— Ну не домовой у нас, а просто добрый молодец! — воскликнул он наконец. — Еще и вдаль не посмотрел, а уже придумал, как ветродутор победить. Просто чудо, а не домовой. И лапти у него самые ладненькие, и рубаха в горошек, и уши большие, и умище в голове не помещается. Дайте мне зеркало, а то я забыл, что еще у меня самое замечательное.

— Ты не хваштай, а с ветродутором бейся, — делает ему замечание шишига, — а то потом поздно будет.

А придумал домовенок вещь действительно замечательную, Если сам Кузька, шишига Юлька, Кикимора Запечная да кошка Фенечка будут в печку дуть, то ветер они пересилят и в избу он не попадет! Разбудили они кошку, вытащили из-за печи Кикимору, приготовились. Кузька голову в печь засунул, слушает, что там Матвейка говорить будет. А мальчик на крыше сидит, с Лидочкой перекликается.

— Готовность номер один, — кричит, — запускаю!

— И вы запускайтесь, — командует Кузька своим друзьям.

Надули щеки сам Кузька, Кикимора Запечная и шишига, стараются. А Фенечка щеки надула, а в печь не дует — кошки вообще дуть не умеют, только признаться в этом стесняются.

— Чего-то не действует, — кричит Матвейка с крыши, — надо тягу усилить!

Дуют Кикимора Запечная, Кузька да шишига, и чувствуют, что слишком сильно Матвейка тягу усилил. Вот-вот пересилит их ветер.

— Я сейчас немного передохну и еще чего-нибудь придумаю, — решает домовенок.

Ох, зря он это сказал, зря дуть перестал! Потому как без Кузькиной помощи ветер в два счета шишигу, Кикимору Запечную и кошку победил. Ворвался ветер в избу, закружил по комнате, плеснул черной золой на полки с посудой, насыпал ее во все углы, припудрил занавески.

Смотрит на все это Кузька и ничего не узнает. Изба на Дом для плохого настроения Бабы Яги похожа, шишига Юлька — вылитый шахтерский домовой, Кикимора Запечная вообще в обмороке на горке золы валяется: подумала она, что печь ее любимая с ума сошла и теперь негде будет ей, бедной Кикиморе Запечной, жить. Болотные ее не примут, у них своя семья. Да и плохо в болоте — промозгло и сыро.

— Доколе терпеть будем? — говорит среди всего этого безобразия Кузька почти громовым голосом. — Кто в доме этом хозяин? Я или этот Бабеныш Ягеныш из города? Ну все. Терпение мое лопнуло. Не буду больше причитать и за голову хвататься. Буду за свой дом бороться. Я с этим Матвейкой свориться буду. Я этого Матвейку жваркну и задряпаю в два счета. И пусть теперь только скажет, что я — это бабушкины сказки!

Забегают в дом Матвейка и Лидочка посмотреть, как ветродутор работает, а в доме что-то невиданное творится. Печка воет непечным голосом, вместе с ветром из нее остатки золы и пепла летят.

— О! Какой классный у меня ветродутор получился, — радуется Матвейка, — скоро к нам повалят соседи, чтобы я им такой же сделал, а может, и из Антарктиды приедут.

— Ой, что ты наделал! — расстраивается Лидочка. — Бабушка Настасья нас теперь заругает.

Не успел Матвейка ей ответить, как деревянная ложка на полке подпрыгнула, упала и прямо мальчику по лбу попала.

— До чего же у вас тут ложки несознательные, — сердится Матвейка, — совсем вести себя не умеют!

А тут и другая ложка с полки прыгнула, а за ней — третья, четвертая! Прикрывается мальчик руками, пытается от ложек-хулиганок закрыться. А ложки словно обиделись, что их несознательными обозвали, так и сигают с полки, так и сигают!

— Скажи им, чтобы не бились, — просит Матвейка Лидочку, как будто она может приказывать ложкам.

Лидочка-то не может, зато может Кузька. Правда, не ложкам, а шишигам, которые эти ложки на Матвейку кидают. Махнул он лапкой, выкатила шишига Юлька мальчику под ноги целую корзину яблок. Ужас, что в доме творится! Кругом зола летает, Кикимора за печкой трещоткой рулады выдает, сам Матвейка на яблоках скользит и от ложек прикрывается.

— Хватит, Кузенька, хватит, — кричит Лидочка. — Он больше не будет.

А тут и сам Кузька показался. Да не просто выполз из-под лавки, как крысеныш какой-нибудь, а красиво показался, как и положено главнокомандующему над ложками: верхом на венике. Скачет домовенок по комнате, веник его же собственным прутиком настегивает, подгоняет.

