Слышит царь: вроде проснулись в доме, шебуршатся. Выглянул заспанный Иногда в окошко и хлеб–соль протягивает:

— На, царь–батюшка, возьми, не побрезгуй. Магазин сегодня рано закрылся, я сам еле успел. А тебе, Султаныч, видать, вовсе не досталось. Голосочек–то как ослабел. Ой–ёй–ёй! На, ешь, поправляйся.

Растерялся Султаныч, ломоть хлеба в котомку сложил и отправился восвояси. Как теперь с Иногда драться, если он с ним хлеб преломил, поделился? Ведь известно же: кто с тобой хлеб преломил, тот тебе родным стал.

Вернулся Султаныч, рассказал своей семье всю эту запутанную историю. Глядит: Очень повеселела, песенки поёт. Сестрицы, на неё глядя, тоже заулыбались. Тритатуська лицом посветлела и говорит царю–батюшке:

— Вот и ладушки. Поскольку Иногда нам родной теперь, то пусть к нам и переезжает жить. Очень довольна будет. А мне ради дочкиного счастья ничего не жаль.

— А как же приданое?! — вскричал побледневший от жадности отец.

— Какое приданое? Проехали. Иногда и так уже нашей семье родной! Ты ж сам сказал.

Так облапошили они богатыря, женили на царевне Очень. Не прошло и года, как и Вообще замуж вышла, и Крайне там оказалась. У каждой — по хлебному ломтю от сватьев. Без приданого взяли, постеснялись с родных требовать.

Подрос Чуток маленько. Женихаться начал. Надел царевич самый красивый наряд и пошёл в лес чужое царство–государство проведать, невесту себе привести, если что. А в лесу разбойнички добра наживали, они его быстро обчистили, раздели, разули и не в ту сторону отправили.

Пришёл Чуток не туда, видит, что ошибся. Хотел назад повернуть, а тут его голосок девичий окликает:

— Женился бы ты на мне, Чуток! Я — твоё счастье.

Обрадовался Чуток, озирается, а не видно никого. Что за пропасть? Искал, искал. Никого. Только в путь двинется — опять тот же голосок! Отчаялся Чуток совсем. Решил перекусить, а нечем. Даже котомки нет, всё у него в лесу отобрали. Сел на траву и заплакал. Жалеет себя. Вдруг рука его в траве наткнулась на что–то. Батюшки, краюшка хлебная!

Только он собрался от нее откусить маленько, как завопит хлебная краюшка:

— Караул! Чуточек, неужели, ты меня, невестушку свою, съешь сейчас? Ай–яй–яй! Горе мне, горе…

— Как же я на тебе женюсь? Ты же не человек!

— А ты отнеси меня к себе домой да передай отцу своему, скажи, чтобы невесту твою нашел по хлебной краюшке.

Так Чуток и поступил. Подивились Султаныч и Тритатуська и поняли так, что долги свои людям возвращать надо. Собрал Султаныч ради сына своего весь народ, поклонился народу в пояс и попросил у него невесту своему сыночку найти. А в знак благодарности, преломил он с каждым своим подданным хлеб. Поклонился ему народ и по домам разошёлся…

Вернулась в дом и царская семья: Тритатуська, Султаныч, Вообще и Крайне с мужьями, Очень с Иногда, только Чуток во дворе остался. Грустит. И вдруг из терема царского доносится до него голосок девичий:

— Чуток! Родной! Иди скорей ко мне! Это я — твоя Хлебная Краюшка!

Побежал Чуток домой, а там его девица ждёт — неописуемой красоты. Улыбается и говорит:

— Неужто не узнаёшь?

— Как не узнаю? Сразу узнал! По голосу!

Тут даже царица прослезилась от счастья за сыночка. А сестрицы завизжали от восторга. А царь–государь «Барыню» сплясал. Вприсядку.

Играют мячики в футбол. Как положено: двадцать два игровых, половина из них красного цвета, а половина — белого, да трое желтых судейских мячика — один со свистком, двое с флажками боковыми. Людей нет. Никто не мешает. Катись куда хочешь.

Катаются мячики от ворот до ворот, подпрыгивают, в сетку влетают, как мухи, об штанги стукаются, довольные! Мячик со свистком пыхтит, посвистывает. Боковые мячики флажками машут, стараются. Совсем развеселились, никто голов в ворота соперника не считает, потому что без счёта этих голов в обе стороны. Чем больше, тем интересней. Главное: скукоты никакой нет.

Прыгали, прыгали, катались, катались, а потом вдруг как подскочат все вместе, да как полетят высоко–высоко, как будто в небе салют включили, честное слово! Прожекторы стадионные на них уставились, глаз оторвать не могут, удивляются.

