Обратный путь до дома Иван шёл молча, погружённый в думы о срочном важном деле и о завтрашнем визите царя в Морскую академию. А Федя объяснял Тимохе, что за порядки в цифирной школе, какие есть там уроки, какие учителя. Про мышат мальчики будто забыли.

— Спасибо за всё, — поклонился Тимофей учителю. — Мне надо домой. Новости рассказать.

— Значит, завтра встретить, — сказал Иван, и Фёдор, воспользовавшись тем, что по-русски его отец говорил ещё не совсем правильно, дёрнул его за рукав и сказал:

— Да, батюшка, нам надо Тимофея завтра встретить. И мы от нас в школу пойдём. Я ему всё покажу. Можно?

Они уже стояли перед знакомой Тимохе дверью дома в Немецкой слободе.

— Хорошо. Будет так.

Фёдор незаметно погладил Тимофеев карман, прошептал мышам: «До завтра», пожал Тимофею руку, ему прошептал: «Только их не позабудь», и в этот момент Марья открыла дверь.

— Я поняла, — Тинка вылезла из кармана и ловко забралась Тимохе на плечо. — Нам надо проникнуть в дом царя. Вернее, в его шкаф. Тимофей, ты знаешь, где царь живёт?

— Во дворце, где же ещё?

— Понятное дело. Адрес какой?

Тимоха только хлопал глазами.

— Ну, название улицы или площади?

— Тинка, ты что? — перебил сестру Тимка. Он хотел было тоже вскарабкаться вслед за сестрой, но передумал и остался в кармане — на улице, прямо скажем, было нежарко. — Забыла, где мы? — ещё самого города толком нет, а ты — названия, названия!

— Действительно. — Тинка потеребила правую косичку.

— Зимний дворец в Петербурге находится на набережной Невы недалеко от Адмиралтейства. Мы с мамой альбом смотрели. Два дня назад, — сказал Тимка.

Ой-ой-ой, как вдруг стало грустно мышатам:

«Где ты, мамочка дорогая? На триста лет впереди», — подумала Тинка, и эта мысль придала ей решимости.

— Пошли, — скомандовала Тинка Тимофею и нырнула обратно в карман. И Тимоха пошёл. О том, что направление было выбрано правильно, говорило изрядное количество саней, которые проезжали мимо наших путников.

— Пошли вот за этими. Ах, какая в них дама красивая! — Тинка явно решила взять ситуацию в свои лапки.

Совсем скоро Тимоха вышел на набережную. Нечастое в это время года солнце вдруг выглянуло на секунду, осветив впереди высокий шпиль какого-то собора. Слева от него — Нева, вернее, один из её рукавов, тянулась вверх, к морю. Бескрайнее белое ледяное пространство засияло так, что мальчик зажмурился. Мышата выглянули из кармана. Уж очень и им хотелось полюбоваться открывшимся видом. Но, увы, откуда ни возьмись, налетел холоднющий ветер, и Тимофею пришлось повернуться к реке спиной.

— Да, ну и погода! — покрутив головой, сказал Тимка. — А домá-то настоящие, каменные, нет ни одной временной постройки, видишь?

— Я слышал, батюшка сказывал, что государь уже давно запретил строить деревянные дома на набережной.

— Значит, у каменщиков всегда много работы? — сочувственно спросила Тинка. — И у батюшки твоего тоже?

— Не то забота, что много работы, а то забота, как её нет. — Тимофей внезапно покраснел. — Вот что, я не могу с вами дальше идти. Здесь простым людям, наверное, ходить не полагается.

— Но что же дворца Зимнего всё не видать? — сказал Тимка.

По счастью, в этот момент недалеко остановились те самые сани.

— Бежим, — пискнула Тинка.

Не успел Тимофей и глазом моргнуть, как его неугомонные друзья уже неслись вперёд вдоль каменной стены.

— Я вас здесь подожду, — только и успел крикнуть Тимоха.

Мышата, увидев выходящую из саней богато одетую даму, которая стала подниматься по лестнице парадного крыльца, решили не следовать за ней, а нырнуть в попавшуюся на пути открытую дверь. Решение было правильным. Мышата оказались в большой пустой комнате, где-то впереди послышались голоса, и до Тинки донеслось: «Доложите государыне».

— Ура! Мы не ошиблись, это царский дворец, — пропищала Тинка.

Они побежали на голос, миновали какие-то коридоры и остановились у подножья парадной лестницы. Дневной свет на лестницу лился через два небольших окна, и его, конечно, было недостаточно, чтобы разглядеть два пёстрых шарика, которые очень ловко подкатились под пышную, шуршащую по ступеням юбку. Только они приноровились двигаться в такт стучащих перед ними каблуков, как дама внезапно остановилась. Тимка, не успев притормозить, налетел на что-то носом и от неожиданности громко пискнул.

Дама вскричала:

— Господи! Ай! — шарахнулась и наступила себе на подол. Раздался треск рвущейся ткани, дама заголосила.

— Голубушка, дорогая, что вас так напугало, идите ко мне, моя милая, — ласково сказала другая женщина, и тут же рассерженно крикнула на прислугу:

— Что стоите, рты разинув? Помогите графине раздеться!

Тинка с Тимкой резво прыгнули на изящные женские туфельки: Тимка — на правую, Тинка — на левую И уселись, как на кресла, держась обеими лапками.

— Простите, государыня, душенька, померещилось что-то.

Я стала такая нервная. Чуть что — плачу. Учитель танцев, швед проклятый, замучил совсем. На мне отыгрывается, что в плен попал. А через три дня ассамблея! Не дай Боже оконфузиться!

— Проходите, голубушка. Присаживайтесь. Выпьем кофею.

— С большим удовольствием. Его сиятельство к кофею никак не привыкнет. То горько ему, то кисло. Говорит, разорю я его на кофее-то. — Дама звонко рассмеялась.

Мышата с интересом слушали разговор. Ассамблея? Ассамблея — это съезд учёных и разных умных людей. Тут всё понятно, слово знакомое. Но при чём тут танцы?

— Нам нужен шкаф. — Тимка осторожно, чтобы опять не всполошить нервную даму, выглянул из-под юбки.

— Бежим точно вперёд. Там дверь. Давай на счёт три. Раз, два, три…

— Крысы!

Мужской голос от нижних нот взметнулся к верхним, затем что-то упало, послышался звон разбитого стекла и мышатам в носики ударил запах кофе. Брат с сестрой неслись мимо резных сундуков, скамеек, покрытых тяжёлыми коврами, мимо инкрустированных столиков и высоких китайских ваз.

— Как у нас в музее, на выставке, — успела пропищать Тинка перед тем, как оттолкнуться от гладкого паркета и покатиться вперёд, словно заправская конькобежка. Тимка последовал её примеру.

— Сто-о-оп! Задрав головки вверх, они увидели, что к потолку, словно исполинское дерево, уходит огромный шкаф. Можно себе представить, сколько одежды хранилось в таком шкафу! И, несомненно, хотя бы на одном камзоле или кафтане, в вышивке или на пуговице была заветная серебряная ниточка! Увы! Увы! Ни одной, даже самой малюсенькой щёлочки! Мышата обследовали шкаф сверху и снизу, вдоль и поперёк, справа налево и слева направо. Напрасно. Шкаф стоял как неприступная скала.

— У-у-у, мерзкие твари! Зело нахальные! Расселись тут! — Тинка, едва успев увернуться от огромной метлы, кинулась к тяжёлой портьере и, цепляясь коготками, полезла вверх. Тимке повезло меньше. Нитка, которой заботливая Христина его подпоясала, запуталась в прутьях метлы, и мышонок не мог сдвинуться с места.

— Вот я тебе покажу, — лакей размахнулся метлой, к которой оказался привязан Тимка, словно клюшкой для гольфа.

— Апчхи, апчхи, пылища-то какая. Дворец называется, — заверещал Тимка.

— Будь здоров! Будь здоров, пожалуйста, — крикнула из-под потолка Тинка.

Метла выпала из лакейских рук. Тинка прыгнула на неё и перекусила запутавшуюся нитку, освобождая брата.

— Тьфу, гадость какая! Плохо ты, любезный, за чистотой следишь. Гнать тебя надо в шею, — сердито сказала она остолбеневшему лакею.

Единственное, на что тот был сейчас способен, — мотать головой и протирать глаза. Тинка с Тимкой рванули назад, через анфиладу комнат, к парадной лестнице. Импровизированный костюмчик Тимки, не поддерживаемый на брюшке ниткой, свалился и остался лежать рядом с лакеем. Тимоха совсем отчаялся. Мышат он прождал порядочно, и, что греха таить, пару раз ему хотелось уйти. Ветер с Невы дул колючий, влажный. Тимоха стоял, съёжившись, прислонившись спиной к холодной каменной стене, и глядел во все глаза на дорогу, чтобы не пропустить маленьких непосед. Сначала он просто ждал, потом стал волноваться, не случилось ли какой беды, потом решил, что мышата нашли серебряную ниточку и больше он их никогда не увидит. И вот когда от холода, волнения и отчаяния слёзы сами покатились из глаз, он услышал:

— Эй, богатырь, карман оттопырь!

Тинка с Тимкой лезли по штанине, и Тинка тараторила, подражая сбитнику:

— Гость не зван, полезай в карман. Не в жбане, не в чулане — жить нам в кармане.

Тимофей улыбнулся, а Тимка, устраиваясь в кармане, вздохнул:

— И нитку не нашли, и костюмчик потеряли.

Итак, Тимоха шагал и дошагал до широкой дороги. Это была большая невская першпективная дорога, в будущем всемирно известный невский проспект. Её три года назад по царскому приказу выложили булыжником. Тимоха шёл по этой мощёной улице и думал о царе, рыжей девочке Христине, большом троне с балдахином, обо всём интересном и замечательном, что сегодня случилось. Представлял, как обрадуется отец, что сам государь пригласил его сына учиться в цифирной школе. Благодаря быстрой ходьбе он наконец согрелся.