Вовсе нет. Всё очень просто. Прошло целых семь дней. После первого штурма медведи были отброшены назад с большими потерями. Они начали готовиться ко второму приступу. Один старый медведь по кличке Умелец был горазд придумывать всякие разные механизмы. Пришёл он к Царю и говорит:
— Плохи наши дела, Государь. В первый раз нам крепко досталось. Достанется и во второй...
— Знаю, Умелец, знаю... — отвечал Леонций. — Плохи дела, хуже некуда.
— Три шкуры с нас спустили, — продолжал Умелец со всей прямотой, — и ещё семь спустят, если только...
— Если только что?
— Если только не выискать с полсотни медведей, которые не боятся высоты. Изволь сам увидеть, Государь, я тут кое-что смастерил...
И повёл он Царя Леонция за семь вёрст на свои придумки смотреть.
В укромном местечке премудрый Умелец с помощью инструментов, собранных где придётся во время похода, наладил прямо-таки завод, ни дать ни взять. И соорудил он на том заводе диковинные машины. Была среди них преогромная пушка. В ней мог поместиться целый телёнок. Была там и гигантская катапульта. Были и длиннющие лестницы, и всякая прочая чертовщина.
— С такими-то штукенциями, — сказал Умелец, объяснив, для чего они нужны, — ей-ей зададим мы им жару.
И задали. Когда медведи снова пошли на штурм, Эрцгерцог даже не удосужился выйти из своих покоев — до того он был уверен, что медведи будут разбиты наголову. Он снял военную форму и облачился в белые наряды с серебристо-алыми кружевами, потому что вечером собирался в театр. А солдатам приказал выдать ещё спиртного для бодрости.
Только вина и огненной воды до утра не хватило. Вы и сами видите, чем дело кончилось.
Медведи прикатили огромную пушку
и главную башню взяли на мушку.
Верхом на ядре из пушки лететь
всякий раз отправлялся новый медведь.
(Мюнхгаузен тоже — помнишь, дружок? —
совершил однажды подобный прыжок).
Было и другое хитрое устройство,
катапульта с одним необычным свойством:
вместо камней и снарядов горящих
медведей пускали в полёт парящий.
Чтобы во вражеский стан приземлиться,
они в небо взмывали, точно птицы,
исполненные решимости и отваги,
послушные взмаху пёстрого флага.
Другие медведи, точно крабы,
на приставные лестницы карабкались храбро.
Но глядите: в правом углу картины
попадали с лестницы все до едина.
От стены на расстоянии в несколько шагов
обломки лестницы, тела смельчаков.
Лишь один из них чудом остался жив:
он еле стоит, голову обхватив,
но пройдёт минута, и снова бесстрашно
он бросится на штурм, в бой рукопашный.
Что же, друзья, замка осада,
пожалуй, проходит вполне как надо.
Эрцгерцог с генералами планы обсуждают,
а медведи даром времени не теряют:
двадцать семь из катапульты спланировали на крышу,
двадцать три из пушки полетели кто выше,
и ровно столько же на стены крутые
вскарабкались, лестницы подняв приставные.
А что же солдаты? Кто в стельку напился
и с зубчатых стен, точно тюк, повалился.
Другие, забыв приказанья начальства,
оставили пост боевой в одночасье
и сгинули где-то в канавах и рвах.
Медведи ликуют на полных правах!
Вот так из-за чрезмерного самомнения
Эрцгерцог снова потерпел поражение.
Глава шестая
Тем временем в столичном театре Эксельсиор на праздничное представление в честь Эрцгерцога собрался высший свет во всём своём блеске и великолепии. Семь дней назад медведей отбросили от стен крепости: чем не повод для веселья? Как не отметить такое событие! Парадный зал сверкал изысканными нарядами дам и пышными костюмами кавалеров. Среди гостей были индийский принц с принцессой, офицеры всех родов войск в парадных мундирах, князи, виконты, маркизы и баронеты. И даже сам Лангравий, хотя мы толком не знаем, кто он такой. Ещё в театре было два важных сановника персидского двора. Был там и профессор Де Амброзиус, инкогнито (вот только как оставаться инкогнито с таким лицом, которое видно за версту?). Он сидел в отдельной ложе, в гордом одиночестве. На голове у него был неизменный метровый колпак.
Программа была составлена исключительно для ублажения Эрцгерцога. Вот что в ней было:
Экзотический танец шести балерин,
впридачу мавр, но только один.
