― О, ― шептала незнакомка, ― о, что за восторг! Тебя радует мой подарок! О милый мой Перегрин, стало быть, не обманули меня мои грезы, мои предчувствия?
Господин Перегринус Тис несколько пришел в себя, так что был в состоянии вполне явственно и внятно проговорить:
― Но, дражайшая, высокочтимая сударыня, если бы я только знал, с кем я имею честь.
― О плутишка, ― перебила его дама, тихонечко трепля его по щеке, ― плутишка, ты ведь делаешь вид, будто не узнаешь твоей верной Алины! Однако время дать покой этим добрым людям. Проводите меня, господин Тис!
Естественно, что при имени Алины Перегринус должен был подумать о своей старой нянюшке, и ему показалось, точно в голове у него завертелась ветряная мельница.
Когда незнакомка стала радушно и приветливо прощаться со всей семьей, переплетчик от великого изумления и почтительного трепета мог только пробормотать что-то несвязное, дети же обошлись с ней, как с давнишней знакомой, а мать их сказала:
― Такой красивый и милый господин, как вы, господин Тис, вполне достоин такой прекрасной, доброй невесты, которая даже ночью помогает ему в его добрых делах. Поздравляю вас от всей души!
Растроганная незнакомка поблагодарила ее, уверив, что день ее свадьбы будет и для них праздником, затем, настойчиво запретив всякие проводы, сама взяла свечечку с рождественской елки, чтобы посветить на лестнице.
Можно себе представить, каково было господину Тису, когда незнакомая дама повисла у него на руке! «Проводите меня, господин Тис», ― думал он про себя, ― это значит: вниз по лестнице до кареты, которая стоит у дверей и где ждет лакей, а может быть, и целая свита, так как в конце концов это ― какая-нибудь сумасшедшая принцесса, которая здесь... Избави меня, господи, поскорей от этого мучительного наваждения, сохрани мне мой слабый рассудок!»
Господин Тис не подозревал, что все случившееся до сей поры было только прологом удивительнейшего приключения, и потому, сам того не ведая, сделал очень хорошо, заранее попросив господа о сохранении своего рассудка.
Когда наша чета спустилась с лестницы, невидимые руки распахнули наружную дверь и, пропустив в нее Перегринуса с его спутницей, вновь ее затворили. Перегринус ничего этого не заметил, ибо слишком был поражен тем обстоятельством, что перед домом не было и признака ни кареты, ни ожидающего слуги.
― Бога ради, ― воскликнул Перегринус, ― где же ваша карета, сударыня?
― Карета? ― возразила дама. ― Карета? ― какая карета? Уж не полагаете ли вы, милый Перегринус, что мое нетерпение, моя тоска по вас позволили бы мне спокойно ехать сюда в экипаже? Влекомая томлением и надеждою, бегала я по городу в непогоду и бурю, пока не нашла вас. Слава богу, это мне удалось. Только проводите меня теперь домой, милый Перегринус, я живу неподалеку отсюда.
Господин Перегринус с трудом отогнал несколько смутившую его мысль о том, как могло случиться, что в туалете незнакомки, одетой с иголочки, не было заметно ни малейшего следа какого-нибудь расстройства, тогда как, казалось бы, совершенно невозможно, чтобы даме, столь расфранченной, в белых шелковых башмачках, удалось пройти даже несколько шагов без того, чтобы в бурю, дождь и снег не испортить всего наряда; он собрался сопровождать незнакомку и дальше и радовался только, что погода переменилась. Бешеная буря пронеслась, на небе не было ни облачка, полная луна приветливо светила на землю, и лишь резкий пронизывающий воздух давал чувствовать, что ночь зимняя.
Но едва Перегринус ступил несколько шагов, как дама начала тихо стонать, а затем разразилась громкими жалобами, что она коченеет от холода. У Перегринуса кровь кипела в жилах ― и потому он не заметил холода и не подумал о легком одеянии своей дамы, которая не была прикрыта даже ни шалью, ни платком, ― вдруг он сообразил, как был недогадлив, и хотел закутать ее в свой плащ.
Но дама не допустила этого, простонав:
― Нет, милый мой Перегрин! это мне не поможет! Мои ноги ― ах, мои ноги! я умру от этой ужасной боли.
Обессиленная, она готова была уж совсем поникнуть и только произнесла умирающим голосом:
― Понеси, понеси меня, дорогой мой друг!
И Перегринус без дальних слов схватил тут маленькую, легкую как перышко даму к себе на руки, точно ребенка, и заботливо закутал ее в свой широкий плащ. Но не прошел он и малой части пути со своей сладостной ношей, как все сильнее и сильнее стали его охватывать дикие порывы пламенной страсти. Как полупомешанный бежал он по улицам, осыпая горячими поцелуями шею и грудь прелестного существа, крепко к нему прижавшегося. Наконец точно какой-то толчок разом пробудил его от сна; он находился прямо перед какой-то дверью и, подняв глаза, узнал свой дом на Конной площади.
