Если никто на «Ладоге» ни разу не заинтересовался, по какому праву Хоттабыч и его друзья участвуют в экспедиции, то ясно, что Хоттабычу не стоило никакого труда проделать примерно такую же комбинацию и с родителями и знакомыми наших героев.
Во всяком случае, и родители и знакомые восприняли как должное факт отъезда ребят в Арктику, совершенно не задаваясь вопросом, какими таинственными путями они устроились на «Ладогу».
Отлично пообедав, ребята долго рассказывали своим близким, почти не привирая, о различных своих приключениях в Арктике, но благоразумно не упоминали о Хоттабыче. Только Женя, увлёкшись, чуть не проболтался. Описывая вечера самодеятельности, происходившие в кают-компании во время туманов, он сболтнул:
— А тут, понимаешь, вылезает вперёд Хоттабыч и говорит…
— Что за странное такое имя — «Хоттабыч?» — удивилась Татьяна Ивановна.
— Это тебе, мама, показалось. Я не говорил «Хоттабыч», а сказал «Потапыч». Это нашего боцмана так звали, — не растерялся Женя, хотя и очень покраснел.
Впрочем, на последнее обстоятельство никто не обратил никакого внимания. Все с завистью смотрели на Женю, который ежедневно и запросто встречался с настоящим, живым боцманом.
Зато у Вольки едва не произошло несчастье с медным сосудом. Он сидел в столовой на диване, с большим знанием дела объяснял родителям разницу между ледоколом и ледокольным пароходом и не заметил, как из комнаты исчезла бабушка. Она пропадала минут пять и вернулась, держа в руках… сосуд с Омаром Юсуфом.
— Это что такое? — с любопытством осведомился Алексей Алексеевич. — Откуда ты это мама, достала?
— Представь себе, Алёша, у Воленьки в чемодане. Я стала разбирать вещи, вижу — лежит вполне приличный кувшин. Пригодится для наливок. Его только почистить надо, уж больно он позеленел.
— Это совсем не для наливок! — побледнел Волька и выхватил сосуд из бабушкиных рук. — Это меня просил помощник капитана передать его знакомому. Я обещал сегодня же снести.
— Очень занятный сосуд! — одобрительно отозвался Алексей Алексеевич, большой любитель старинных предметов. — Дай-ка, Воля, посмотреть. Эге, да он, оказывается, со свинцовой крышкой! Интересно, очень интересно.
Он попытался открыть сосуд, но Волька ухватился за кувшин обеими руками и залепетал:
— Его нельзя открывать!.. Он даже вовсе не открывается… Он совсем, совсем пустой… Я обещал помощнику капитана не открывать… чтобы винтовая нарезка не испортилась…
— Скажите, пожалуйста, как он разволновался! Ладно, бери эту посудину на здоровье, — сказал Алексей Алексеевич, возвращая сыну сосуд.
Волька в изнеможении уселся на диван, крепко прижимая к себе страшный сосуд. Но разговор уже больше не клеился, и вскоре Костыльков-младший встал со своего места и, сказав как можно непринуждённей, что он пойдёт отдавать кувшин, почти бегом покинул комнату.
— Только смотри, не задерживайся долго! — крикнула ему вдогонку мать, но его уже и след простыл.
LXI. К ЧЕМУ ПРИВОДЯТ ИНОГДА УСПЕХИ ОПТИКИ
На берегу Вольку давно уже ждали Женя и Хоттабыч. Кругом было тихо. Необъятное ночное небо простиралось над головами наших друзей. Полная луна лила с высоты неживой, голубоватый свет.
Женя догадался захватить с собой бинокль и сейчас с наслаждением изучал в него Луну.
— А ну, товарищи, прекращайте свои занятия астрономией! — сказал, приближаясь, Волька. — Следующим номером нашей обширной программы — торжественный выпуск на волю всем нам хорошо знакомого Омара Юсуфа! Музыка, туш!
— Эта злючка и без туша не заболеет! — сурово отозвался Женя.
Чтобы подчеркнуть своё презрение к ненавистному джинну, он повернулся к кувшину спиной и изучал в бинокль Луну так долго, пока не услышал скрипучий голос Юмара Юсуфа:
— Да дозволено будет твоему покорнейшему слуге, о могучий Волька, осведомиться, чему служат чёрные трубки, в которые вперил свои благородные очи мой горячо любимый господин, а твой друг Женя?
— Кому Женя, а вам — Евгений Николаевич! — задорно подал голос Женя, не оборачиваясь.
— Это бинокль. Это… чтобы ближе видно было, — попытался объяснить Волька. — Женя смотрит на Луну в бинокль, чтобы лучше видеть. Чтобы она крупнее выглядела.
— О, сколько приятно, я полагаю, это времяпрепровождение! — подхалимски заметил Омар Юсуф.
