В полной тишине прошёл ещё час. На широкой Проезжей дороге им не встретился ни один путник. Наконец впереди появилась человеческая фигура. Им навстречу шёл пожилой странник с клюкой, одетый в чёрное.

— Здравствуйте, почтеннейший, — вежливо обратился к нему Юрген. — Вы не скажете, далеко ли отсюда до города Золотых яблок?

— Так далеко, что и не добраться, — ответил странник. — Много лет пути. Прежнего города больше нет.

- А что же случилось? — удивился Юрген. — Может быть, город разрушен? 

- Нет, стоит город.

— Может быть, люди покинули город и он пустой?

— Есть люди.

— Что же тогда? Умер король Любомир?

— Любомир здравствует.

— А Сад с Золотыми яблоками?

— Есть сад.

— Может быть, иссяк источник Живой Воды? — робко спросила Юта.

— На месте источник. И как всегда полон.

— Так что же тогда произошло с городом? — теряя терпение, спросил Юрген.

— Бедствие, — грустно ответил старик и пошёл дальше в сторону развилки дорог.

— Почтеннейший! — крикнул ему вслед Юрген. — А вход в город открыт?

- Да. Но я не был там. Меня не пустили стражники. В добрый путь, возможно, вам удастся больше, чем мне.

— Какие зловещие сведения, — вздрогнув, проговорила княгиня. — Может быть, нам лучше вернуться?

— Вы же недавно решили не отступать, — напомнил Юрген.

— Да, Вы правы, но я из-за Юты. Я за неё отвечаю.

— Тётя, милая, я очень хочу побывать в этом странном городе. Если там какое-то несчастье, то, может, им понадобиться наша помощь?

— А если это опасно?

— Наверняка. Зато, каникулы пройдут с пользой!

— Ох, Юта, ты совершенно невозможный ребёнок.

— Знаете, дамы, как я понял, у ворот города стоит стража. Мы сможем узнать положение более подробно. Если это и впрямь опасно, то мы всегда сможем спокойно развернуться и уйти. Но, с другой стороны, Юта может оказаться права: возможно, там кто-то нуждается в помощи. Надо идти вперёд и сперва разобраться во всём.

 Два дня пути прошло без всяких неожиданностей. Путники просто шли, останавливались на привалы и на ночлег.

Одну ночь они провели у семьи пастухов, где были отец и семеро братьев, а другую — в стане лесорубов у ночного костра.

Там пелись песни и рассказывались страшные истории о привидениях. Но Юта привидений нисколько не боялась. Она в них не верила. А от волков и других обитателей ночного леса принцессу было кому защитить.

Юрген до вечера работал вместе с лесорубами, и показал незаурядную сноровку в работе. Впрочем, работа дело заразительное, трудно оставаться в стороне и выглядеть неженкой. Юта вместе с другими собирала хворост для костра. Даже тётя Георгина пыталась участвовать в приготовлении ужина. Но вскоре она порезала себе палец, и княгиню отправили отдыхать.

Никто из встреченных ими людей не мог толком рассказать, что происходит в их королевстве. Но все сходились на том, что здесь какая-то страшная тайна.

И вот, последний привал перед входом в город. На исходе третьего дня путешественники расположились пообедать и отдохнуть на склоне высокого холма.

Дорога огибала холм и вела в долину. В ней, как на ладони был виден совсем близкий город, окружённый крепостной стеной.

Юте и её тёте город показался очень красивым. Но Юрген не разделял их восторг и недовольно качал головой.

— Перемены видны даже издали, что же ждёт нас за стенами. Раньше за городом был густой заповедный лес, а сейчас, видите, жалкая рощица в несколько сосен. Раньше сияние над Садом Золотых яблок видно было и днём, И ночью, на много вёрст. А сейчас мы так близко, но света над городом я не вижу. Да и на башнях, по моему, нет королевских флагов.

— Вот же — флаг! — вытянула руку Юта, показывая на самую высокую башню в городе.

— Это не королевский. У короля Любомира всегда был небесно-голубой флаг с белым крестом и большим сиреневым венком, с птицей в центре. А это что-то другое — тёмное в разводах. Отсюда не разглядишь. Как сильно изменился город…

— Всё меняется, — философски заметила Георгина. — И часто до неузнаваемости. И места, и люди.

— Да, это случается, — согласился Юрген.

— Нет, так не бывает, — решительно возразила Юта. — Люди не могут стать совершенно неузнаваемыми.

— Ещё как могут, — возразил Юрген.