А веник не просто скачет, как кузнечик какой, веник по пути еще и золу в кучу сметает. Веники они такие: для них нет большего удовольствия, чем мусор подметать. Это только некоторые совершенно несознательные элементы считают, что веники нужны для того, чтобы тапочку из-под дивана доставать или кошку гонять.

Увидел Матвейка Кузьку, рот от изумления раскрыл, ресницами хлопает, даже по яблокам скользить перестал. Больно ему это все необычным показалось. Таращил он глаза, таращил да как закричит:

— Смотри, сестрица, ваш веник сам по избе скачет и еще на себе какое-то чучело тащит.

— Тпру, — осадил коня Кузька, — это кто тут чучело? Это кто меня тащит? Я сам скачу!

— Смотри, сестрица, это чучело еще и разговаривает человеческим голосом! — кричит Матвейка.

— Подумаешь, диво-дивное. Я еще и по-кошачьему могу, и по-лешачиному, и по-французски, — загибает пальчики домовенок, — мы, домовые, все языки как свой родной понимаем.

— И вовсе ты не домовой, — не соглашается Матвейка, — ты вовсе пришелец.

— Это ты пришелец, а я на этом месте почитай семь веков живу и еще семь буду, — важничает Кузька.

— Да я не в этом смысле, — отмахивается Матвейка, — я в смысле, что ты с Луны прилетел. С первого взгляда понятно, что ты лунный человечек.

— Братец, да какой же это лунный человечек, — заступается за домового Лидочка, — это же самый обыкновенный домовенок. А лунных человечков у нас тут отродясь не бывало, как и страусов.

— Ничего ты, сестрица, не понимаешь! — горячится мальчик. — Это он прикидывается домовенком, чтобы его врачихам на опыты не отдали, а на самом деле домовых вовсе не бывает. Я в одной книжке читал.

— Как это не бывает? — так и сел на пол Кузька.

Обидно ему стало. Привык он, что книжки только правду и только про хорошее пишут, а тут, оказывается, живет на свете такая книжка, которая считает, что домовых вовсе не бывает.

— Ну-ка говорите быстро, где эта вредная книжка живет-поживает? Я ей в лицо хочу парочку вопросов задать!

— Книжка в городе живет, в книжном шкафу, — отвечает Матвейка, — а ты можешь не признаваться, что ты лунный человечек. Я сам этих врачих не очень-то люблю. Все бы им уколы мальчишкам делать, да опыты на лунных человечках ставить. Ты лучше скажи, зачем на меня ложки и яблоки натравил?

— А зачем ты в моей избе беспорядки разводишь? — надул губу Кузька.

— А если я опять порядок наведу, будешь со мной дружить?

Задумался Кузька. Надо бы, конечно, поломаться немного из гордости, обиженное лицо построить, да больно глянулся ему Матвейка. Не со злобы ведь он в доме хулиганит, как лучше хотел. А что не получается — так молодой еще, неразумный.

— Давай так: перед тем как придумать что-нибудь научное и техническое, я у тебя разрешения спрашивать буду, — предложил Матвейка.

— Давай, — согласился Кузька.

Приятно ему, что теперь не только шишиги, Баюнок и Кикимора его слушаться будут, но и человек Матвейка.

— Пойдем в сад, будем рассказывать друг другу про химические элементы, — предлагает Матвейка.

Хочется Кузьке спросить, что такое эти элементы, да стесняется. Неудобно перед Матвейкой свое невежество показывать. А то еще передумает у него разрешения спрашивать. «Ничего, — думает Кузька, — я умный, сразу пойму — неведомые зверушки или еда такая, эти элементы». Спасла Кузьку Лидочка.

— Это куда вы собрались? — встала она в дверях. — А кто будет мне помогать избу в порядок приводить? Вернется бабушка Настасья, расстроится.

— И точно, — обрадовался домовенок, — давайте сначала все приберем, а потом про эти говорить пойдем, как их?

— Химические элементы, — напомнил Матвейка. — Только убираться дедовскими способами ниже моего достоинства. Будем убираться вместе с прогрессом.

— А может, ну его? — робко предложил Кузька.

Устал он что-то за последнее время от этого самого прогресса.

— Если бы так, как вы, рассуждали древние люди, то мы до сих пор жили бы в пещерах и ели сырое мясо, — не согласился Матвейка.

Кузька поежился. Не хотел бы он быть домовым в пещере. И загнетки там нет, и хозяева неряшливые. Пришлось соглашаться с мальчиком.

Взял Матвейка дедушкину гармошку, проделал в одной из панелей дырку ножиком перочинным, вставил в эту дырку трубу от самовара.

— Все! Грязеед готов. Можно приступать к испытаниям.

— А он точно только грязь ест? Домовятками, случайно, не питается? — опасается Кузька.