Старая серая лошадь, которая ступала по дороге, мечтая о своем лужке возле конюшни, совершенно растерялась в этих суровых обстоятельствах и потеряла над собой контроль. Она стала пятиться, пятиться, не останавливаясь, несмотря на все усилия Крота, не обращая внимания на его призывы к ее разуму, она толкала повозку назад и назад к глубокой канаве, что шла вдоль дороги. Повозка на секунду повисла над бездной, покачнулась, послышался душераздирающий «крак!», и канареечно-желтая повозка, их радость и гордость, лежала на боку в канаве, разбитая вдребезги.

Дядюшка Рэт носился взад и вперед по дороге, не помня себя от злости.

— Эй, вы, негодяи! — кричал он, потрясая обоими кулаками в воздухе. — Вы — мерзавцы! Разбойники с большой дороги! Вы — дорожные… свиньи! Я подам на вас в суд! Я вас по судам затаскаю!

Его тоска по дому мгновенно улетучилась, и он ощущал себя шкипером канареечно-желтого судна, посаженного на мель из-за удали моряков судна-соперника, и он пытался припомнить все те прекрасные и ядовитые слова, которыми он пиявил владельцев паровых катеров, когда они подплывали слишком близко к берегу и поднятая ими волна подмывала коврик в его гостиной.

Мистер Тоуд уселся в пыль посреди дороги, вытянул задние лапы и не отрываясь глядел туда, где исчез автомобиль. Дышал он прерывисто, на лице откуда-то появилось безмятежное и счастливое выражение, и время от времени он мечтательно бормотал: «Би-би!»

Крот попытался успокоить лошадь, в чем через некоторое время и преуспел. Потом он поглядел на повозку, которая валялась на боку в канаве. Это было действительно печальное зрелище. Все стекла и панели разбиты вдребезги, оси разбросаны по всему белу свету, птица в клетке плачет и просится, чтобы ее выпустили.

Дядюшка Рэт подошел к Кроту, но даже их общих усилий не хватило, чтобы выровнять разбитую повозку.

— Эй, Тоуд, — закричали они в один голос, — что ты сидишь, иди помоги нам!

Мистер Тоуд не ответил ни словечка, он даже не шелохнулся, и они забеспокоились, что же такое с ним случилось. Он был как зачарованный. Счастливая улыбка играла на губах. Взгляд был устремлен вслед их погубителю. Время от времени он бормотал: «Би-би!» Дядюшка Рэт потряс его за плечо.

— Ты идешь помогать нам или нет? — спросил он довольно жестко.

— Великолепное, потрясающее видение… — пробормотал мистер Тоуд, не трогаясь с места. — Поэзия движения. Истинный способ путешествовать. Единственный способ передвигаться! Сегодня — здесь, а завтра уже там, где ты смог бы в другом случае оказаться только через неделю! Прыжок — и ты уже перепрыгнул деревню, скачок — и ты уже перескочил через город! Всегда ты чей-то горизонт! О радость! О би-би! О невыразимое счастье!

— Перестань валять дурака, Тоуд! — прикрикнул Крот.

— Подумать только, что я этого не знал, — продолжал мистер Тоуд все на той же мечтательной ноте. — О бессмысленно потраченные мною годы! Ведь я даже и не знал, мне даже и не снилось! Но теперь, когда я знаю, теперь, когда я полностью отдаю себе отчет! О, какая дорога, усеянная цветами, простирается теперь передо мной! О, какие облака пыли будут расстилаться вслед за мной, когда я буду проноситься мимо с этаким беззаботным видом! Какие кареты я буду опрокидывать в канавы, шикарно проносясь мимо них и даже не оглядываясь! Глупые, жалкие повозки, ничтожные повозки, канареечно-желтые повозки!

— Что с ним делать? — спросил Крот у своего друга.

— Да ничего, — ответил дядюшка Рэт твердо. — Потому что мы ничего и не сможем сделать. Видишь ли, я-то его давно знаю. Теперь на него наехало. У него снова бзик. Это сразу не пройдет. Будет бредить, как лунатик, погруженный в прекрасный сон, и толку от него никакого не будет. Не обращай на него внимания. Пойдем поглядим, что можно сделать с повозкой.

Тщательное исследование показало, что если бы им даже, паче чаяния, и удалось поднять повозку, к дальнейшему использованию она все равно уже непригодна. Оси совершенно поломались, а откатившееся колесо просто разлетелось в щепки.

Дядюшка Рэт связал вожжи узлом и закинул их на спину лошади, взял ее под уздцы, а в свободную лапу — клетку с ее истеричной обитательницей.

— Пошли, — сказал он Кроту с мрачным видом. — До ближайшего городка не то пять, не то шесть миль, и нам предстоит пройти их пешком. Чем скорей мы пойдем, тем лучше.

