Такого вынести не мог никто. Голос Милли потонул в криках: «Не может быть!» и «Неслыханная белиберда!».
Милли слегка улыбнулась – и голос ее внезапно заглушил все протесты, звонкий, как колокольчик, и вроде бы даже не очень громкий. И все услышали, как она сказала:
– А потом зияет ужасный провал, заполненный всевозможными бедствиями.
Все притихли, чтобы узнать, что это были за бедствия.
– В эти края пришла новая вера, – сказала Милли, – религия ревностных праведников, из тех религий, приверженцы которых, если видят, что кто-то ее не придерживается, убивают их или мучают, пока те не уверуют. Эта религия ненавидела ведьм и колдунов, а еще больше ненавидела скрытый народ. Всех колдунов, весь невидимый народец она считала чертями, демонами и чудищами, а священники придумывали хитроумные способы истреблять их и уничтожать их волшебство – волшебство, которое и в самом деле имело силу. Насколько мы можем судить, все Деды в то время изрекли свои пророчества, и все вы – и Пинхоу, и Фэрли, и Кливсы – тут же обеспечили, чтобы никто не мог догадаться, что вы колдуете. Когда вам случалось применять свое ремесло, вы действовали в строжайшей тайне, а поскольку скрытый народ был еще в большей опасности, вы совместными усилиями выслали его за пределы дальних далей, чтобы уберечь. Вы думали, это будет временная мера. Все Деды не сомневались, что праведники со временем уйдут восвояси. Так и произошло. Но прежде их священники стали еще хитрее и научились таить свои планы даже от Дедов. И тем не менее Дед Фэрли в те времена предрек беду. Однако той же ночью на них напали кровожадные. Они принесли с собою мечи, огонь и сильное волшебство и перебили всех, кого могли. – Милли обвела глазами тех, кто собрался во дворе, и тех, кто толпился у ворот. – А когда они сделали свое дело, остались одни дети – младше всех тех, кто присутствует здесь. Мы думаем, кровожадные забрали всех детей, кого смогли поймать, и переучили их на свой религиозный манер, но некоторые дети сбежали в лес. Провал длился примерно пятнадцать лет, поэтому у детей было время вырасти. А затем, благодарение небесам, кровожадных тоже завоевали – должно быть, римляне, – и все вы снова встретились, те, кто прятался в лесах, и те, кто попал в плен, и начали жизнь заново.
Когда Милли умолкла, Крестоманси с трудом вздохнул и выпрямился, опершись на ручки кресла. Мур испугался: вид у него был просто кошмарный, совсем больной.
– Сами понимаете, что из этого следует, – проговорил Крестоманси. – Дети были еще малы и плохо понимали, что происходит. Знали они лишь то, что успели внушить им встревоженные родители еще до резни. Они думали, что нужно хранить ремесло в тайне. Они были убеждены, что их долг – держать скрытый народец в заточении, а если они не будут этого делать, их ждет какая-то опасность, о которой они имели лишь смутное представление. А еще они все твердо знали, что, если Дед примется пророчествовать, жди беды, и поэтому избирали Дедов, которые умели отдавать разумные приказы, а не тех, кто обладал ведовским и пророческим даром. И к тому же, – печально добавил Крестоманси, – к сожалению, должен сказать, что праведники внушили многим из них свои представления, так что те считали сохранение подобного порядка вещей своим священным долгом.
Повисло долгое задумчивое молчание. Во время паузы Мур увидел, как из-за спинки кресла Крестоманси протянулась паучья лапа еще не встречавшегося серебристо-белого цвета и вручила Крестоманси рюмку какой-то зеленоватой жидкости. Крестоманси несколько оторопел, но принял ее. Мур смотрел, как Крестоманси понюхал жидкость, поднял ее к свету, потом осторожно обмакнул в нее палец. От пальца полетели зеленые и золотые искры, словно от бенгальского огня. Секунду Крестоманси внимательно его рассматривал. А затем вполголоса произнес: «Очень вам признателен», – и осушил рюмку. Скорчил страшную гримасу и схватился за живот. Но лишь на миг – а потом стало видно, что ему не в пример лучше.
Тут все зашевелились, кроме Бабки Норы и Доротеи – те, похоже, спали.
Папа поднял голову и сказал:
– Ну что ж, красивая легенда.
– Не просто легенда, – возразил Крестоманси. Повернулся к пустому месту рядом и спросил: – Том, вы ведете протокол?
Неожиданно оказалось, что Том, секретарь Крестоманси, стоит там с блокнотом. А рядом – старая мисс Розали, хранительница библиотеки в замке. Она нацепила очки на самый кончик носа и уткнулась этим самым кончиком носа в огромную синюю папку, раскрытую у нее в руках.
