Ответа не последовало. Стул, на котором сидел незнакомец, был пуст.
— Странно, куда он подевался? — удивился Маэстро.
А Какофон и не думал покидать комнату. Он сразу догадался, что с Гармониусом шутки плохи, наскоро произнёс своё самое безотказное заклинание: марла-чирла-кштюк-кштюк!
И тотчас превратился в блестящую капельку фиолетовых чернил.
Превращение в чернильную капельку было для Какофона старым испытанным средством. Ещё в молодости он любил забираться на кончик пера какого-нибудь сочинителя музыки. И тогда из-под пера сочинителя появлялась такая путаница, такая мешанина из разных нот, что её невозможно было слушать.
А Маэстро после небольшого приключения вернулся к своему столу и вновь принялся за работу.
Он не знал, что злой волшебник сидит в чернильнице.
Какофон от нетерпения так ворочался на кончике пера, что Гармониус озадаченно воскликнул:
— Какая большая капля! Как бы не поставить кляксу!.. — и стряхнул перо.
Какофон звонко шлёпнулся на пол.
Это повторялось много-много раз. Но Какофон упрямо возвращался в чернильницу.
Вскоре он весь покрылся синяками и шишками, а Гармониус как ни в чём не бывало дописывал Партитуру.
Вдруг перо хрустнуло и сломалось.
— Ах, какая досада! — сказал Гармониус. — Моё любимое перо! Что поделаешь? И любимые вещи недолговечны…
Охая и вздыхая, Маэстро пошёл в кладовую. Он с сожалением забросил сломанное перо на самую верхнюю полку, где в пыли лежали старые, ненужные вещи.
Какофон вместе с пером шлёпнулся в пыль. Поглаживая синяки и шишки, он злобно шипел:
— Ну погоди… Я ещё рассчитаюсь с тобой, децима-ундецима!
А Гармониус вернулся в комнату и снова принялся за работу.
Через несколько минут он поставил в Партитуре последний нотный знак.
— Всё! — воскликнул он. — Наконец-то в моём любимом городе наступят мир и согласие. Как обрадуются капеллиане!
Вдруг Маэстро заметил на столе сломанный смычок.
— Когда вещи приходят в негодность, — глубокомысленно произнёс он, — с ними приходится расставаться.
И он ещё раз посетил кладовую. Но вместо смычка положил на полку — что бы вы думали? — Партитуру!
Вот что может сделать человек по рассеянности!
Вернувшись снова в комнату, Маэстро решил проиграть все мелодии Партитуры с начала до конца, чтобы проверить, нет ли там ошибок.
Он откинул крышку фисгармонии, поставил рядом самое удобное кресло и протянул руку за Партитурой.
Партитуры не было. Она пропала.
Гармониус перевернул всё вверх дном — стулья, чемоданы, кресла, диваны. Даже картины, которые висели на стенах, очутились на полу. Он выдвигал ящики стола, рылся в них. Книги сыпались на пол, нотная бумага летала по комнате, фисгармония переехала к противоположной стене. Но всё было напрасно.
Маэстро обхватил голову руками и стал мучительно вспоминать.
— Куда я положил Партитуру? — сказал он и хлопнул себя поломанным смычком по лбу.
Смычок был крепкий, и на лбу Маэстро выскочила шишка. Гармониус потёр лоб и с удивлением уставился на смычок.
— Интересно, как он очутился у меня в руках? Я же отнёс его в кладовую! — И тут он вспомнил: — Ах старый рассеянный болван! Ведь я положил на полку вместо смычка Партитуру!
На пыльной полке
На пыльной полке, куда попал Какофон и куда Маэстро Гармониус положил Партитуру, лежали витки ненужных Струн, поломанная Дирижёрская Палочка и старый мудрый Клавир в потёртом кожаном переплёте, написанный Гармониусом ещё в юности.
Мудрый Клавир в своё время тоже попал сюда по вине Маэстро Гармониуса. Да так и остался лежать здесь среди ненужных вещей.
Неожиданное появление Партитуры обрадовало обитателей пыльной полки.
Они окружили Партитуру.
Давно известно, что вещи, оставшись наедине друг с другом, имеют привычку разговаривать между собой.
— Здравствуй, малышка! — нежно сказал Партитуре старый мудрый Клавир. — Я рад, что ты навестила меня…
Клавир решил, что Партитура пришла к нему в гости.
К Партитуре подкатилась Дирижёрская Палочка.
— Бедняжка… — сказала она. — И тебя выбросили как ненужный хлам?
