— Вы кто? — спросила она. — По-моему, вы немного лошадь.

— Ну, разве что совсем чуть-чуть, — ответила морда. — Вообще-то я конь. Черный Горбун, лучший из здешних лошадей.

— А! — вспомнила кошка. — Мне велено по вам бегать и вас пугать.

— Зачем? — изумился Черный Горбун.

— Я не поняла. Эти люди так глупо объясняются — ни тебе мяукнуть, ни тебе мурлыкнуть. Можно я все-таки по вам побегаю?

— Сделайте одолжение, — согласился Черный Горбун. — Только чур без когтей.

— Само собой, — и кошка изящно вспрыгнула на круп, прошлась по спине туда-сюда…

— Все, я исполнила свой долг перед родной контрадой, — торжественно сказала она и спрыгнула обратно в сено. — Теперь мне обещали летающие фрикадельки, котлету в паутине и колбасу в гнезде.

— Ой, вам так наврали! — огорчился Черный Горбун. — Этого ничего нет. Впрочем…

Он заржал призывно. Тут же из боковой двери прибежал сторож:

— Ты чего, Горбунушко? Ну, не балуй.

— Мурр, — кошка потерлась о ноги сторожа.

— Ой, здесь киска… Может, это происки врагов-Улиток?

Но мягкая, пушистая кошка совсем не походила на поиски врагов. Она мурлыкала и умильно заглядывала в глаза.

— Бедная, голодная, бездомная зверюшка, — растрогался сторож. — Сейчас я тебе принесу колбаски.

Кошка одобрительно кивнула и удвоила мурлыкательные усилия. Сторож принес огромный бутерброд, колбасу отдал кошке, а хлеб — коню. И пошел спать… э-э, то есть сторожить дальше.

— Мурр, — сказала кошка, доедая колбасу. — Порядочный у вас сторож, хоть и ест чужих мышей. В смысле кошкиных мышей. Теперь можно и спать лечь. Я уж домой не пойду, тут устроюсь до утра. Вы ложитесь, а я у вашего теплого бочка…

— Мне жаль вас огорчать, прелестная мохнатая донна с хвостом, но я не могу лечь, — сказал конь. — Лошади спят стоя.

— Как неудобно, — сказала Кошка. — А вы попробуйте. Вдруг понравится.

— А как это?

— Ну, наклоняйтесь на бочок, на бочок, еще, еще…

ШМЯК!

— Экий вы неловкий… нет, не надо вскакивать, раз уж улеглись наконец, то и лежите, а я устроюсь у вас на пузочке… муррр… и крылом меня накройте… мр-р-р… наконец-то я поняла, зачем коням крылья… правда, уютно?

— Ох… наверное… но мне немного непривычно. И копыта болтаются, ноги совершенно непонятно куда загнулись. Вообще иго-го.

— Ну и хорошо, а вы не болтайте копытами, а сложите их куда-нибудь. Вот так, вот умница, переднее копыто можно под щечку подложить, как мило… мур-р-р…

Так Черный Горбун стал первым в мире конем, который спал лежа на боку, с подложенным под щечку правым передним копытом и с кошкой на животе.

На утренней тренировке Черный Горбун показал рекорд, обойдя главную конкурентку Рыжую Оглоблю на три корпуса.

— Сглазили, называется, — фыркнула Джаноцца.

— Кошка была недоброкачественная, — сказал Маттео. — Бракованная.

— Кошка была слишком хорошая, — заступился за свое животное Стефан. — Черный Горбун так быстро бежал, потому что ему чудилось, что кошка за ним гналась. Облом… ладно, может, у Джованни что-нибудь получится с подкопом. Хотя это глухо — подкоп под коня.

На самом деле план Джованни был не так плох. Он просто не раскрыл его ребятам, потому что хотел заграбастать всю славу себе. Дело в том, что у отца Джованни было хобби — он собирал старые карты и планы подземных ходов и коммуникаций. Увлечение началось еще в детстве, когда он провалился в открытый люк, набил шишку и заинтересовался этим вопросом (не набиванием шишек, а подземными ходами). И Джованни увидел на плане, что один отводок от канализационного люка на соседней с конюшней улице шел примерно в нужном направлении, под конюшню. И даже вроде как выходил прямо туда, внутрь! «Мне бы только в конюшню попасть, — размечтался Джованни. — А там я легко затащу Черного Горбуна в люк, пропихну его в подземный ход, выпущу на улицу и ускачу на нем! Я спасу контраду Улитки, и все будут меня прославлять и запишут в почетные граждане, и дадут медаль… нет, две медали…»

