Позвали на ту свадьбу всех:

А ещё пришли:

Веселились они и пировали долгие годы, да и теперь ещё веселятся. Кто туда придёт, выпьет и поест. А у нас не так: у кого деньги есть, тот пьёт и ест, а у кого нет — тот лишь смотрит и терпит.

Жили-были в одном селе два брата, оба женатые. Старший был трудолюбив, бережлив и богат и за какое дело ни брался, господь за него заступался, но детей у него не было. А младший брат был беден. Не раз бежал он от счастья, а счастье от него, потому что был он ленив, умом нерасчётлив и в делах неудачлив; да и детей имел целую кучу! Жена у бедняка была женщина работящая, добрая, а у богатого — скупая и злая-презлющая.

У бедного брата — был бы он беден грехами! — всё же пара волов имелась, да ещё каких: сизые, молодые, высоченные, рога острые, на лбах отметины, а сами ширококостные, сытые, лучше не сыщешь — хоть в телегу впрячь, хоть на люди показаться, хоть землю пахать. Зато ни плуга, ни бороны, ни телеги, ни саней, ни тынжалэ,[6] ни косы, ни вил, ни граблей — ничего нужного в хозяйстве и в помине не было у этого непутёвого человека. Всякий раз, когда была в них нужда, шёл он к другим, особливо к брату, у которого всего было вдоволь. А потому жена покою не давала, поедом ела его, чтобы раз и навсегда от брата его отвадить.

— Брат-братом, — говорила она частенько, — а денежки счёт любят.

— Так-то оно так, жена, да ведь кровь не вода. Уж если не я, то кто и поможет?

Тут уж ей возразить было нечего, умолкала она, только губы себе кусала.

И всё бы ничего, кабы не телега. Двух дней, бывало, не пройдёт, как снова Дэнилэ на пороге, просит телегу ссудить: то дров из лесу привезти надо, то муку с мельницы, то копны с поля, то ещё невесть что.

— Слышь, брат, — сказал однажды старший меньшому. — Уже воротит меня от родства-то нашего! Есть у тебя волы, почему телегу не справишь? Мою ты вконец разбил. Трах сюда, тарарах туда — пропадает телега. И потом, знаешь, как говорится: «Отдай, поп, шпоры, кобылу пятками колоти».

— Так-то оно так, — отвечал меньшой, почёсывая голову, — но что же мне делать?

— Как что делать? Ты меня послушай. Волы у тебя рослые и красивые. Ступай на ярмарку, продай их и других возьми, поменьше и подешевле. На деньги, что останутся, телегу купишь, хозяйство своё заведёшь.

— А совет-то и впрямь неплох. Так и сделаю.

Побежал домой, вывел волов на верёвке и побрёл на базар. Но, как уже сказано, был он одним из тех, у кого собаки на ходу кусок из котомки тянут и все дела свои навыворот делает. Город был неблизко, ярмарка подходила к концу. Но Дэнилэ Препеляку сам чёрт не брат! Недаром же его Препеляком[7] прозвали, только и было добра у него во дворе, что кол, сделанный его руками. Нахлобучил он шапку на голову, натянул на уши, и море ему по колено:

Идёт он с волами Думаном и Телешманом на ярмарку; как стал подыматься по холму пологому, видит — шагает навстречу человек, перед собой новую телегу катит, только на ярмарке купленную: в гору толкает, под гору осаживает.

— Постой, приятель, — говорит Дэнилэ, у которого волы так и рвались с верёвки к сочной и пышной траве, что у самой дороги росла. — Придержи-ка свою телегу, словом с тобой перекинусь.

— Я бы постоял, да она стоять не хочет. А о чём речь-то?

— Телега у тебя словно сама идёт?

— Да ещё как! Разве сам не видишь?

— Знаешь что, приятель?

— Буду знать, коли скажешь.

— Давай меняться: ты мне телегу, я тебе волов, хватит мне с ними мороки: то сена им подавай, то загон ставь, то как бы волки не задрали, то ещё чего… Уж как-нибудь ухитрюсь телегу толкать, особливо если сама идёт.

— Шутишь, мил-человек, или правду говоришь?

— Не шучу, — отвечает Дэнилэ.

— Однако вижу, что ты малый себе на уме… — говорит хозяин телеги. — Твоё счастье, что я сегодня покладистый; что ж, в добрый час! Счастливо тебе телегой владеть, а мне волами!

Оставил ему телегу, сам с волами к лесу свернул и быстренько пропал из виду. А Дэнилэ про себя думает:

— Здорово же я его подковал… Только бы он не передумал. Но вроде не цыган, не пойдёт на попятный.

Вцепился в телегу, под гору домой топает.

