— Я приехал просить руки вашей дочери, — промямлил Джон.

Улыбка Короля стала ещё толще и ещё сонливей, он как бы говорил: «Проси, я не против». Все, похоже, ждали, что Джон сделает дальше. Он понял, что пора предложить Принцессе руку и сердце. Но он враз позабыл все слова, и его покинули последние силы. В отчаянии Джон решил припомнить потерянный стишок — он наверняка тронет сердце Принцессы. У молодого Короля кружилась голова, но он что-то смутно припомнил и, упав на колени перед лежавшей как куль Принцессой, пробормотал:

Принцесса широко зевнула.

Поскольку больше не происходило ровным счётом ничего, молодой Король поднялся и выбрался из дворца. Поставив конягу на все четыре ноги, он взгромоздился в седло и неспешно потрусил в Велико-Труданию. «Должно быть, я опять слова переврал», — подумал он, и эта мысль неотвязно преследовала его всю дорогу.

Министры с нетерпением ожидали Короля.

— Свершилось? — спросили они. — Пришли вы с Принцессой Юга к взаимному согласию?

— К полному согласию! — подтвердил Джон.

Министры просияли от радости.

— И когда же объявят о помолвке?

— Никогда! — сказал Джон и ушёл в свои покои. Там он попросил Селину принести ему апельсинового сока со льдом. Оранжады Селина готовила весьма искусно; вскоре перед Королем стоял высокий бокал с торчащими из него соломинками, а сверху плавал оранжевый ледяной шарик. Пока Король потягивал сок, Селина спросила:

— Ну как, поладили вы с Принцессой Юга?

— Нет, — коротко ответил Джон.

— Верно, не вы, а она с вами поладить не захотела.

— Селина, не забывайтесь!

— Ладно-ладно, молчу. Ещё чего-нибудь желаете?

— Нет. Завтра я поеду к Принцессе Трясинии.

— Тогда вам надо приготовить галоши и плащ, — сказала Селина и, прихватив чемодан Короля, направилась к двери.

— Селина, погоди! — окликнул Король.

Она остановилась.

— Куда ты деваешь мусор из корзины? — спросил Джон.

— В мусорный бак.

— Его опорожняли на этой неделе?

— Я даже специально за мусорщиком посылала, — ответила Селина. — Бак был полнёхонек.

Её ответ поверг Короля в глубокое уныние. Когда горничная вернулась сообщить, что его ждёт прохладный душ, Король даже головы не повернул — продолжал напевать песенку и барабанить пальцами по оконному стеклу, словно Селины вовсе не было рядом.

Третье путешествие сильно отличалось от путешествий в Сугробию и Баобабию. На подъезде к Трясинии в лицо молодому Королю ударил шквальный ветер, едва не выбив путника из седла. Похоже, все ветра задули-завыли разом, взревели и засвйстали страшным посвистом. Деревья качались и гнулись, стуча друг об друга ветвями, столбы и изгороди валились и ломались, точно спички. В ушах у Джона стоял шум и треск, и было у него Две заботы: как бы шляпа не слетела и как бы самому из седла не вылететь. Смотреть на окрестности было некогда. Он понял лишь, что природа в Трясинии скудна и невзрачна, кругом сырость, а столица показалась Джону уродливым нагромождением серых камней.

«Зато жизнь тут бьёт ключом», — подумал молодой Король. Трясиния и вправду не походила на безжизненную Сугробию и изнывающую от зноя Баобабию. Люди сновали взад-вперёд как оголтелые и каждый норовил обогнать и перекричать другого. Стучали рамы, хлопали двери, лаяли собаки, кошки точно молнии гоняли по улицам, распустив хвост трубой, а люди с грохотом и топотом носились по своим неотложным делам.

«Похоже, меня и тут не ждут», — подумал Джон. В Трясинию накануне был послан королевский гонец, но Короля опять никто не встречал. Однако, подъехав к дворцу, сложенному из огромных гранитных глыб, Джон с радостью увидел, что двери распахнулись и навстречу ему хлынула толпа. Впереди бежала растрёпанная девушка в короткой юбке. Размахивая клюшкой, она подскочила к Джону и схватила его коня за гриву.

— Эй, в хоккей играть умеешь? — заорала девица молодому Королю.

Джон не успел и слова вымолвить, как она завопила:

— Нам как раз игрока не хватает! Пошли! — И стащила его на землю. В руки Королю сунули клюшку и поволокли его, совершенно ошалевшего, на огромное заболоченное поле позади дворца; за полем был обрыв, а внизу холодные злые волны немилосердно били и перекатывали, точно гальку, огромные валуны. Ветер наверху тоже не отставал: трепал и разбрасывал людей, точно щепки.

Игра началась. Джон так и не уяснил её суть, не понял даже, за кого и против кого играет, но целый час кряду его трепало ветром, било клюшками и обдавало солёными брызгами. Вокруг все кричали — аж в ушах звенело, чьи-то руки толкали Джона взад и вперёд, а в грязи он вывалялся с ног до головы. Наконец игра вроде бы закончилась. Джон устало опустился на землю. Но и теперь ёму не дали отдохнуть. Всё та же девица, ударив его по плечу, сказала:

— Вставай-ка! Ты кто такой?

Джон ответил слабым голосом:

— Я — Король Велико-Трудании.

— Во даёт! А что тебе тут надо?

— Я приехал свататься к Принцессе.

— Да ну?! Валяй!

— Но вы же не… — голос Короля совсем угас.

— Принцесса я, Принцесса! Валяй, сватайся!

Джон отчаянно пытался собраться с мыслями или хотя бы вспомнить потерянное стихотворение. Но с губ его слетело совсем другое:

— О-го-го! — гаркнула Принцесса и, подняв клюшку, ринулась к Джону. За ней, размахивая клюшками, устремилась толпа возмущённых придворных. При виде этой грязной хулиганской шайки Джон бросился наутёк. И, чудом увернувшись от ударов, успел сесть в седло и пустить коня в галоп. Он скакал без остановки, пока негодующие вопли жителей Трясинии не смешались с воем ветра. Наконец стих и ветер, и Король, обессилевший, в грязи и пыли, подъехал к воротам собственного дворца. Министры встречали его на пороге.

— Приветствуем Вас, Ваше Величество! — закричали они. — Ну что, нашли Вы с Принцессой Востока общий язык?

— О, да… — задыхаясь проговорил Джон.

Министры от радости пустились в пляс.

— И когда же она назовёт счастливый день евадьбы?

— Никогда! — взревел Джон.

Наверху в своих покоях он кликнул Селину — чтобы приготовила ему постель. Она взбила перины и подушки, постелила простыни и выложила для Короля ночную рубашку и тапочки — проворно и бесшумно. Кровать ждала и манила его усталое тело. Селина спросила:

— Как вам Принцесса Востока — понравилась?

— Нет! — насупился Джон.

— Верно, вы ей не понравились…

— Вы забываетесь, Селина!

— Ладно, молчу. Вам больше ничего не надо?

— Надо! Очень надо! Больше всего на свете надо…

— Что?

— Найти моё стихотворение.

— Стихотворение? Стишок, что ли?

— Ну да, стишок!

— Чего ж вы раньше не сказали? — И Селина, пожав плечами, вытащила из кармана помятый листок.

Молодой Король даже ногами затопал от гнева.

— Так, ты, значит, его припрятала?!

— А разве нельзя? Вы же его выбросили.

— Но ты сама говорила, что оно в мусорном баке!

— Чего не было, того не было.

— И говорила, будто не помнишь, что там написано.

— И сейчас не помню. Я в школе ни одного стишка не могла наизусть выучить.

— Но ведь ты его зачем-то хранишь?

— Так не учу же.

— А хранишь зачем?

— Это моя забота. И вообще, разве так обращаются с делом рук своих? — сурово сказала Селина. — Если человек свой труд не уважает, пускай не берётся вовсе!

— Я уважаю свой труд, Селина, — произнёс Король. — Поверь мне, уважаю. И очень жалел, что смял и выбросил этот листок — оттого что стихотворение тебе не понравилось.

— Разве?

— Так, может… понравилось?

— Неплохой стишок.

— Правда, Селина? Правда?! Селина, а ведь я позабыл его! Прочти мне!

— Вот ещё. Может, хоть теперь научитесь сперва запоминать, что пишете, а потом уж выбрасывать.

— Вспомнил! — воскликнул вдруг Король. — Селина, я вспомнил. Слушай! — И, взяв её за руку, Джон проговорил:

Он замолчал. Селина, опустив голову, отряхивала оборки на фартуке.