Как сумерки на природу легли, богатыри собрались, обмундирование подтянули, на дорожку присели и к перекачке выступили. Вот они к забору подошли, смотрят – поверху огни идут, а под ними звезды о пяти концах растопырились по всей ограде.

– А будто не знают, что звезды у нас теперь не в почете? – загадался Ерема. – Нешто такие отсталые в историческом смысле?

Афоня одну звезду пальцем ковырнул и говорит:

– Ровно детишки размалевались.

– Это пентаграммы, – объясняет Никитушка.

– Ась? – не вразумил Афоня.

– Пентаграммы, говорю. Тайные демонские знаки. От святого озера ими, видно, отгородились, страхуются.

– Ну, мы теперь им страховку поломаем, – говорит Ерема, – а то ведь так не пустят. Не рады нам небось.

– А чего им радоваться, – отвечает Афоня и забор плечом поддевает.

Одна плита обрушилась, а за ней фонари послетали сверху и потухли. И пошел Афоня вдоль ограды – забор валит, как кости домино, разве с шумом погромче. Круг сделал и с другой стороны появился, руки отряхает, с плеча пыль сбрасывает.

– Слабая у супостата страховка, – говорит. – Может, дальше посильнее? А не то скучно мне что-то, рука не раззуделась как следует.

– Ты погоди, – отвечает Ерема, – мы еще не начали даже.

Переступили они втроем через поломанный забор, а вокруг полутемь, фонари попадавшие все электричество во дворе обрубили, только окна в перекачке светятся и озаряют. А из этого озарения на богатырей супротивник выдвигается.

– Глядите-ка, – обрадовался Афоня, – мишки шерстолапые в портках, прямо цирк!

А правда, человечьего облика на них не видно, морды и лапы в шерстях, да остальное под одежей укрыто, не разобрать сразу. Голов около сотни. Слова не говорят, ворчат чего-то недружное и нераздельное, а в лапах у иных ружья автоматные – в богатырей нацеленные.

– Да не мишки это, – пригляделся Никитушка, – большие обезьяны. Верно, дрессированные, охраняют тут. А стрелять-то они умеют?

– Этого нам проверять вовсе не надо, – отвечает Ерема, – а не то ненароком в решето обратят.

– Так это снежные человеки! – вдруг прояснился попович. – Которые в лесу вокруг шарахались, от людей бегали. Вот они, выходит, откуда, из заморского государства прибыли.

– Да нам ведь это напополам, – говорит Ерема, совсем не удивимшись, – что снежные, что заморские. А посвисти-ка ты им колыбельную, Никитушка. Только нас не задень.

Попович вперед вышел и объявил шерстолапым ворчунам:

– Сейчас я вам спою, мишки-обезьянки, про усталые игрушки. А вы отойдите подальше, – богатырей просит, – не то оглохнете.

Афоня с Еремой отодвинулись в тень, уши руками заслонили, и Никитушка засвистел в свое удовольствие. Всех диких людей разом смело, и пальнуть не успели. Которого об стену перекачки сплющило, которого на крышу забросило, а остальных в стороны раскидало. Еще окна полопались да просыпались, и двери выбило. А попович свист оборвал и к богатырям повернулся:

– Путь, – говорит, – открыт.

Они из тени вышли, а Ерема спрашивает:

– Вроде и не сильно свистнул?

– В треть силы, – отвечает Никитушка.

Афоня вздохнул:

– Жалко мишек, хоть они и обезьяны. Забавные такие, в штанишках.

– Сейчас тебе другая забава будет, – отвечает Ерема и в сшибленную дверь первым идет.

Внутри перекачки они по всему здешнему обустройству прошлись, главную трубу пощупали, а трогать пока не стали. Везде пусто было, молчаливо, только вода в трубе гудит и плещет. А как на другой этаж поднялись, тут отыскалось главное помещение, в котором начальство здравствовало. Дверь Афоня опять плечом снял, всем составом вошли, интересуются сильно содержанием. А содержание в виде трех заморских богатырей на них недовольно взорами устремилось. Один за столом сидит, бритый налысо и с брезгливым рылом, два других, по бокам у него встамши, руки поперед себя на груди сложили. Который справа – со сплющенной головой и весь заросший, в кудерьках будто пуделиных, слева – из гномьего племени, ростом с горшок, а в лицевом фасаде вся генеральская спесь. Да все трое в перчаточных рукавицах и суконных мастерских фартуках, глядят основательно.

– Как понимать сие наглое вторжение? – говорит гном.

– А чего тут понимать, – отвечает ему Ерема, – собирайте свое имущество и дуйте отсюда скорее, потому как наглое вторжение – это вы. Не отдадим мы вам, господа заморские, наше святое озеро.

– Это сущая глупость, – заявляет гном, – и предрассудочная здешняя ментальность.

– Какая-никакая, а вся наша, – отвечает Ерема, – в богомольном озере вера наших отцов сохраняется в чистоте и глубине.

