюционные времена, — было немало противников. Придворный публицист, славянофил и генерал-лейтенант А. А. Киреев считал, что можно, не прибегая к реформе, повысить грамотность в учебных заведениях. Для этого нужно совсем не много: ЗАПРЕТИТЬ УЧИТЕЛЯМ ВЫСТАВЛЯТЬ БАЛЛЫ НИЖЕ ТРЕХ.

«Неужели генерал-лейтенант был прав?» — усомнится учитель в минуту душевной слабости. Но тут же перед ним возникает образ честного и бескомпромиссного рыцаря филологии, отважного борца за орфографическую реформу, и, отбросив колебания, учитель скажет себе: нет, Александр Алексеевич Киреев не прав, прав Алексей Александрович Шахматов.

Такие мысли возвращают уверенность, и опять чувствуешь себя надежно за могучими спинами титанов лингвистической науки.

«…Я купил за 50 санскритских слов и за три готских слова — 60 исландских. За 40 персидских слов и 8 арабских — 50 финских и литовских… за 257 древнегерманских слов — 60 редких готских слов».

Такова была «коммерческая» деятельность тринадцатилетнего Алексея Шахматова в стенах Московской гимназии. Поскольку в гимназии таких слов не водится, обмен производили через гимназистов с их родителями и родственниками, давным-давно окончившими университет.

Среди своих солидных партнеров мальчик Шахматов — личность известная и уважаемая. Да, собственно, он и не новичок в науке. Десяти лет от роду он уже был автором двух солидных трудов:

1. «Книга I. До Ярослава I. Русская Старина. 23 апреля 1874. Составил Ал. Алексан. Шахматов», 175 страниц.

2. «Русская Старина. Ч. II — от Ярослава Мудрого до Всеволода III и ч. III — от Георгия и татар до Василия Дмитриевича и Вас. Темного. Лето 1874», 178 страниц.

Это было начало того пути, в конце которого академик Никольский скажет:

«Если бы в наше время продолжались старинные погодные записи, которыми с таким увлечением занимался Алексей Александрович, то летописец без колебания и преувеличения был бы вправе отметить его кончину словами: «такового не бысть на Руси преже, и по нем не вем, будет ли таков» (Никон. Летопись, под 1089 годом)».

А пока гимназист Шахматов устанавливает научные связи с родителями своих соучеников. Отец гимназиста Прогульбицкого торговал у него слова, примечания к ним и сочинение «Взгляд на историю с филологической точки зрения» за шесть рублей. Но разве за деньги можно продать слова, тем более — взгляд на историю? Юный коммерсант предложил ему свое сочинение бесплатно.

Отец Прогульбицкий на это не согласился, он хотел приобрести не только сочинение, но и авторские права. Пока он торговался, накидывая по рублю, Алексей Шахматов составил филологические теоремы, которые он доказывал алгеброй.

Целый год вел осаду отец Прогульбицкий, подсылал своих лазутчиков и парламентеров, а потом согласился переписать сочинение даром. И не только переписал — опубликовал его в иностранном журнале под своим (правда, вымышленным) именем.

Кто мог этого ожидать? Ведь они же обменивались словами, только словами: за 50 санскритских — 60 исландских, за 40 персидских — 50 финских… И вдруг — профессор Мюллер говорит:

— Молодой человек, все эти теоремы вы переписали из иностранного журнала.

Мальчик отвечал с достоинством истинного ученого:

— Милостивый государь! Я начинающий, я начал изучение языков с пяти персидских слов, найденных мною в грамматике Востокова, а теперь у меня одних санскритских слов пять тысяч…

В сущности, если разделить представителей любой науки на две части, они разделятся на Шахматовых и отцов прогульбицких. И пока первые беспечно обмениваются словами, вторые начеку и каждое слово у них имеет реальную стоимость.

Что было бы с нашим развитием, с нашей общественностью, с нашей промышленностью, наконец, если б не Карамзин? Все эти слова — его изобретение.

А наша будущность? Ведь и это слово идет от Карамзина. Да, не много найдется писателей, оказавших такое влияние на развитие русского языка, — недаром ему принадлежат слова влияние и развитие.

Словотворчество — занятие, доступное всем, но как дать жизнь придуманному слову? Как добиться его принятия, приживления в живом языке? Это не удавалось даже такому знатоку живого русского языка, как Даль: сконструированные им на манер живых слова так и не ожили, навсегда остались на бумаге.

Повезло историку Погодину: придуманное им слово свистопляска внезапно прижилось в русском языке. Слово, что и говорить, выразительное: так и представляешь себе эту банду, с дикой пляской освистывающую нечто святое, благородное, прогрессивное… Но дело-то в том, что реакционный историк Погодин адресовал это слово прогрессивному «Современнику». Возможно, натолкнул его на это сатирический отдел «Современника» — «Свисток». От этого «Свистка», возможно, и пошла придуманная Погодиным свистопляска, которую впоследствии охотно употребляли прогрессивные авторы для характеристики всевозможных реакционных действий.

Однако авторство Погодина, удостоверенное Писаревым («Раздражение г. Погодина, выразившееся… в изобретении слова «свистопляска»…»), опровергается словарем Даля. Оказывается, слово это давно существует в вятских говорах и уходит своей историей в XIV век. Именно в этом веке вятичи убили пришедших им на помощь устюжан, ошибочно приняв их за неприятелей, и тризна по убитым — свистопляска — с того времени стала традиционной. В этот день свищут в глиняные дудочки, — так объясняет происхождение слова Даль.

Возможно, историк Погодин знал историю вятичей и устюжан, а, возможно, придуманное им слово просто совпало со словом вятского говора. Тем не менее имя его связано с введением в русский язык нового слова. Оказать новое слово в буквальном смысле нисколько не легче, чем в переносном (то есть, сделать какое-нибудь открытие).

Были, к примеру, у нас и недотепы, и растяпы, но их неудачи часто объяснялись невезением, стечением обстоятельств, а также тем или иным свойством характера. Щедрин указал на истинную причину, заменив невразумительные приставки полнозначным словом голова.