— Что это, сестрицы, у нас сегодня шумно и гулко?

А те и говорят:

— Ох, сестрица, наверно, сегодня посытее понаелись и побашше [46] снарядились, оттого, видно, так.

Вот и летят опять. Вот долетают до яблони. Сели на яблоню. Эта опять и говорит, младшая сестра:

— Что это у нас сегодня яблонь согнулась и вершина в землю воткнулась?

А они опять и говорят:

— Ох, сестрица, сегодня, видно, посытее наелись и побашше снарядились, оттого, видно, так.

Долетают, опять до царства, не близко было — далеко. Прилетают, а в царстве было три сына: вот к ним и летили, а своему отцу говорили, что им снилось. Вот прилетели в это царство ко своим любовникам и Начали с ними беседовать. Попировали, побеседовали, кольца свои именные на место положили, сами ушли ио разным местам; а он, этот Иван Царевич, подкрался и эти перстни у них и унес. Им уж время домой лететь, схватились, и перстней нету — ни тех, ни других. На, кого думать, не знали. Вот опять и полетели во свое царство, и этот Иван Царевич взади за ними. Вот и долетают до своего царства и в ту же самую кладовую опять; и помазались из того же самого пузырька — крылья отвалились, из другого помазались — перьё отвалилось. Ушли во свою спальню. Он тоже подглядел, помазался тоже. Вот он и слышит, они и говорят:

— Вот сестрицы, где ему знать, что нам приснилось?

А он и чует. Поутру встают, отцу и сказывают:

— Вот, тятенька, так и так, летали в такое-то царство, сидели с царскими сыновьями!

А царь, конечно, думал, как это они могли слетать, так и думал, что это им снилось. Тогда государь посылает служанок за Иваном Царевичем. Приходит Иван Царевич;

— Ну, — говорит, — разгадывай, что моим дочерям снилось в эту ночь?

Вот он и начал рассказывать, как дело было, как перьё садилось, как мазались и как летели сюда и как младшая дочь говорила. Государь не верит ему, и эти отпираются.

— Где же это могло быть? Вот еж ли бы как-нибушные знаки были!

Он вынимает эти шесть перстней и показывает государю (перстни эти были все именные). Государь поглядел эти перстни, видит, чьи перстни. Вот сейчас этому Ивану Царевичу и говорит:

— Ну, коли ты разгадал сны, бери любую дочь замуж и награжу тебя полцарством!

Вот он подумал, подумал и эту младшую дочь и стал брать замуж: она была красавица. Государь полцарством его и наградил. Пожил он там год, два ли, три ли, и понесла его жена и родила двоих сыновей — таких же богатырей, как и отец. А он все думает, что надо во свое царство попасть ему. Из царства в царство все же знают дорогу. И отправился он домой с женой и детям, на многих подводах повезли с ним имения. Приезжают во свое царство, а эта мать с поганым Бурзачилом и живут во дворце, все равно что муж с женой. Вот и увидели, что Иван Царевич домой приехал, оба они испугались. Вот Иван Царевич сейчас взял Этого Бурзачила поганого на виселицу, сейчас его тут и повесили. Не очень была мила и мать, а все же матери ничего не сделал. Встретила со слезами и стала просить прощенья у него за все грехи, что она ему нагрубила. Когда Иван Царевич приехал, конь прибежал и обрадовался. Иван Царевич его прилакал, и стал он, у него жить.

Вот и стал жить со своей молодой женой и со своими сыновьями в своем царстве. Эти сыновья стали расти и сели такие же богатыри, как отец. Жили в мире и согласье. Все их почитали. Много ли, мало ли старая государыня пожила и померла. Стали Иван Царевич жить с молодой женой и добра наживать.