— Го, телега бешеная, го! Когда нагружу как следует мешками с мельницы или сеном с поля, вот так же катись!

А телега всё вперёд, вперёд, словно обогнать его хочет.

Но окончился спуск, подъём начинается. Толкай её в гору, кто может! Дэнилэ туда, Дэнилэ сюда — обратно телега катится.

— На! Вот и вышла мне боком телега!

С большим трудом подал он телегу в сторону, подпёр на месте, присел на дышло, думу думает:

«Вот так-так! Коли я Дэнилэ Препеляк, то волов загубил, а коли нет, то телегу нашёл. То ли я Препеляк, то ли нет…»

Глядь — человек мимо шагает, гонит козу на ярмарку продавать.

— Слушай, друг, — говорит Дэнилэ. — Не отдашь ли козу за телегу?

— Да видишь ли… Коза у меня смирная, да и молочная хоть куда.

— Что толковать впустую? Молочная — немолочная, бери телегу, отдавай козу!

Тот, конечно, спорить не стал: отдаёт козу, забирает телегу. Потом попутных телег дождался, к одной из них свою привязал и отправился восвояси, а Дэнилэ с разинутым ртом на месте остался.

— Ладно, — сказал себе Препеляк. — Его-то, по крайности, здорово я обставил…

Потащил он козу на ярмарку. Но коза козой остаётся! Так во все стороны дёргает, что вовсе ему опостылела.

— Поскорей бы до базара добраться, — думает Препеляк. — Отделаюсь от шелудивого чёрта.

Идёт он, идёт, а навстречу человек с базара возвращается с гусем под мышкой.

— Здорово, добрый человек! — говорит Дэнилэ.

— Дай боже здоровья!

— Не хочешь меняться? Бери у меня козу, давай взамен гусыню.

— Вот и не угадал. Не гусыня, а гусак. Я на семя его купил.

— Давай сюда! Я тебе тоже доброе семя дам…

— Коли добавишь чего, может, и уступлю. А нет, так счастье моим гусыням: такое потомство заведу через него, что только держись!

Словом, туда-сюда, один прибавляет, другой уступает — просватал-таки козу Препеляк! Хватает он гусака и дальше шагает, к городу. Приходит на ярмарку, а гусак у него в руках гогочет во всю глотку: га-га-га-га!!!

— Вот те на! От чёрта избавился, на батьку его напоролся! Оглохнуть можно. Ничего, сейчас и тебя поженю, негодник этакий!

Рядом человек кошелями торговал. Променял Дэнилэ гусака на кошель, что на длинных ремнях на шее носят. Берёт он кошель, крутит, вертит в руках, потом говорит:

— Фу ты, пропасть, чего ж я наделал! Была пара волов таких, что любо-дорого посмотреть, а остался с пустым кошелем, Ну и ну! Ведь не впервой я в дорогу пускаюсь! А сегодня словно чёрт разум отнял.

Походил, походил он ещё, глаза на ярмарку пяля, и домой побрёл. До села добрался, прямо к брату спешит, чтобы его порадовать:

— Здравствуй, брат!

— Добро пожаловать, Дэнилэ! Долго же ты на ярмарке пропадал!

— Да вот так, брат; туда поспешил, обратно людей насмешил.

— Ну, а вести какие из города несёшь!

— Не ахти какие. Волы мои, бедняжки, сгинули, словно их не бывало.

— А что, зверь какой напал или выкрали их тебя?

— Какое! Своей рукой их отдал, брат.

Рассказал Дэнилэ всё, как было, по порядку, с начала до конца.

— Словом, — говорит, — чего там долго болтать? Была пара волов, а теперь один кошель, да и в том ветер свищет.

— Да, по правде сказать, большой ты простофиля!

— Так-то оно так, брат, зато теперь набрался я ума-разума. Хотя и то сказать, толк-то какой?

На, бери себе кошель, мне, всё одно, нечего с ним делать. Но Христом богом тебя заклинаю, в последний раз ссуди мне телегу с волами: дровишек из лесу привезу жене и детям, а то у них, у бедняжек, огня развести нечем! А уж там будь что будет, не стану тебя больше тревожить.

— Тьфу! — сплюнул брат, выслушав его до конца. — Видать, господь населил эту землю кем смог. Ступай, бери телегу, только знай, что в последний раз.

Дэнилэ больше ничего и не надо. Сел в телегу, погнал волов. Приехал в лес, приглядел дерево потолще, вплотную подал телегу. Не выпряг волов и дерево стал рубить, чтобы сразу оно в телегу свалилось. Уж таков был Дэнилэ Препеляк! Тюкает он по дереву, тюкает и — пырр! Свалился тяжёлый ствол, телегу в щепки, волов насмерть!