Побледнела жена, вся дрожит и рыдает в голос. Прибежала свекровь:

– Что с тобой, дочка? Что случилось?

– Ах, матушка, матушка! Муж разлюбил меня, привез какую-то городскую красавицу и прячет ее в нашем доме.

– В своем ли ты уме! Где прячет? Покажи.

– Здесь, в шкафу, смотрите сами.

Поглядела свекровь и говорит:

– Вот эта, что ли? Не плачь, доченька. И стара она, и дурна собой. Уж поверь мне, он ее скоро разлюбит.

Пришла тут знакомая монашка. Услышала она, какая беда случилась в доме, и тоже захотела взглянуть на разлучницу.

– Успокойтесь, не плачьте! Правда, на лице у нее написано, что была она большой негодяйкой, но зато теперь раскаялась и постриглась в монахини. Так что не о чем вам больше тревожиться.

Перевод В. Марковой.

Первый рассказ.

В деревне Титоса в храме был скупой и жадный настоятель.

Он никогда не давал своему служке ничего сладкого, а съедал все сам. А служка очень любил сладкое. Как-то раз настоятелю принесли из деревни душистого, свежего меду. Он положил мед в банку, а банку поставил в укромное место, в божницу. И не дал служке даже попробовать.

Через несколько дней настоятелю пришлось уйти на целый день. Он сказал служке:

– Будь осторожен: тут, в божнице, у меня стоит банка со страшным ядом. С виду он похож на мед, но это только так кажется. Стоит лизнуть этого яду – и ты умрешь.

Как только настоятель ушел, служка вытащил банку и съел весь мед. А когда в банке уж ничего не осталось, он испугался и стал думать, как бы ему обмануть настоятеля.

Думал, думал и придумал. Он взял любимую чашку настоятеля, разбил ее и положил черепки посреди комнаты, а сам лег, укрылся одеялом и стал ждать.

Поздно вечером вернулся настоятель.

В комнате было темно. Настоятель сердито крикнул:

– Эй, служка, где ты? Что ж ты не зажег фонаря?

А служка из-под одеяла только стонет:

– Простите, отец настоятель! Я умираю! Сейчас мне конец. Скорей прочитайте молитву!

Настоятель испуганно спросил:

– Что с тобой, служка, что с тобой?

– Я виноват перед вами, отец настоятель. Сегодня я сидел на полу и мыл вашу любимую чашку, да вдруг пробежал кот и толкнул меня под руку. Я уронил чашку, и чашка разбилась. Мне только и осталось, что умереть. Я вытащил из божницы яд и съел всю банку. Ох, я уже чувствую, как яд разливается по моим жилам. Ох, мне худо! Прочитайте скорей молитву, отец настоятель!

И служка еще громче застонал.

Настоятель понял, что служка его обманывает, а сказать ничего не мог. Так он и остался без меда.

Второй рассказ.

Как-то раз настоятеля опять не было дома. Служка сидел у входа и дремал.

Вдруг кто-то постучался. Служка открыл дверь и увидел старушку соседку с узелком.

– Нынче праздник, отдайте это отцу настоятелю, – сказала соседка и отдала служке узелок.

Как только она ушла, служка поднес узелок к носу: от узелка шел теплый сдобный запах.

«Если я отдам узелок жадному настоятелю, я даже не узнаю, что в нем было, – подумал служка. – Лучше посмотреть сейчас».

Служка развязал узелок; в платке оказалась корзинка с теплыми сдобными лепешками. Служка осторожно вынул одну лепешку и съел, потом вытащил другую и тоже съел, потом третью и так незаметно съел все лепешки. А когда ни одной лепешки уже не осталось, служка схватился за голову: «Пропал я! Что мне делать?»

Думал он, думал и придумал: снова завязал корзину в платок и побежал с ней в храм.

Там он положил узелок у ног статуи будды Амида, а крошки от лепешек налепил будде на губы. Потом вернулся домой, уселся на прежнее место и как ни в чем не бывало стал ждать настоятеля.

Скоро вернулся и настоятель. Первым делом он спросил у служки:

– Приходил кто-нибудь, пока меня не было?

– Да, была соседка. Принесла к празднику узелок отцу настоятелю.

– Где же этот узелок?

– Я отнес в храм и положил у ног Амида.

– А, это ты хорошо сделал! Пойду посмотрю.