Несколько глотателей огня и шпаг,
которые рот разевают так,
что не успеешь и глазом моргнуть —
многих предметов уже не вернуть.
Еще тигры и львы — совершенно ручные,
клоуны - глупые или смешные,
акробаты, фокусники, чревовещатели,
другие номера, отобранные тщательно.
К примеру, диковинка: говорящие блохи
в цилиндрах и перчатках! Совсем неплохо!
Дрессированные лошади, тюлени учёные,
слоны — их восемь — белые и чёрные.
А также двадцать французских танцовщиц
и... гвоздь программы, небыль из небылиц —
все разинут рты, головы задрав —
под куполом на проволоке медвежонок Голиаф.
И нигде, никогда, хоть за тридевять земель,
ты другого такого не сыщешь, поверь.
Ещё утром публика слышала, будто медведи вновь пошли на приступ. Поэтому все были слегка взволнованны. Однако появление в театре Эрцгерцога и Эрцгерцогини при полном параде развеяло опасения. Коль скоро Их Высочества соблаговолили принять участие в представлении, можно было не волноваться: дела, слава богу, идут хорошо. Играл оркестр, балерины порхали, как бабочки, а чревовещатель издавал своим чревом — к удивлению невежд, уверенных, что всё это фокус — такие звуки, какие не издают даже гробницы.
Время от времени Эрцгерцог делал знак своему адъютанту. Тот подбегал стрелой за очередным приказанием.
— Какие новости? — спрашивал Эрцгерцог.
— Всё хорошо, Ваше Светлейшество, — отвечал адъютант, не смея сказать правду о том, что всё было совсем даже не хорошо.
Музыканты продолжали играть, балерины кружились в танце, фокусник извлекал из пустых цилиндров живых кроликов, а чревовещатель вещал животом на всевозможные лады и даже пропел песенку, сорвав аплодисменты. Довольный Эрцгерцог улыбался, ему было весело. Разве всё не складывалось как нельзя лучше?
На самом деле всё летело в тартарары. Медведи уже взяли крепость и прорвались на столичные улицы.
Разгром завершился самым невероятным образом прямо в театре Эксельсиор. Под восторженные аплодисменты публики медвежонок Голиаф уже начал свой головокружительный номер. Он шёл по проволоке на высоте двадцати метров от сцены и при этом крутил китайский зонтик. Тут послышались непривычные голоса. Занавес распахнулся, и сам Царь Леонций во главе небольшого отряда вооружённых медведей появился в партере.
— Ой, да это медведи! — ахнула в ложе третьего яруса невеста Лангравия и со стоном упала без чувств.
— Руки вверх! — рявкнули звери почтенной публике.
Онемев от ужаса, все подняли руки. Кроме балерин, которые до того перепугались, что окаменели, словно статуэтки с поднятыми ножками. Так их потом и запечатлели на фасаде театра, дабы увековечить это историческое событие. Вы и сегодня можете ими полюбоваться.
Но что происходит с Леонцием? Почему, вместо того, чтобы броситься на своего заклятого врага Эрцгерцога, он уставился на медвежонка-канатоходца? Почему он тянет к сцене лапы и шатается, как пьяный?
Вот вам, ребята, загадка: кто скажет,
что приключилось с Царем медведей?
Почему, позабыв обо всем на свете,
он шелохнуться не смеет даже?
И среди всех выступающих артистов
смотрит только на мишку-эквилибриста?
Вспомните нашей истории начало:
уверен, что мишку уже вы встречали.
Вы ведь смышленые. Догадались: то не
кто иной, как пропавший...
— Тони! — выкрикнул не своим голосом Леонций, узнав похищенного сынишку.
Медвежонок тоже распознал голос отца, хотя прошёл не один год. От неожиданности он оступился и чуть было не сорвался вниз. Но Тони был прекрасным артистом. Он тут же восстановил равновесие и продолжил опасную прогулку по проволоке, не забывая вертеть китайский зонтик.
— Папа, папа, — лепетал в ярких лучах прожектора славный медвежонок, которому дали это несуразное имя — Голиаф, чтобы собирать побольше зрителей.
Вдруг послышалось: — Бах! — и все подскочили на месте. Эрцгерцог сразу всё понял и решил отомстить. Он выстрелил в Тони из своего безотказного пистолета с агатовой рукояткой, украшенной драгоценными камнями! А ведь он мог сразиться с Леонцием, своим главным противником. Но нет, Эрцгерцог гораздо хуже, чем о нём думают. Он задумал убить сына Леонция.