– Каждое слово, сэр, с самого начала, – ответил Том.
Мисс Розали тоже подняла глаза от папки и с обычной своей прямотой и бесцеремонностью объявила:
– В жизни не видела таких вопиющих злоупотреблений волшебством – ни разу! Не говоря уже о преступном сговоре. Вы можете всех их засудить.
Милли и Крестоманси посмотрели на нее так, словно жалели, что она вообще открыла рот. По всему двору раздались гневные обиженные возгласы. Дядюшки Пинхоу грозно поднялись на ноги, большинство двоюродных и троюродных Фэрли тоже. Бабка Нора вскинулась, проснулась и устремила на Крестоманси свирепый взгляд.
К несчастью, именно в этот миг проснулся и Кларч и с любопытством заковылял по брусчатке.
Глава двадцатая
Мур не сомневался, что разбудили Кларча или Крестоманси, или Милли, а может быть, и оба сразу. Иначе было непонятно, как Кларч умудрился с такой легкостью выскользнуть из стиснутых пальцев Мура и как Марианна выпустила его хвост.
– Это еще что такое?! – проговорил папа Марианны.
– Это тот, кто вылупился из яйца, – объяснил ему дядя Чарльз. – Я тебе не рассказывал? Артуру точно говорил.
Их голоса потонули в визге Доротеи:
– Адская тварь! Мама, убейте его! О, скрытый народ вырвался на свободу! Нам конец! Убейте его!
Бабка Нора вскочила и простерла руку в сторону Кларча, который вопросительно повернул к ней голову.
– Смерть тебе, – пропела Бабка Нора. – Умри, зачатое в грехе отродье ночи!
К вящему смятению Марианны и величайшему облегчению Мура, ничего не случилось. Кларч только заморгал и удивился. Доротея нацелилась в него пальцем и завопила:
– Растай! Умри! Исчезни!
Кларч вытаращился на нее, а толпа еле видных созданий бросилась к нему и запорхала вокруг, показывая, что не даст его в обиду. Многие это увидели. И все закричали:
– Скрытый народ на свободе! Скрытый народ на свободе!
Кое-кто из тех, кто стоял у ворот, завопил погромче Доротеи.
Крестоманси нетвердо поднялся на ноги.
– Прошу вас, тише, – устало выговорил он. – Это всего-навсего детеныш грифона.
Шум сразу стих – лишь Бабка Нора сердито поинтересовалась:
– Почему я его не убила? Почему он не сдох?
– Потому, миссис Фарлонг, – отвечал Крестоманси, – что, пока мы беседовали, мой коллега Джейсон Йелдем занимался тем, что лишал вас волшебной силы.
У Бабки Норы отвисла челюсть.
– Что?!
– Ну, это уж точно ерунда, – подал голос папа. – Волшебный дар – дело врожденное. Кстати, Марианна, ты не имела права отдавать яйцо этому треклятому мальчишке. Ты нарушила наш священный договор, я очень сердит на тебя.
Крестоманси вздохнул:
– Вы, должно быть, не слышали ни слова из того, о чем мы здесь говорили, мистер Пинхоу. Нет никакого священного договора, а скрытый народ был заточен лишь на время, ради его же безопасности. И да, волшебный дар – это врожденное, как и гланды или аппендикс. Их тоже можно удалить. Лучше покажите им, Джейсон.
Джейсон кивнул и сделал такое движение, как будто что-то легонько отталкивал. И откуда-то с его колен скатился большой клубок из полупрозрачных сине-зеленых нитей – точь-в-точь большой клубок шерсти для вязания. Он плавно, словно скользя, выкатился на середину двора и там остановился.
– Вот, – сказал Джейсон. – Вот все волшебство Фэрли. До последней капли.
Бабка Нора, Доротея и все двоюродные и троюродные Фэрли вытаращились на клубок. Кто-то из двоюродных сказал:
– Вы не имели права так с нами поступать.
– Не просто имею право, – возразил Крестоманси. – Я государственный служащий, и это мой долг. Нельзя доверять волшебство тем, кто применяет его, чтобы заразить целую деревню опасной болезнью вроде оспы.
– Это все Марианнины россказни! – воскликнул папа.
Крестоманси кивнул Тому, и тот перелистал блокнот и прочитал:
– «Мы послали вам коклюш, мы даже оспу послали, но на вас просто удержу не было!» Вот, мистер Пинхоу, в точности слова миссис Фэрли.
Папа промолчал. Только поднял пилу и со значением согнул ее и разогнул.
Ирэн подтолкнула Джейсона локтем и что-то ему зашептала. Джейсон улыбнулся и ответил: «Да!» И повернулся к Крестоманси: