Войтек и говорит:
— Вы, да я, да полконя. Вот и выходит два с половиной.
Пан спрашивает:
— Где твой отец?
— В поле. Злом зло искореняет.
— А мать?
— Печет хлеб, что съели.
— Как же это отец злом зло искореняет?
— А люди через наше поле ездят, так он поперек канаву копает, чтобы не ездили. Вот и выходит, что злом зло искореняет.
— А мать?
— Стало быть, занимали мы хлеб да съели. Так теперь мать печет, чтобы долг отдать.
— Умница ты, Войтек. Приходи ко мне в гости на той неделе.
Пошел Войтеков отец в поле, поймал там зайца живьем и принес домой. А тут Войтеку пора в гости идти к пану. Вот он и говорит отцу:
— Батюшка, мне в гости идти. Так я возьму с собой зайца?
Отец дозволил.
А у того пана как раз в гостях был тот самый ксендз, у которого Войтек служил. Узнал он, что Войтек придет, и говорит пану:
— Вы его в дом не пускайте. Он тут нас всех дураками выставит.
Спустили с цепи всех собак во дворе, чтобы Войтеку не войти. Подошел Войтек к воротам, бросились на него собаки, а он возьми да выпусти зайца. Вся свора — за ним, а он вошел себе, как ни в чем не бывало. Пан ему и говорит:
— Как же ты прошел?
— А своими ногами да заячьими.
Дали ему место у печки, сел он, подошел к нему тот ксендз и спрашивает:
— Войтек, «Отче наш» наизусть знаешь?
— Нет, ваше преподобьице.
Схватил его ксендз за ухо и говорит:
— Так выучи, так выучи.
Оттаскал его крепко.
Сидит Войтек, пригорюнился и смотрит на канарейку в клетке. Ксендз его и спрашивает:
— Войтек, ты на что загляделся?
— На клетку, ваше преподобьице. Вы, ваше преподобьице, можете такие клетки делать?
— Нет, не могу, — отвечает ксендз.
Схватил его Войтек да ухо и говорит:
— Так научитесь, так научитесь.
Оттаскал ксендза не хуже, чем его самого оттаскали. Ксендз и говорит пану:
— Видите, я же говорил, что он нас всех дураками выставит.
Ничего они не могли с Войтеком поделать, вон прогнали. На том и конец.
ПРОПОВЕДЬ
Шел один монах через границу и попал в лапы к разбойникам. Окружили они его, а их старшой и говорит монаху:
— Или ты проповедь прочтешь, чтобы нам по нраву пришлась, или мы тебя умертвим.
Задрожал монашек, а сам думает:
— Не прочту, так и вправду умертвят.
Помолился он тихонько святому Варфоломею, покровителю казнимых чрез содрание кожи заживо, влез на пень, как на амвон, а разбойники шляпы поснимали, стоят, слушают.
Перекрестился монашек и начал:
— Жизнь вашу уподоблю весьма житию господа нашего Иисуса Христа.
— Это с какой же стати? — спрашивают разбойники, а сами рады-радешеньки.
— А вот с какой, — говорит монашек. — Господь наш Иисус в бедности родился, и вы тож не в богатстве. Господь Иисус с малолетства помогал святому Иосифу плотничать, и вы тоже не отлынивали, не то ваши батьки с вас шкуры бы поспускали. Подрос господь Иисус и отправился странствовать — и вы с места на место бродите. Поймали господа Иисуса — и вас поймают. Били господа Иисуса бичами — и вас то не минет. Распяли господа Христа — и для вас по виселице каждому поставят. Сошел Христос в ад — и вам туда дорога. Ну как? По нраву вам моя проповедь?
— Само собой, — говорят разбойники. — Еще бы нет!
А старшой монашку еще и горсть золота отсыпал. Отошел монашек подальше, обернулся к разбойникам и кричит:
— Не все я вам досказал! Вознесся потом господь Иисус на небо! А вот вы — не вознесетесь!
ВЫХОД ВСЕГДА НАЙДЕТСЯ
Стоял посреди Тушкова раскидистый дуб, весь свет божий тушковянам застил. Стали они думать, что с пим делать: то ли валить, то ли, по крайности, обрезать ветви, те, что поразвесистей. Решили обрезать ветви. Староста приказал, чтобы в такой-то день все жители явились на площадь. И вот стали рубить ветви. Сначала нижние, потом выше полезли. Распоряжался сын старосты, Мацек. Рубили-рубили, видят — вроде бы довольно. А как вниз-то спуститься? Нижние-то ветви срезаны начисто! Мацек и сообразил.
— Погодите, — говорит. — Я здесь за ветку схвачусь, ты — за мои ноги, и так по очереди, пока до земли не достанем.
Сказано — сделано. Вот-вот до земли дотянутся, да стали у Мацека руки соскальзывать. Тяжело все-таки.