— А вот и нет. Если в человеке не останется совсем Ничего от самого себя, то он станет просто другим человеком. Но это так же невозможно, как переселение душ. Так может казаться со стороны, тому, кто его плохо знает, но на самом деле человек остаётся тот же. Если не внешне, то в душе тот же.

— Не всегда, всё-таки, — вздохнула тётя. — Люди могут меняться и внешне, и внутренне. Именно в душе происходят перемены, от которых их иногда невозможно узнать. Ну, разве что, очень близкого человека узнаешь всегда.

— Это правда? — жалобно спросила принцесса.

Она обращалась не к своей тёте, а к Юргену, считая, что его богатый опыт путешествий граничит со всеведением.

Юрген неоднозначно пожал плечами.

— Когда я ещё служил во флоте, — сказал он, — у нас был один офицер, который раньше учился в Академии Художеств. Он рассказывал нам одну историю про великого итальянского художника Леонардо да Винчи.

— О, Я знаю этого художника, — похвасталась Юта. - Он написал Мону Лизу и фреску «Тайная Вечеря». И мы с тётей видели эту фреску в Италии!

— Ого, да вы знатные путешественницы! — с некоторой завистью сказал Юрген.

Но дамы возразили, что посещение достопримечательностей и музеев — это ещё не настоящее путешествие.

— А ведь как раз об этой фреске и речь, — продолжал Юрген. — Говорят, будто Леонардо несколько лет трудился над ней, старательно подбирая натурщиков для каждого портрета апостолов на Тайной Вечере. И вот, он никак не мог найти подходящего, лица, чтобы создать образ Иуды-предателя. Наконец он нашёл человека, который вполне подходил. А надо сказать, у Леонардо была отличная память на лица, он всегда узнавал тех, кого видел хоть раз. Тем более тех, кого он когда-либо рисовал.

Но когда он стал писать портрет Иуды с этого человека, на лице у которого отражались все возможные пороки, натурщик спросил: «Маэстро, а Вы меня не узнаёте?»

Леонардо вгляделся повнимательнее, полагаясь на свою уникальную память, и уверенно ответил, что никогда его раньше не видел.

А тот человек сказал: «Вы ошибаетесь, маэстро, Вы уже писали мой портрет здесь, в этой студии». «Этого не может быть, я бы запомнил! — воскликнул Леонардо. Скажите мне, кто Вы?» «Несколько лет назад Вы с меня писали образ Христа».

Наверное, это всего лишь легенда, но в ней есть доля правды, — закончил Юрген. — Жизнь оставляет на человеке свой отпечаток, и человек преображается. И если мы меняемся не в лучшую сторону, то сами в этом виноваты.

— И что, совсем-совсем невозможно догадаться? — жалобно спросила Юта.

— Не знаю. Спроси лучше у своей тёти.

Но тётя Георгина отказалась поддержать эту тему. Её беспокоил другой вопрос.

— Если мы хотим добраться до ворот города ещё засветло, то пора в путь. Скажите, Юрген, а на входе в город нужны какие-нибудь документы, и надо ли платить пошлину?

— Теперь — не знаю. Раньше не надо было. В любом случае, когда подойдём к заставе, позвольте мне вступить в переговоры.

— Хотела сама просить Вас об этой услуге, — сказала Георгина. — Мы не очень-то разбираемся в здешних порядках.

Они спустились с холма. Широкая, прямая и по-прежнему пустынная дорога привела их к воротам города. В нескольких шагах от каменной арки ворот стояла полосатая сторожевая будка, а рядом с ней дорогу преграждал тоже полосатый шлагбаум. Это была застава.

У шлагбаума путников встретила странная дама в Пёстрой шали с кистями и с большим живым попугаем на плече. Попугай протянул хозяйке в клюве какую-то сложенную бумагу.

— Господа путешествующие, — строго сказала дама с попугаем, — при входе в наш славный город полагается платить пошлину. Со взрослых пять золотых монет, с ребенка — хватит и трех.

— Всё дорожает! — вздохнул Юрген. — Раньше здесь была самая дешевая застава, всего медный грош. А детям — бесплатно.

— Что было, то было. Теперь время другое.

— Ладно уж…

Юрген собирался достать из котомки деньги, но дама остановила его.

— Постойте. Сперва вы все должны подписать бумагу, что не везёте в наш город чёрную кошку, пустые ведра или павлиньи перья.

— Что за ерунда! — возмутилась тётя Георгина. — Это эе чистое суеверие!

Это приказ великой Мары, — возразила дама, разворачивая бумагу. — Видите, подпись и печать.

— Кто эта такая Мара,[4] мы о ней прежде не слышали, — сказал Юрген.