– Вы туземцы и не понимаете, что говорите. А за расправу с рабочими ответите тюрьмой.

– Обезьянки тут рабочие? – сразился Афоня. – Вот так презентация.

– Отчего это обезьянки? – говорит гном, недопонявши. – У нас люди культурные и просвещение знают, из дикости тонкой наукой изъяты. У вас же просвещения никакого и слабость сознания. Вы против нас мошкара дремучая.

– Желаете помериться силой? – спрашивает Ерема и тоже руки на груди складывает.

– Вон пошли, – пролаял тут сплющенный в кудерьках.

– Песиглавец, – таращится на него Никитушка, – настоящий будто. Знатный, верно, колдун.

А песиглавец польстился, что его репутацию в кудеярской глухомани дети невозмужалые знают, и за кудерьки себя в удовольствии подергал.

– Мастер-класс высшей степени, – самолично представился, пролаявши, – со мной силы мерить не поощряю.

А сами все трое на могучего Афоню косятся, как он головой потолок чуть не скребет, опасаются силы молодеческой. Оно и понятно – для колдовства время нужно, чтоб его провести по всем обычаям чернокнижности, а силушка удальская вот она, в трех шагах стоит, плечами пространство застит. Ясно заморским богатырям, что живо их тут на баранью лопатку положат без всякого колдовства.

Тут свой голос вставил средний, который на стуле, самый, видно, молчун:

– Держу руку на кнопке, – говорит и рыло такое значительное сделал, будто эта кнопка от самой ядреной бомбы.

А двое других на него посмотрели, покивали и тоже молвят богатырям:

– Достигший Света держит руку на кнопке.

– А нам что с того? – отвечает им Ерема. – Афоня, ну-ко проверь, чего у них там за кнопка. Не начудачили бы господа заморские себе на голову.

Афоня шаг сделать не успел, гномий спесивец на него прикрикнул:

– А ну стой, гора, сюда не подходи!

– Чего это? – удивился Афоня.

– А не то мы на кнопку нажмем, – говорит гном, – а вам с этой кнопки страшно должно быть, потому как это наше заморское секретное оружие.

– А какого, к примеру, вида ваше оружие? – интересуется Ерема.

– Такого вида, – отвечает гном, – что вам смотреть на него не захочется и воняет обильно.

– Это он про что? – глубоко задумался Афоня.

А Никитушка пальцами в озарении прищелкнул.

– Так у нас намедни канализацию пронесло, – говорит, – все дерьмом затопило и вонь обильная стоит. Вашего, что ли, оружия дело? – спрашивает, нахмурясь.

– То не наше, – отвечает гном, – а наше в подземном стоке своего часа дожидается. – И вниз рукой тычет. – Вся полная сотня рабочих над ним усердно трудились. А теперь мы через кнопку ворота там откроем, и оно все в ваше вредное озеро удобно переместится и опоганит его, если вы сейчас не уберетесь.

– Ну вот, – сказал Ерема Афоне, – ты еще жалел мишек, а они вон как тут нагадили усердно.

Афоня конфузно руками развел.

– Да кто ж знал, – говорит, – с виду они такие потешные.

А Ерема заморским богатырям отвечает:

– Ваше секретное оружие нам понятно, и на кнопку вам жать не надо. Видно, делать нечего, придется нам отступить.

Афоня с Никитушкой заволновались и зашумели, но Ерема сам отступил и их за собой увлек к дверям. А там вдруг повернулся так хитро и совсем с глаз пропал, как в воздухе растворился. Попович рот разинул, Афоня вздернулся от нежданности и об потолок ушибся, а заморские богатыри и того сделать не успели. Среднего, который руку на кнопке держал, со стула крепким ударом снесло, остальных лбами друг об дружку стукнуло, аж заискрились и тоже попадали. Тут Ерема из воздуха возник, как волчок раскрученный, остановился и говорит над сверженными телами:

– А это вам наше секретное оружие.

Афоня с Никитушкой рукоплесканием разразились, но Ерема похвалу отверг и под стол залез. Кнопку там нашел и сказал:

– Дай-ка свою наточенную железку, Афанасий.

Афоня железку с пояса снял, и Ерема ею стол на досочки разобрал, а потом проводки от кнопки выдернул.

– Теперь замуровано их подземное дерьмо, – говорит и берет за руки обморочного гнома с песиглавцем. – Надо их отсюда снести, чтоб не задавило.

Афоня подцепил третьего, и пошли все вместе из перекачки. В открытом поле на траве сложили заморских гостей, а Афоня обратно направился. Кого из обмундированных обезьян нашел, в сторону оттащил, вдруг еще живые, а после к перекачке спиной уперся, поднатужился и обрушил всю стену. За стеной и остальное само посыпалось в страшном шуме и скрежете. Главную трубу на части порвало, вода разлилась, тут перекачке и конец, совсем заглохла. Афоня только еще сходил, из озера трубу выдернул, а Никитушка посвистом в полсилы развеял по полю обломки.