— А что же будет с мистером Тоудом? — обеспокоенно спросил Крот, когда они тронулись в путь. — Как же мы оставим его посреди дороги, ведь он явно не в себе? Это даже опасно. Представь себе, что еще одно ЭТО промчится по дороге?

— Наплевать на него! Я с ним больше дела иметь не желаю!

Но не успели путники пройти и десяти шагов, как за спиной у них послышалось шлепанье ног, и мистер Тоуд присоединился к ним, взял их обоих под ручку и, все еще задыхаясь, снова вперил свой взор в пустоту.

— Послушай-ка, Тоуд, — резко обратился к нему дядюшка Рэт, — как только мы доберемся до города, ты должен сразу же отправиться в полицейский участок, узнать, что им известно про этот автомобиль и кто его хозяин, и подать на него жалобу. А потом тебе надо найти кузнеца или колесника и позаботиться, чтобы повозку доставили в город и привели в порядок. Это, конечно, займет время, но она не совсем безнадежно поломана. Мы с Кротом пока сходим в гостиницу и снимем удобные номера, где мы могли бы пожить, пока повозку чинят. За это время ты немножко отойдешь от пережитого потрясения.

— Участок? Жалоба? — бормотал мистер Тоуд, будто во сне. — Мне? Мне жаловаться на это прекрасное, небесное видение, которого я был удостоен? Чинить повозку? Я навсегда покончил с повозками! Я больше никогда и не взгляну на повозку, я даже и слышать о ней ничего не желаю. О, Рэтти! Ты даже и не знаешь, как я вам благодарен, что вы согласились на это путешествие. Я бы один без вас не поехал, и тогда… тогда бы мне никогда бы не явился этот лебедь, этот луч солнца, этот громовой удар! Этот обворожительный звук никогда не коснулся бы моего уха, а этот колдовской запах — моего обоняния. Я всем обязан вам, мои самые лучшие друзья!

Дядюшка Рэт отвернулся от него в полном отчаянии.

— Теперь ты видишь, — обратился он к Кроту поверх головы обезумевшего приятеля. — Он безнадежен. Я сдаюсь. Как только мы дойдем до города, отправимся тут же на вокзал, и, если нам повезет, мы еще сегодня к вечеру доберемся домой, на Берег Реки. И если только ты когда-нибудь обнаружишь, что я снова отправился на увеселительную прогулку с этим противным типом… — Он фыркнул и все свои дальнейшие слова на протяжении их утомительного пути адресовал исключительно Кроту.

Прибыв в город, они тут же отправились на вокзал и поместили своего незадачливого приятеля в зал ожидания второго класса, дав носильщику два пенса и строго наказав не спускать с него глаз. Потом они пристроили лошадь в гостиничной конюшне и отдали кое-какие распоряжения относительно повозки и ее содержимого. И вот наконец почтовый поезд высадил их на станции недалеко от Тоуд-Холла, и они проводили зачарованного, грезящего наяву хозяина до самой двери, ввели внутрь, велели экономке, чтобы она его покормила, раздела и уложила в постель. После этого они вывели свою лодку из лодочного сарая и поплыли вниз по реке, к себе домой. Уже совсем поздним вечером они сели поужинать в своей уютной гостиной в речном домике, к величайшей радости и удовлетворению дядюшки Рэта. Весь следующий день дядюшка Рэт провел, нанося визиты друзьям и болтая с ними о том о сем, а к вечеру отыскал Крота, который к тому времени хорошо выспался и в прекрасном настроении сидел с удочкой на берегу.

— Слыхал новости? — сказал Рэт. — По всему берегу только об этом и говорят. Тоуд отправился в город первым поездом. Там он купил себе самый большой и самый дорогой автомобиль.

Кроту уже давно хотелось познакомиться с Барсуком. По тому, как о нем говорили, Крот заключил, что Барсук — очень важная фигура и, хотя он редко появлялся, его влияние на всех отчетливо ощущалось. Но когда бы Крот ни обратился с просьбой к дядюшке Рэту, тот каждый раз отвечал очень неопределенно.

— Хорошо, хорошо, — говорил дядюшка Рэт. — Он сам как-нибудь появится, тогда я тебя с ним познакомлю. Отличный парень! Но ты должен принимать его не только таким, какой он есть, но и когда он есть.

— А ты не мог бы пригласить его сюда, устроить, например, званый обед или что-нибудь такое? — спросил Крот.

— Да он не придет, — просто ответил дядюшка Рэт. — Барсук ненавидит общество, и приглашения, и обеды, и все такое в этом духе.

— Ну а предположим, мы с тобой сами сходим к нему?

— Я убежден, что ему это решительно не понравится, — сказал дядюшка Рэт с тревогой. — Он такой застенчивый, да нет, он бы просто на нас обиделся! Я еще ни разу не решился явиться к нему в дом, хотя мы с ним очень давно знакомы. Кроме того, нам просто нельзя. Он живет в самой середине Дремучего Леса.