Кричит он:
— Стойте! Я на руки поплюю, а то скользят.
Отпустил он руки — все и рухнули наземь. Совсем худо стало. В неразберихе попутали тушковяне ноги, никто своих узнать не может.
К счастью, шел мимо пастух с дубиной. Поведали они ему свое горе, заплатить обещали, он и взялся им помочь. И давай их дубиной охаживать! Кого стукнет, тот мигом вскочит и бегом с площади! И еще рад-радехопек, что ноги-то нашлись.
ЛУНА В КОЛОДЦЕ
Возвращался однажды в сумерки сын старосты из Липуша домой в Тушков. Звали его, как и отца, Мацеком. Так всегда в Тушкове старшего сына называли, а ежели он помирал, то следующего сына в Мацека переименовывали.
Вот идет Мацек, а тут луна взошла и пошла с ним рядом. Решил Мацек от нее отделаться, пустился бежать, а луна не отстает. Старался он, старался — так от нее и не сумел удрать. Прибежал в Тушков — смерть как пить хочется! Подошел он к колодцу, заглянул в него — а там откуда ни возьмись тоже луна! Бросился Мацек домой, а дома у старосты все тушковские умники как раз на совет собрались. Вот вбегает он в дом и кричит:
— Отец, луна в колодец забралась!
Всколыхнулись умники.
— Да она всю воду у нас выпьет! — кричат одни.
— Надо ее поймать и повесить над управой. Пусть она нам днем и ночью светит! — голосят другие.
Долгий был совет, шумный. А потом все пошли к колодцу поглядеть, как там луна, что поделывает. В аккурат туча небо заслонила, и луны в колодце нет как нет.
— Сбежала, чертовка! Больно долго мы совещались, — огорчились умники и пошли обратно. Только молодой Мацек у колодца остался. Стоял-стоял, думал-думал, а тут ушла туча, прояснилось, луна опять в колодце тут как тут! Помчался Мацек в управу. А там умники судят-рядят, что надо было делать да как, да кто виноват, что не сразу пошли луну в колодце ловить. Влетел туда Мацек и кричит:
— Отец! Там она!
Без лишних разговоров все схватились и бегом к колодцу! Багор принесли, ловили-ловили луну багром, уж кажется, вот-вот поймают, а она все с багра соскальзывает.
— Стойте! — говорит Мацек. — Несите сюда лестницу подлиннее, и приманку забросим. А пока, чтобы не удрала, прикроем колодец досками.
Принесли лестницу, откинули доски, глядь — а луна опять сбежала! И теперь уже насовсем. И темным-темно теперь в Тушкове по вечерам.
ПРО ЦЫГАНА
Цыгана к смерти приговорили, повели к виселице. Палач уж и петлю приготовил, а цыган просит судью: дайте, мол, перед смертью сплясать. Судья согласился, развязали цыгану руки. Пляшет цыган, коломийки да краковяки выкаблучивает, сам себе подпевает. Все смотрят, смеются, все шире и шире круг расступается. Плясал цыган, плясал, а потом как прыгнет! — и наутек. Бросились его догонять, да где там! Удрал.
К ночи добрался он до хаты одного мужика, переночевать попросился. Дал ему мужик подушку, смотрит — вместо того, чтобы положить ее под голову, цыган ноги на нее кладет.
Спросил мужик: почему, мол, ты так делаешь? А цыган объясняет:
— Если бы не ноги, не сносить бы мне головы. Ноги мне голову спасли — стало быть, им должно быть больше почету, чем голове.
ШАПКА ЗА ТРИСТА ЗОЛОТЫХ
Один мужик задумал имущество делить и пообещал сыну, что получит он три золотых. А сын странствовать хотел, вот и говорит отцу:
— Батюшка, дайте мне мою долю сейчас. Пойду я странствовать.
Отдал ему отец три золотых. И пошел сын странствовать. А на голову старую шапку надел.
Прошел мили две, зашел в корчму, спросил на два медяка водки, отдал корчмарихе золотой и говорит:
— Хозяйка, оставьте у себя сдачу. Буду возвращаться — накормите меня.
И дальше пошел.
Опять захотелось ему есть, отыскал он еще одну корчму. Зашел туда, спросил на два медяка хлеба, на два медяка водки и говорит:
— Оставьте у себя сдачу. Буду возвращаться — угостите меня на нее.
И еще дальше пошел. Шел-шел, опять есть хочется. Видит — опять корчма. Проел там четверть последнего золотого, а сдачу хозяйке оставил.
— Буду возвращаться, — говорит, — поем на остальное. Вот идет он, идет, а денег-то больше нет. А есть-то хочется. А тут опять корчма. Зашел он туда, а там сидят трое бродяг, едят, пьют. Позвали они его к столу, угостили. Наелся он на славу и говорит: