И, счастливо улыбаясь, закрыла глаза.
* * *Пока царевна спит и видит сны, мы не можем умолчать о событии, которое случилось в ту ночь на базаре.
Возле лавки горшечника стоял огромный горшок с узким горлом. Из горшка доносились хриплые вопли. На почтительном расстоянии от него теснились люди.
— …Я полагаю, — рассудительно говорил кузнец, — что джина, сидящего в горшке, вернее всего погубить, насыпав внутрь раскаленные угли.
Горшок ответил воплем:
— Я не джин! Я не джин! Вам говорят!
Ночные зеваки молчали. Кто-то сказал:
— Угли — это хорошо для барашка. А на джина лучше всего вылить кипящую смолу.
Горшок завопил:
— Я не джин! Я сын главного везиря!
На это базар ответил дружным смехом.
Крошечный старичок захихикал.
— Какой хитрый джин!.. Зачем сыну везиря забираться в горшок?
Горшок ответил воплем.
Послышались крики:
— Дорогу султану!.. Дорогу великому султану!..
Толпа расступилась. Вошли стражники с факелами. И вслед за ними въехали на конях сам великий султан и везирь.
Бу-Али Симджур неспешно сошел с коня, приблизился к горшку и спросил у зевак:
— Итак, сидящий в горшке утверждает, что он мой сын?
— Да-а… — отозвалась хором толпа.
Везирь постучал по горшку серебряным посохом.
— Эй! Кто там?
Горшок молчал. Бу-Али Симджур осторожно заглянул в горшок, увидел сына, хватил посохом по горшку. Горшок разбился, и все увидели дрожащего Мубарака.
Толпа ахнула. Везирь затопал ногами и завопил:
— Разогнать всех!
Стражники ринулись на толпу. Все бросились кто куда.
Бу-Али Симджур спросил сына:
— Зачем ты залез в горшок?
— Я не залезал, — сказал Мубарак.
— Подлый лжец! — завопил везирь. — Все видели, что ты там сидел!
Но тут с коня заговорил сам великий султан:
— Залез он или не залез — нас это уже не интересует. Если ему больше нравится горшок, чем половина царства и рука моей дочери, пусть лазает по горшкам!
И повернулся к Мустафе, державшему султанского коня под уздцы.
— Да возвестят в Багдаде! Отныне сын везиря и наша дочь больше не муж и не жена!
— Как?! — вскричал везирь, ударив посохом по земле. — Султан берет свое слово обратно?!
— Вон! — завопил султан. — У меня нет больше везиря! Мой везирь — вот, Мустафа!
Мустафа в восторге выхватил из рук Бу-Али Симджура серебряный посох, пнул везиря ногой, взобрался на его коня и заорал:
— Знайте все! Отныне Мубарак и царевна Будур не муж и не жена! А везирь не везирь!
Султан, Мустафа и стражники с факелами удалились, оставив Бу-Али Симджура и его сына возле разбитого горшка.
Бывший везирь подумал, подумал и сказал Мубараку:
— Ты мне больше не сын!
— А как же полцарства?.. — растерянно пробормотал Мубарак.
Бу-Али Симджур молча пошел прочь.
Мубарак жалким голосом крикнул:
— А как же я?..
Бу-Али Симджур обернулся.
— Уходи в город Бельбейс, там есть две цирюльни!
И скрылся меж лавок.
* * *Луна укатилась к влюбленным другой части Земли, и звезды шире раскрыли свои золотые глаза. Багдад угомонился и спал. В ночи перекликались ослы.
Лишь два старых мастера все еще работали на недостроенном минарете.
Да Зубейда в своей комнатке при колеблющемся огоньке светильника пряла на деревянной прялке. И рядом Аладдин соскабливал ножом след сапога с картинки сказочного дворца.
Потом он вызвал из лампы джина.
— Ты не очень устал?
— Джины не устают, — сказал джин.
— Ты можешь сделать точно такой же дворец?
Джин бросил взгляд на картинку.
— Могу…
Зубейда сказала:
— Все равно козу я туда не поведу!
И вышла во дворик, хлопнув дверью.
Джин сказал:
— Позволь взглянуть еще раз…
Протянул огромные пальцы к книге, и его взор заскользил по дворцовым башенкам, стрельчатым окнам и кружевным воротам.
— А как его сделать внутри? — спросил джин.
Мы не знаем, что ответил Аладдин. Но свидетельствуем: когда Зубейда вернулась в комнатку, огонек светильника качнулся от дуновения ветра, и в комнате не было ни сына, ни его джина, ни его книги, ни его лампы.