31. МЫШКА И ВОРОБЕЙ

В некотором царстве, в некотором государстве, именно в том, в каком мы живем, была мышка. Свила себе гнездо; повадился в это гнездо воробушек. Вышел меж ними спор. Она говорит, что «я больше зернушек натаскала», а тот говорит, что «я боле того». — «Мы лучше разделим!» Стали они делить; у них находится одно зерно лишнее меж собою. Он склюнул. Мышке не понравилось, и напиши заявление змию огненному. Змий огненный обратил внимание, выслал, повестки и вызывает их на суд. Собрали их на суд дело рассудить, и прямо сознался воробушек, что он склюнул. За мышку огненный змий застаивает[47], что мышка больше натаскает в амбар, житницу может прогрызть угол и утащить зерно. Орел-птица застаивает за воробушка, что воробушка крестьянин с житницы не гонит или с семерика [48]; или суслон, или овёс клюет, значит, домой: марш. Значит, paccyдили, что воробушек больше может натаскать. Огненный змий напалил орлу-птице крылья, за за что застаивал за воробушка — для того крылья ему подпалил. Орел-птице делать нечего без крыльев, и не знает, как крылья отрастить. Сидит в лесе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Из какого — то царства был Василий Стрелец и взял ружье и пошел лесничить [49]. Он солдат. Увидал эту птицу орла и хочет её устрелить. Первый раз попал — орел-птица покривила головушку на правую сторонушку.

И вторительной раз взял опять зарядил, опять метится, как бы его убить. Выстрелил опять — только стряхнул крылышками. В третий раз посмотрел на свои патроны. Патрон у него не хватило. Взял солдат пуговицу и занарядил, и хотел его опять убить. Орел — птица сказал человеческим языком:

— Не бей, Василий Стрелец, хороший молодец, меня, а лучше ты сперься [50] на елку и сыми меня легоньку!

Снял с елки, орел-птица сказал человеческим языком:

— Ну, Василий Стрелец, и как ты меня снял, не можешь ли мне крылья отрастить? Я тебе службу сослужу!

Взял с себя снял пояс, наложил на его шею и повел птицу орла к своему родителю, также и к жене. И отпустил в сад. И ставит свое ружьецо на место. Говорит своему отцу и жене:

— Что удивляюсь, какую я птицу убил сегодняшний день. Ступай же ты, родитель и жена, посмотри на мою птицу, похвалите или похайте на подбитую птицу.

Родитель посмотрел саду:

— Для меня ничего не стоит, зря ты не подбил: несъедобная.

— Ах, папа, а что нам от этакого капиталу ничего не стоит прокормить, она может нам добро сделать.

— А долго ли будем кормить?

— Да вот покормим — узнаем, хоть годик.

Потом покормили день, два и три, взял родитель счеты и сообщил этот капитал, сколько её содержать год.

— Она ест за два человека. Вовсе она не способна нам держать. Лучше её нам прекратить.

А Василий Стрелец просит:

— Папа, нельзя покормить — лучше сам не доем, а лишний кусочек ей отнесу.

Родитель жалел сына:

— Быть по всему. Пускай год кормит.

Кормит год — ничего толку нет. Стал прошать у родителя другой год кормить. Орел-птица и говорит:

— Садись на меня, далече ли мы подъедем и грешить не будем.

Отправился. Уехали на утренней заре, приезжают в сад на вечерней. Оборотили две тысячи вёрст взад и вперёд.

— Василий Стрелец! Покорми ещё год меня, попроси родителя.

Стал прошать убедительное. Родитель сжалел опять сына:

— Быть по всему. Корми ещё год!

Он так, значит, делать нечего, стал кормить. Кормил ещё год. Сын стал своему отцу благодарить.

— А больше не кормить ни отнюдь ни единого дня, и так убытку много!

Пришел к птице в саду, обсказал это дело:

— Что, орел-птица, скажешь мне? Ведь я два года прокормил тебя. Какое ты мне сделаешь добро?

— Вот смотри, какое добро: садись на меня, далеко ли я слетаю, могу ли содействовать.

Они сели и поехали опять же на утренней заре. Оборотили несколько тысяч верст. Сказала орел-птица:

— Ну, Василий Стрелец, не могу я ещё действовать хорошо. Покорми ещё третий год.

Он стал опять просить родителя, что «дай ещё годик прокормить, потом марш — и сам отступлюсь».

А его жена ругает, что «зачем так досаждать родителю, что пускай идет, куды знает, и летит».

— Нет, жена моя, хочется мне узнать, может ли эта птица добро сделать.