— Нет, что ты! — беззаботно отозвалась Партитура. — Просто Маэстро положил меня сюда по рассеянности. А теперь, наверное, ищет да ищет…
— А что, если он никогда не найдёт тебя? — испуганно задрожали Струны. — Как это было с мудрым Клавиром!
— Ох, ох! — заволновалась Дирижёрская Палочка. — Что, если он на самом деле не найдёт тебя?
— Этого не может быть! — весело отозвалась Партитура. — Я ведь теперь самая главная нотная книга. Маэстро Гармониус говорил, что с моей помощью превратит жителей четырёх замков города в одну дружную семью.
Клавир вздохнул.
«Всякая новая книга, — грустно подумал он, — считает, что она важнее старых книг. А это не всегда верно. На этот счёт у меня имеется собственный и очень горький опыт!»
Но Клавир не высказал своей мысли вслух. Он был не только мудрым, но и очень скромным.
Сейчас его больше всего волновала судьба Партитуры.
— Надо выслушать почтеннейшего Дона-Камертона, — сказал Клавир.
К мнению Камертона все прислушивались с большим уважением. Может быть, поэтому его и величали Доном-Камертоном.
Камертон был самым старым обитателем пыльной полки. Было время, когда Маэстро Гармониус не мог прожить без него и дня. Каждое утро он с улыбкой прислушивался к Камертону. «Ля-а-а!» — протяжно пел тот. И звук его голоса замирал, словно таял в воздухе. Маэстро настраивал свою Скрипку и аккуратно прятал Камертон в мягкий кожаный чехол.
Но однажды Камертон свалился со стола на каменный пол. И у него отломилась одна ножка. Он был теперь никому не нужен — пыльная полка стала его единственным пристанищем.
Сейчас Камертон важно проковылял к месту разговора.
— Да-а-а, — сказал он. — Маэстро может не вспомнить, куда положил тебя, Партитура. Маэстро такой рассеянный. Я-то уж знаю!
И тогда Партитура поняла, что происшествие, которое показалось ей сначала забавным, может окончиться для неё очень печально. Ведь сюда едва проникал дневной свет, и серая густая пыль толстым слоем покрывала целое кладбище старых, никуда не годных вещей.
Впрочем, Партитура не успела высказать своих опасений вслух. Какофон решил немедленно воспользоваться оплошностью Гармониуса.
Он схватил Партитуру, вырвал из неё первый попавшийся лист, нацарапал на нём несколько слов и оставил записку на полке. Затем выскочил в отдушину, прихватив, конечно, Партитуру с собой.
Ах, до чего же рассеянный Маэстро Гармониус!
Дирижелло спешил домой. Он торопился рассказать учителю о странном незнакомце и таинственном исчезновении Виолины.
Когда он наконец добрался до дома, его поразил страшный беспорядок в комнате Маэстро.
Сам Гармониус растерянно стоял среди этого погрома.
По всему было видно, что он собирался куда-то уйти. И лишь одно обстоятельство задерживало его дома: он искал перчатки, которые только что натянул на руки.
— Что случилось? — испуганно спросил Дирижелло.
— О мой мальчик, я потерял жизнь!
— Маэстро, вы живы и здоровы.
— Кому я теперь нужен, старый рассеянный болван? У меня, мой мальчик, нет Партитуры.
У Дирижелло отлегло от сердца: «Положил куда-нибудь и забыл!»
— Успокойтесь, Маэстро, — сказал он. — Я помогу вам. Сейчас мы найдём Партитуру.
— Не трудись, мой добрый мальчик. Партитуру украли. Я знаю, кто её украл. Более того, я даже знаю, где она сейчас находится. Вот только не знаю, цела ли она.
И Маэстро Гармониус протянул Дирижелло клочок нотной бумаги, безжалостно вырванный Какофоном из Партитуры.
— Я нашёл эту записку в кладовой. На той самой полке, куда по ошибке положил Партитуру.
Дирижелло взял бумагу и прочитал: «Кукиглы канклес кампра кампарара каратара каргларара каргларам».
На языке волшебников это означало: «Если хотите получить свою книжку, приходите за гору Карийон».
Дирижелло не знал языка волшебников.
— Я ничего не понял, — сказал он.
Но Гармониус не услышал его. Он был уже у двери.
— Куда же вы, Маэстро? — воскликнул Дирижелло. — В Певучем Замке происходят невероятные события. Пропала Виолина. Стал фальшивым Контрабас. Маленькие пошетты и Челла-Виолончелла совершенно расстроены.
Гармониус остановился:
— Странно. С чего это они вдруг расфальшивились?
— А в мастерской Триоля был злой ушастый человек. Тот, кто отодрал меня за ухо.
Маэстро посмотрел на распухшее ухо мальчика.