— Почему?

— Потому, что с Васьки он без труда собрал бы блох целую корзину.

— Чемодан, — прибавил сын.

— Знаете что, — сказал кот, — уйду я от вас.

— Не обижайся, Вась.

— Безобразие, понимаете. Попался им редкий, понимаете, говорящий кот, так они его воспитывают, они его воспитывают! Душа моя с вами засохла, до того вы меня завоспитали.

— Ты ошибаешься, если думаешь, что ты такая уж редкость, — возразила я. — Говорящих котов на свете было не так мало, многие из них давным-давно описаны в книгах.

— А в каких? — спросила дочь.

— Был такой замечательный немецкий писатель Гофман, он сочинял сказки. Одну из них вы знаете — это сказка о Щелкунчике и мышином царе. Так вот, Гофман написал книгу о коте Муре. Ты ведь, Васька, неграмотный, а кот Мур научился читать и даже писать, а потому написал историю собственной жизни. И все свои переживания сумел описать. Оказалось, кстати, что думает он только о себе, о том, как бы ему прожить получше и поесть побольше.

Он узнал, например, что мать его голодает, пожалел её и решил накормить. Раздобыл селёдку и понёс ей. Но селёдка очень вкусно пахла, поэтому Мур отъел у неё хвост. Потом ещё немножко. И ещё немножко. А потом решил: всё равно осталось так мало и нести неловко, и потому доел остальное.

— А Лукоморье! — закричала дочь. — А кот учёный, который «всё ходит по цепи кругом»!

Ральф посмотрел на меня вопросительно — он ведь не знал Пушкина. Мы ему наперебой рассказали: «Идёт направо — песнь заводит, налево — сказку говорит», и всё это стихотворение до конца.

— А в «Синей птице», — напомнил сын.

Мои дети недавно были в театре и видели «Синюю птицу».

— А там что за кот? — спросил Ральф.

— Там есть не только Кот, но и Пёс, — сказала дочь, — тебе было бы интересно. Как это глупо, что собакам нельзя в театр. Пёс там очень славный и верный, а Кот — предатель, он ведёт детей прямо в царство Ночи. Дети — мальчик и девочка, Тильтиль и Митиль — ищут Синюю птицу, а Кот не хочет, чтобы они её нашли и стали счастливы. Отвратительный Кот!

И тут Васька снова встал:

— Сыт вашими разговорами по горло. Все псы у вас хороши, а все коты плохи? Я ухожу от вас.

— Умираю, — сказала дочь.

Есть у неё такая привычка — ехидно говорить: «Умираю!»

— Куда же ты от нас уйдёшь? — рассмеялся сын.

— У нас тебя кормят, тебе тепло и крыша над головой, — прибавила я. — А так кто тебя накормит? Настанет осень, пойдут дожди, где ты будешь жить? По подворотням?

— Не беспокойтесь, — ответил Васька, — не пропаду. Я уйду в люди.

— А что это значит, ты понимаешь, — уйти в люди?

— Конечно. Я стану человеком.

— А как же ты станешь человеком, скажи на милость?

— Очень просто. Мне один приятель давно это дело предлагал. Что, говорит, в котах ходишь, каждый может тебя ногой ударить, иди-ка ты лучше в люди. Ему знакомые студенты-арабы привезли порошок, ну вроде того, каким халифа-аиста, что ли, заколдовали, этот порошок в людей превращает. Я всё отказывался — ради вас. Всё думал, как вы без меня проживёте, без Васьки-то. Но вы, понимаете, так начали меня воспитывать, что мочи моей больше нет. Я ухожу.

И Васька опять весь собрался, стал вдвое короче и толще и загнул хвост за спину. А потом повернулся и ушёл от нас.

Он — хвост столбом — шёл по просеке, и мы смотрели ему вслед до тех пор, пока он не пропал из виду.

— Туда ему и дорога, — нерешительно сказала дочь.

Но всем нам тоже было немного не по себе.

— Что это он сказал насчёт того, что пойдёт в люди? — спросил сын.

— Ерунда какая-то, — сказала дочь.

— Он давно мне говорил, будто ему предлагают превратиться в человека, — сказал Ральф, — но я считал, он всё это выдумывает: ведь с ним трудно разговаривать, он ни слова правды не говорит.

— Ладно, вернётся, когда есть захочет, — сказал сын.

После Васькиного ухода мы довольно весело разговаривали о том о сём, но, кажется, никто из нас не мог забыть кота и странных слов, которые он произнёс. И всё же мы старались разговаривать о том о сём и не думать про кота.

— Ты уже все свои сказки рассказала? — спросил сын.

— Нет, я ещё не рассказала вам ни одной сказки муллы Ирамэ.

— А кто такой этот мулла?

— Это восточный мудрец, который жил тысячу лет назад. Он придумал много замечательных сказок.

— Тысячу лет назад! — воскликнула дочь. — Разве тысячу лет назад люди уже что-нибудь соображали? Я думала, что они тогда ещё по деревьям прыгали.

— Ещё как соображали! — ответила я. — Тысячу лет назад на Востоке были замечательные учёные: математики, философы, врачи. И в те поры придумывали очень умные сказки. Вот послушайте.

Жил в Багдаде человек по имени Абу-Гассан. Когда-то был он богат, но потом посыпались на него несчастья и беды — болезнь уничтожила его верблюдов, дома его погибли от пожара, и стал Абу-Гассан бедняком. Поселился он в жалкой лачуге. Часто и сам он и его жена ложились спать голодными.

Как-то раз шёл он по дороге и видит — лежит мешочек. Посмотрел, а в нём серебряные монеты. Видно, кто-то обронил. В это время дома у Абу-Гассана не было совсем никакой еды, и он, схватив мешок, побежал скорее домой, чтобы порадовать жену.

— Эй, жена! — закричал он с порога. — Смотри, какое богатство я принёс!

Но жена еле взглянула на него.

— Подумаешь, серебряные монеты! — сказала она, презрительно пожав плечами. — Я сегодня была в городской бане и видела жену придворного гадальщика. У неё платье залито золотом и осыпано бриллиантами. Вот живут люди! Быть гадальщиком самое выгодное ремесло. Я хочу, чтобы ты стал гадальщиком!

— Да ты что! — вскричал Абу-Гассан. — Для того чтобы предсказывать будущее, нужно быть учёным и прочесть много мудрых книг, а я неграмотен и не прочитал на своём веку ни одной.

— Глупости! — сказала жена, схватила горсть серебряных монет и выбежала из дому.

Она вернулась через час, неся в руках коврик, очки и огромную книгу.

— Иди на базар, — сказала она повелительно, — садись на коврик, надень очки, раскрой книгу — больше гадальщику ничего и не нужно.

Напрасно Абу-Гассан уговаривал её, напрасно с ней спорил и даже ругался — она ничего не хотела слышать.

И он покорно пошёл на базар.

Выбрал он место в уголке, расстелил коврик, надел очки и уставился в книгу. Он надеялся, что среди толкотни его никто не заметит. Когда кто-нибудь спрашивал, что он делает, Абу-Гассан отвечал робко:

— Я гадаю и хотел бы, чтобы мне не мешали.

Но вот подошёл к нему один перс.

— Говорят, ты гадаешь, шейх? — спросил он («шейх» — это значит «мудрец»). — Тогда скажи, кто украл у меня мою лошадь и где она сейчас находится.

Откуда было знать бедному Абу-Гассану, кто украл у перса лошадь и куда она подевалась. Он взял да и брякнул первое, что пришло ему в голову:

— Купи фунт изюма, ешь по зёрнышку, иди куда глаза глядят — найдёшь свою лошадь.

— Дурацкое гадание, — сердито сказал перс и ушёл.

Но потом ему пришло в голову, что изюм не так-то уж дорого стоит, да к тому же сам он его и съест, никто другой.

И вот уже он идёт по улице и ест изюм по зёрнышку.

Шёл он так, шёл, вышел к городским воротам, а там на лужку преспокойно пасётся его лошадь. Она сама отвязалась и ушла за город на травку.

Перс был вне себя от радости. Немедля вернулся он к Абу-Гассану, дал ему денег, а потом стал ходить со своей лошадью по базару и кричать:

— Слушайте все! Слушайте! Великого ума шейх сидит на нашем базаре! Он сказал мне, сколько шагов нужно сделать и сколько зёрнышек изюма съесть, чтобы найти мою пропавшую лошадь! Он сказал всё это, даже не взглянув в свою толстую книгу.

Как видите, перс немного приврал, но он это сделал для того, чтобы доставить Абу-Гассану удовольствие.

Собралась толпа, все дивились мудрости шейха, а мудрый шейх сидел, притаившись, как мышка, мечтая только отом, чтобы ему не задавали больше никаких вопросов.

Вечером он принёс жене деньги и рассказал про своё гадание. Жена очень обрадовалась.

— Гадай, гадай! — закричала она. — Ты видишь, для гадания не нужно ничего, кроме нахальства. Гадай, и мы будем богаты!

Но Абу-Гассан не разделял её радости. Он знал, что добром этот обман кончиться не может.

Между тем слух о новом гадальщике дошёл до дворца самого шаха. И нужно было случиться, что именно в это самое время у дочери шаха пропало любимое кольцо с драгоценным камнем — розовым топазом.

Шах велел привести к себе Абу-Гассана. Бедняга сопротивлялся, но его потащили силой.

— О, великий шах! — воскликнул Абу-Гассан, падая на колени перед троном. — О солнце Ирана! Я не умею гадать! Я неграмотен! Проклятая жена заставила меня! Отпусти меня, шах!

— Ладно, ладно, — ответил шах, усмехаясь, — мне уже доложили о твоей удивительной скромности. Но для дочери моей ты обязан погадать. И не вздумай отказываться, не то я отрублю тебе голову.