Он вертелся вокруг Жени, норовя хоть краешком глаза заглянуть в бинокль, но Женя нарочно отворачивался от него, и самовлюблённый джинн был уязвлён этой непочтительностью до глубины души. О, если бы здесь не было могущественнейшего Вольки, одним словом своим остановившего на несколько дней движение Солнца! Тогда Омар Юсуф знал бы, как рассчитаться с непокорным мальчишкой! Но Волька стоял рядом, и взбешённому джинну не оставалось ничего другого, как обратиться к Жене с униженной просьбой дать ему возможность посмотреть на великое ночное светило через столь заинтересовавший его бинокль.
— И я прошу тебя оказать моему брату эту милость, — поддержал его просьбу Хоттабыч, хранивший до сих пор полное молчание.
Женя нехотя протянул Омару Юсуфу бинокль.
— Презренный отрок заколдовал магические трубки! — вскричал через несколько мгновений Омар Юсуф, со злобой швырнул бинокль на землю. — Они уже сейчас не увеличивают, а, наоборот, во много раз уменьшают лик Луны! О, когда-нибудь я доберусь до этого юнца!
— Вечно ты зря кидаешься на людей! — сказал Волька с отвращением. — При чём тут Женя? Ты смотришь в бинокль не с той стороны. — Он поднял бинокль с травы и подал его злобствовавшему джинну. — Надо смотреть через маленькие стёклышки.
Омар Юсуф недоверчиво последовал Волькиному совету и вскоре произнёс с сожалением:
— Увы, я был лучшего мнения об этом светиле. Оказывается, оно щербатое, с изъеденными краями, как поднос самого последнего подёнщика. Уж куда лучше звёзды! Они хоть и во много крат меньше Луны, но зато, по крайней мере, без видимых изъянов.
— Дай-ка мне, о брат мой, удостовериться в правильности твоих слов, — сказал заинтересовавшийся Хоттабыч; посмотрел в бинокль и с удивлением согласился: — На этот раз мой брат как будто бы прав…
По словам Хоттабыча нетрудно было заключить, что авторитет Омара Юсуфа уже давно был в его глазах очень сильно поколеблен.
— Какая дикость! — возмутился Женя. — Пора бы знать, что Луна во много миллионов раз меньше любой из звёзд.
— Не-ет, я больше не в состоянии выдержать постоянные издевательства этого мальчишки! — взревел Омар Юсуф и схватил Женю за шиворот. — Уж не будешь ли ты меня уверять, что песчинки больше горы? С тебя это станет. Не-ет, сейчас-то уж я с тобой окончательно покончу!
— Остановись! — крикнул ему Волька. — Остановись, или я на тебя немедленно обрушу Луну, и от тебя даже мокрого места не останется! Мне это, брат, раз плюнуть. Ты ведь меня знаешь.
Разъярённый Омар Юсуф нехотя отпустил не на шутку перепугавшегося Женю.
— Ты и на этот раз совершенно напрасно взбеленился, — сказал Волька. — Женя прав. Присядь, и я тебе всё постараюсь разъяснить.
— Нечего мне разъяснять, я сам всё прекрасно знаю! — кичливо возразил Омар Юсуф, но ослушаться Вольки не посмел.
На астрономические темы Волька мог говорить часами. Это был его конёк. Он перечитал все популярные книги по вопросам мироздания и с увлечением излагал их содержание всем, кто хотел его слушать. Но Омар Юсуф явно не хотел его слушать. Он всё время презрительно хмыкал и наконец, не выдержав проворчал:
— Никогда не поверю твоим словам, пока не удостоверюсь в них на деле.
— То есть как это «на деле»? — удивился Волька. — Уж не собираешься ли ты на Луну, чтобы убедиться, что это не маленький диск, а огромный шар?
— А почему бы и не слетать? — заносчиво спросил Омар Юсуф. — Вот возьму и сегодня же слетаю.
— Но ведь Луна невероятно далеко.
— Омара Юсуфа не пугают большие расстояния. Тем более, что я сильно, прости меня, сомневаюсь в справедливости твоих слов.
— Но ведь путь к ней лежит в безвоздушном пространстве, — добросовестно возражал Волька.
— Я могу прекрасно обходиться без воздуха.
— Пускай летит! — свирепо шепнул Женя Вольке. — А то мы ещё с ним хлебнём горя.
— Конечно, пускай летит, — тихо согласился Волька. — Но всё-таки я считаю, что мой долг предупредить его о том, что его ждёт в пути… Учти, Омар Юсуф, — продолжал он, обращаясь к чванливому джинну, — учти, что там страшно холодно.
— Я не боюсь холода. До скорого свидания! Улетаю.
— В таком случае, — сказал Волька, — если уж ты во что бы ни стало решил слетать на Луну, то хоть в одном послушайся меня. Обещаешь ли ты беспрекословно подчиниться моим словам?