Только теперь сообразил он, что даже не осведомился у незнакомки, где она живет, и, собравшись с духом, спросил ее:
― Сударыня! небесное божественное создание, где вы живете?
― Ах, ― возразила незнакомка, приподняв головку, ― ах, милый мой Перегрин, да здесь же, здесь, в этом самом доме, я ведь твоя Алина, я ведь живу у тебя! Вели же скорее отворить дверь.
― Нет! никогда! ― вскричал в ужасе Перегринус и выпустил из рук свою ношу.
― Как, ― воскликнула незнакомка, ― как, Перегрин, ты отталкиваешь меня, зная мою ужасную участь, зная, что я, дитя несчастия, не имею крова, что я должна жалко погибнуть, если ты не примешь меня к себе, как прежде! Но ты, может быть, и хочешь, чтобы я умерла, ― так пусть это случится! Отнеси же меня хоть к фонтану, чтобы мой труп нашли не перед твоим домом, ― а те каменные дельфины, возможно, будут сострадательнее тебя. Увы мне ― увы мне ― какой холод!
Незнакомка поникла без чувств, и тут сердечная тоска и отчаяние ледяными клещами схватили и сдавили грудь Перегрина. Дико вскричал он: «Будь что будет, я не могу иначе!» ― поднял безжизненную, взял ее на руки и сильно дернул за колокольчик. Быстро пронесся Перегрин мимо привратника, отворившего ему дверь, и, вместо того чтобы, по обыкновению, тихо постучаться вверху, уже на лестнице стал он взывать: «Алина ― Алина ― свету, свету!» ― да так громко, что крики его отозвались во всех углах обширных сеней дома.
― Как? ― что? ― что такое? ― что это значит? ― говорила старая Алина, вытаращив глаза на то, как Перегринус высвобождал бесчувственную незнакомку из плаща и с нежной заботливостью укладывал ее на софу.
― Скорее, ― восклицал он, ― скорее же, Алина, затопи камин ― чудодейственную эссенцию сюда ― чаю ― пуншу! ― приготовь постель!
Но Алина не трогалась с места и, уставясь глазами на даму, продолжала повторять свое: «Как? что такое? что это значит?»
Тогда Перегринус стал рассказывать, что это ― графиня, а может быть, даже и принцесса, которую он нашел у переплетчика Лэммерхирта, которая на улице упала в обморок, и он принужден был отнести ее домой, и, видя, что Алина все еще оставалась неподвижной, закричал, топнув ногой:
― Черт побери, огня, говорю я, чаю ― чудодейственной эссенции!
Тут глаза старухи засверкали, будто слюда, а нос как бы засветился фосфорическим блеском. Она вытащила свою большую черную табакерку, раскрыла ее и с треском втянула в себя здоровенную понюшку. Проделав это, она подбоченилась и заговорила насмешливым тоном:
― Смотрите пожалуйста, графиня, принцесса! да еще отыскалась у кого? ― у бедного переплетчика на Кальбахской улице! да еще падает в обморок на улице! Ого-го, знаю я хорошо, где достают таких разряженных дамочек в ночное время! Хорошенькие штучки, отменное поведение! Привести в честный дом распутную девку, да еще, в довершение греха, чертыхаться в рождественскую ночь. И чтобы я на старости лет да еще помогала в этом? Нет-с, господин Тис, поищите-ка себе другую; со мной ничего не выйдет, завтра же ухожу от вас.
И с этими словами старуха вышла из комнаты и так хлопнула дверью, что все загремело и зазвенело.
Перегринус ломал себе руки в тоске и отчаянии: ни признака жизни не обнаруживалось в незнакомке. Но в ту минуту, как совсем растерявшийся Перегринус нашел наконец склянку с одеколоном и собирался уже осторожно потереть им виски своей дамы, как она вскочила с софы, свежая и веселая, и воскликнула:
― Наконец-то ― наконец-то мы одни! Наконец, мой Перегринус, могу я сказать вам, почему я следовала за вами вплоть до жилища переплетчика Лэммерхирта, почему я не могла вас оставить в нынешнюю ночь. Перегринус! выдайте мне вашего пленника, которого вы держите взаперти в вашей комнате. Я знаю, что вы вовсе не обязаны исполнять моей просьбы, что все зависит только от вашей доброты, но я знаю ваше доброе, чуткое сердце и потому прошу вас, милый, добрый Перегрин! выдайте мне вашего пленника!
― Кого, ― спросил Перегринус в глубочайшем изумлении, ― какого пленника? ― кто может быть у меня в плену?
― Да, ― продолжала незнакомка, схватив руку Перегрина и нежно прижав ее к своей груди, ― да, я верю, что только великая, благородная душа может отказаться от выгод, которые посланы ей милостивою судьбою, правда также и то, что вы лишаете себя многого, чего вам легко было бы достигнуть, не выдав пленника ― но! ― подумайте, Перегрин, ведь вся участь Алины, вся ее жизнь зависит от обладания этим пленником, ведь...