А Аладдин в это время уже взбирался по лесенке на недостроенный минарет.
— Да сопутствуют вам удача и счастье! — сказал он, добравшись наверх.
— И тебе, — хмуро сказали мастера, продолжая класть свои изразцы.
— Я пришел за советом.
Мастера вытерли руки и сели, ожидая, что он скажет.
— Я хочу построить дворец! Вот такой!
Аладдин раскрыл книжку. Мастера даже не взглянули на рисунок.
— А где твой джин? — спросил Абу-Яхья. — Почему ты спрашиваешь у нас, а не у него?
— Он тут, — сказал Аладдин и потер лампу.
Рядом с минаретом вырос джин. Его голова оказалась чуть выше, и он осторожно облокотился на недостроенную верхушку. Мастера с отвращением отодвинулись подальше от джина.
Джин вежливо сказал:
— Почтенные мастера! Мне известно, как сделать сказочный дворец снаружи, но неизвестно, как его сделать внутри.
Абу-Наиб погладил свою рыжую бороду и поморщился.
— Попроси его, чтобы он разговаривал потише.
А Абу-Яхья добавил, не удостаивая джина взглядом:
— И еще спроси: он Когда-нибудь строил дворцы?
— Не строил, — сказал джин.
Мастера помолчали. Потом Абу-Яхья спросил Аладдина:
— У тебя есть чем записывать и на чем?
И опять за Аладдина ответил джин:
— Есть.
И в его огромных руках появилось несколько листов китайской бумаги, тростниковое перо и чернильница.
Однако мастера и на этот раз не взглянули на джина.
— Пиши! — сказал Аладдину Абу-Яхья. — Надо поставить дворец на самом твердом камне руух, чтобы дворец пережил тебя, твоих внуков и правнуков…
И джин стал записывать, как прилежный ученик.
* * *Царевна Будур безмятежно спала, положив голову на ладонь, когда перед нею возник Аладдин с лампой в руках. Услышав шорох, царевна открыла глаза и увидела Аладдина.
— Это ты? — едва слышно спросила она.
Аладдин улыбнулся.
— Уходи… — прошептала царевна.
— Почему?
— Потому что, когда я проснусь и тебя не окажется, это будет очень печально… Уходи из моего сна…
Аладдин послушно пошел к дверям.
— Нет, постой…
Царевна поднялась. Аладдин остановился. Царевна Будур взяла его за руку:
— Пусть этот сон будет и будет… Только бы не проснуться…
— Идем, — тихо сказал Аладдин.
Они вышли в сад, где стояли недвижные, будто заколдованные деревья. Царевна подняла голову — и ахнула.
В зыбком ночном свете перед нею возносились легкие очертания сказочного дворца. Его башни тянулись к звездам. Окна светились. Новый дворец стоял рядом со старым дворцом, и в то же время казалось, будто он ненастоящий, будто его нарисовал искусный мастер старинной миниатюры.
Царевна замерла, не сводя глаз с дворца.
— Я построил его для тебя… — сказал Аладдин.
И повел ее во дворец, и сказал:
— Двери твоего дворца будут всегда открыты, чтобы ты могла ходить в гости, а гости — к тебе. Вот зал для гостей!
Они вошли. Это был очень веселый зал. Стены были разрисованы сказками «Тысячи и одной ночи». А на коврах стояли всевозможные игры: и нарды, и шахматы, и игры, еще не известные никому.
Царевна подняла голову и вскрикнула от восторга.
Над нею был не просто потолок, а сказочный калейдоскоп. Он крутился, а на нем из углов сбегались и разбегались разноцветные камешки, складываясь во все новые и новые фигуры, которые никогда не повторялись. На это можно было смотреть без конца. Это было как музыка.
— Так и есть — сон… — прошептала царевна.
Аладдин повел ее дальше. Они очутились в комнате, где все стены были увешаны нарядными платьями. А на полу стояли туфельки всех цветов и фасонов, какие только можно было себе представить и пожелать.
Царевна подбежала к одному платью — потрогала, подбежала к другому — погладила.
— Ты знаешь, что такое зеркало? — спросил Аладдин.
— Нет…
— Значит, ты даже не знаешь, как ты красива?
Царевна смущенно помотала головой. Аладдин откинул занавес. И перед царевной открылось зеркало — первое зеркало на свете. До этого еще никто никогда в Багдаде не видел зеркал. Это зеркало было такой чистоты, что в нем отражался каждый вздох.
Царевна приблизилась к зеркалу. На нее смотрела сказочная красавица: она потупила глаза и стала виновато поправлять волосы.
— Это лучшая игрушка, какую я видела в жизни! — сказала царевна.