Улетели мячики за облака. Не видно их стало. Трава стадионная, газон — успокоилась, в себя пришла и начала во все стороны расти. Свобода! Никто её не топчет, все улетели! Сочная трава поднялась, дружная. Как увидели траву зайцы, так сразу и явились с косами на зиму запасаться: одной морковкой сыт не будешь. Набралось сена — стогов сто или тысяча, а, может, и сто тысяч по–старому если считать. Все довольны. Трава — новой короткой стрижкой, зайцы — припасами.

Тут и мячи назад подоспели. Попадали со смеху на футбольный газон и катаются опять. Оказывается, они оттуда, сверху, из–за облаков, тихонечко наблюдали за зайцами. Всем весело. Всем хорошо. А ты о чём не спишь? Кого горюешь? Ложись спать скорей, завтра в школу, Там тебя за лето уже все школьные коридоры заждались и спортзал, и столовая, и стадион с мячиками. Праздник с утра — день знаний. Спи, заюшко моё.

Одна добрая сказка сказывала интересную историю, в которой все сказочные герои делали только правильные поступки, то есть: как они назывались — то и делали. Существа существовали. Растения росли. Цветы цвели. Шелесты шелестели. Гости гостили, мыши мышковали, а няньки нянчились. Посидела сказка у моря, уморилась хорошенько и домой вернулась. Начал ей дом домушничать: на ушко шепотами шептаться. И закружилась у сказочки голова кругом, потому что вроде бы всё правильно, но как–то совсем уже ни в какие ворота. Надела сказочка очки, поочковала, присмотрелась, ой–ой–ёй! Да, вы сами поглядите:

Вдали горы горят, на них камни каменеют и скалы скалятся, оттуда вниз дорога дорожает. По ней колёса колесят, еда едет в деревню, которая деревенеет, а там куры курят, ножками ножкуют, собаки собачатся, кошки кошатятся, арбузы арбузятся, малина малинится, помидоры помидорят, а люди и вовсе людей людят. Вдоль дороги за деревней, оттого что дожди дождятся, — всюду грибы грибут и высокая трава травится. За ней город сказочный городится понемногу, в нём банки банкуют, машины машинят, магазины магазинят, светофоры светофорят. Красота, аж, душа душится от радости! На домящихся домах крыши крышуют, а над ними — самолёты самолётят, ветер ветрит, звёзды ночью ночующей звездят отовсюду!

Вроде бы всё верно, а всё равно как–то неправильно, непривычно, не то что–то. Только вот что неправильно? Кто знает?

Жил–был богатырь Гюльчатай. Встретилась ему однажды красавица Гюльчатая. Поженились они и стали жить–поживать да добра наживать. Детишками обросли, хозяйством.

Узнал об этом добрый дедушка Сакэ и позвал бабушку Фарабундо сходить с ним в гости к Гюльчатаям. Так они и пошли. И вот идут они по степи весенней, цветущей. Улыбается дедушка Сакэ, радуется бабушка Фарабундо. Раз — и остановились. Впереди тень огромная, солнце загораживает, шевелится. Кто такой?

— Это я, Эцкий Ящер! Куда идёте?

— В гости идём к Гюльчатаям. Пошли вместе.

— А нас звали?

— И не спрашивай! Идём и всё. А то ты нам мешаешь, на дороге стоишь.

Эцкий Ящер хотел ещё поворчать для порядка, да махнул лапой. Пошли!

Идут, разговаривают.

— Слушай, уважаемый Эцкий Ящер, почему ты драться не стал?

— А с кем? Я с дедушками не дерусь, бабушек не задираю, неприлично это.

Бабушка Фарабундо даже расстроилась, что её дракой не уважают. А она ещё боевая! На барабанах всю жизнь играла! Отвернулась, платочек для слёз из халата достала. Она в халате ходила и в тапочках, так удобнее, мягче. Начали дедушка Сакэ и Эцкий Ящер перед бабушкой извиняться, успокаивать. Цветы подарили, стихи наизусть почитали, а потом Эцкий Ящер на хвосте своем ящерском вокруг бабушки прыгать начал, так смешно, просто умора.

Рассмеялась бабушка, руками замахала:

— Да, ну, вас — озорники!

Тут на звуки и сотрясение земли от Эцкого хвоста прибежали гюльчатайские дети. Тоже прыгать стали и смеяться, ящера за бочок щипать–щекотать. Глядят Гюльчатай с Гюльчатаей: где это их дети смеются. Заметили весёлого дедушку Сакэ с бабушкой Фарабундой и Эцким Ящером, обрадовались. Расправили они крылья и полетели к гостям! Гости — это ведь радость какая!

Крылья откуда, спрашиваете? Любовь — она же людей крылатыми делает… А вы не знали, разве? Знали, знали — просто чуть подзабыли.

И собрались они за широким гюльчатайским дастарханом. И вкусно кушали, и пели песни, и читали стихи, и махали хвостами и крыльями, и признавались в любви друг другу.

Молодец, дедушка Сакэ! Хорошо придумал — в гости сходить.