Так, предаваясь приятным мечтам, Джованни дошел до нужного люка. Он делал вид, что просто прогуливается, наслаждается городским пейзажем. Из всего пейзажа ему больше всего понравился канализационный люк, вокруг которого он сделал уже три круга. К сожалению, залезть в люк помешала пожилая торговка сластями в лавке напротив. Она, видимо, не поверила, что Джованни просто гуляет, изящно размахивая небольшим ломом. Торговка позвала другую, и они стали наблюдать за Джованни вдвоем. Мальчику требовалось минуты две, чтобы поддеть ломом люк и спуститься вниз. Но под бдительным оком двух бабушек ему как-то не хотелось этого делать. Ой, бабушек уже стало три! «Они там размножаются!» — в панике подумал Джованни, представив, как через пять минут за ним будет смотреть целая дивизия бабушек. Требовалось отвлечь их внимание. Джованни вспомнил последнее кино про рухнувший небоскреб, задрал голову и посмотрел на ободранный двухэтажный дом, в первом этаже которого находилась лавка — место дислокации бдительных бабушек. «Падает, — подумал он. — Ей-богу, падает. Ну, почти падает… слегка».

И заорал изо всех сил, указывая на крышу дома:

— Падает! А-а-а! Падает!

Бабушки вихрем вылетели из лавки и тоже посмотрели на крышу. А Джованни отковырнул крышку люка и спрыгнул вниз. Уф! Успел.

Бабушки, не найдя ничего, что падает, обернулись к Джованни, но его тоже уже не было на улице.

— Это что упало? — спросила одна.

— Кто-то с крыши упал, — предположила другая. — Или из окна.

— А куда упал? Здесь же нет никого.

— А-а-а! Это вредная Маргерита. Она такая вредная, что упала не вниз, а вверх.

И бабушки задрали головы, чтобы увидеть, куда именно упала вверх вредная Маргерита. А Джованни тем временем продвигался в канализационном ходе, который, видимо, служил для отвода весенних грунтовых вод, потому что сейчас он был сухой.

«Немного… уф-ф… тесно, — пыхтел Джованни. — Ох… не вздохнуть. Как же Черный Горбун полезет, он же толще меня? Ну, ничего, он растянется и заузится».

В общем-то Джованни очень повезло, по дороге он встретил только одно ответвление влево и не заблудился. Наконец показалась небольшая шахта вверх со скобами-ступенями. «Ну, куда-то приполз, — обрадовался Джованни. — Вот будет номер, если вылезу прямо в объятья конюхов-Черепах! Или люк замуровали, когда строили конюшню». Но Джованни опять повезло. С трудом поддев и отведя в сторону крышку люка, он высунул голову… и встретился взглядом с Черным Горбуном.

— Иго-го? — спросил Черный Горбун.

— Сам такой, — парировал Джованни. — Значит, так. Быстро лезешь за мной в этот просторный, уютный подземный ход. А то что это за дело: торчишь в душной конюшне. Пора улетать.

— Летать неприлично, — заметил Черный Горбун.

— Такой героический конь, а тебя заперли… караулят… — продолжил уговоры Джованни.

«Я, конечно, героический, но не до такой степени, чтобы лезть в эту подозрительную дыру», — подумал Черный Горбун.

— Разве ты не хочешь полетать? — искушал его Джованни.

Черный Горбун заглянул в подземный ход.

— Там тесно летать, — сказал он. — Крылья не развернуть даже. Иго-го ваще.

Тут послышался шорох. Джованни испугался, что придут конюхи, схватил коня за копыто и потянул в подземный ход. Горбун обиделся и лягнул копытом. Джованни полетел вниз.

— Ну и дурак! — крикнул он коню. — Ну и сиди тут. А я пойду летать над контрадой!

«Летать неприлично, — подумал Черный Горбун. — Какой невоспитанный подземный человек».

Потом из люка высунулся призрак — тот самый, которого Джованни прогнал по дороге. Видимо, он крался за мальчиком.

— Иго-го? — опять спросил Черный Горбун.

Призрак язвительно заметил: «У-у-у!», показал язык и спрятался обратно. Что он хотел этим сказать, осталось неизвестным.

Во время сиесты Джованни продолжил похищение Черного Горбуна. Теперь он пошел верхним доступом — через крышу. Крыша была плоской, мальчик распластался на ней и его было снизу не видно. Он поковырял черепицу, простучал стыки… отец говорил, что даже в прочной поверхности бывают слабые места — на стыках. Но здешние слабые места не знали, что они слабые и не поддавались Джованниным усилиям. Сделать дыру в крыше оказалось неожиданно сложно.

Сначала Джованни ковырял потихоньку, а потом увлекся и стал долбить изо всех сил.

— Ты что делаешь? — спросил его кто-то. Джованни обернулся. За его спиной сидел Повешенный Трубочист.