Настоятель отправился в храм и в самом деле у ног Амида нашел узелок.

Недолго думая он развязал узелок, открыл корзинку и увидел, что она пустая, только крошки были на дне.

– Эй, служка, ты все съел? – сердито крикнул настоятель.

Служка прибежал, посмотрел на пустую корзинку и притворился, что очень удивлен.

– Вот чудеса! Никогда бы не поверил! – сказал он и показал на статую Амида. – Смотрите, отец настоятель: видно, Амида решил, что этот узелок принесли ему, и все съел. Видите, у него и крошки на губах остались.

Настоятель тоже посмотрел на статую и рассердился:

– Это ты съел мои лепешки? Вот скверный идол!

И он в гневе одарил медную статую посохом по голове.

Статуя зазвонила: бо-о-он, бо-о-он… А настоятелю показалось, что статуя говорит: «Он… он…»

Настоятель снова накинулся на служку:

– Слышишь, Амида говорит: «Он, он». Значит, это ты съел! Что ж ты отпираешься?

Служка пожал плечами:

– Так он вам сразу и признается! Надо его пугнуть как следует. Погодите, я его заставлю говорить!

Служка сбегал за чайником с кипятком и стал лить кипяток на голову Амида и приговаривать:

– Ну что, правду я сказал? Было это или не было?

Вода потекла с головы статуи на пол и забулькала: буль-буль-буль…

– Вот видите, отец настоятель, – сказал служка, – вот он и признается: «Было, было, было».

Настоятель покачал головой и пошел спать голодный.

Третий рассказ.

Однажды во время сильного дождя настоятель куда-то ушел, а служка остался дома один. Вдруг в дверь постучался крестьянин: дождь застал его в пути и он сильно промок. Крестьянин попросил одолжить зонтик, потому что ему нужно было далеко идти.

Служка вынес новый зонтик настоятеля, только что купленный в городе. Крестьянин поблагодарил, взял зонтик и ушел. Вечером настоятель вернулся домой и, как всегда, спросил, не заходил ли кто-нибудь, пока его не было дома.

– Да, был один крестьянин, попросил меня одолжить ему зонтик.

– И ты дал?

– Да, я ему дал ваш зонтик.

– Зачем же это ты сделал? – рассердился скупой настоятель. – Надо было не давать.

– Как же я мог не дать, когда шел такой сильный дождь.

– А ты бы сказал, что зонтик сломан! Стоял, мол, вчера долго на солнце, ребра у него рассохлись, обтяжка лопнула, его и бросили в чулан.

– Другой раз буду знать, – ответил служка.

Через несколько дней пришел с просьбой другой крестьянин. Настоятель был в это время в храме, а служка возился во дворе. Вот крестьянин и обратился прямо к служке:

– Погода стоит сегодня хорошая. Надо бы мне съездить за горы к дочери, да лошадь моя захромала. Не даст ли мне настоятель на денек свою лошадь?

– Нет, – ответил служка, – не даст. Он говорит, что лошадь, мол, вчера долго стояла на солнце, ребра у нее рассохлись, обтяжка лопнула, вот ее и бросили в чулан.

Удивился крестьянин, покачал головой и ушел.

А настоятель, сидя в храме, слышал весь этот разговор. И как только крестьянин ушел, он выбежал на двор и стал бранить служку:

– Что за глупости ты говоришь! Лошадь – не зонтик. Надо было сказать, что лошадь, мол, вчера объелась белены, скакала весь день как бешеная, отбила себе все ноги и теперь дрыхнет в конюшне.

– Хорошо! – ответил служка. – Следующий раз буду знать.

Через несколько дней в деревне умер один богач. Родные умершего пришли звать настоятеля. Встретили они служку на дворе и говорят:

– У нас в доме покойник. Не может ли настоятель прийти к нам отслужить заупокойную службу?

– Нет, – ответил служка, – не может. Настоятель вчера объелся белены, весь день скакал как бешеный, отбил себе все ноги и теперь дрыхнет в конюшне.

– Ну, такого настоятеля нам не надо! – ответили родственники умершего и ушли прочь.

Перевод и обработка Н. Фельдман.

На самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги, жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток.

Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шел к большому озеру неподалеку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трех, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной.

Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать:

«Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придется встать ни свет ни заря, а потом весь день мерзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки».