ДЕВЬИ ПРИЧУДЫ
Один пастух пас свою баранту высоко в горах и с утра до вечера наигрывал на свирели. Дочь господина тех мест, плененная сладостной мелодией, вышла раз из замка поглядеть, откуда это доносятся такие чарующие звуки, – ей казалось, что играют где-то совсем рядом. Поняв, что свирель поет на верхушке горы, она стала медленно взбираться по подъему.
Быстро притомилась молодая госпожа, сбила о камни свои коши, и кликнула она тогда снизу:
– Эй, кто там, спустись-ка сюда на минутку.
Пастух живо сбежал с горы.
– Кто ты? – спросила девушка.
– Пастух я, – ответил он.
– Значит, ты не тот, кого я звала: тот так чудесно играет на свирели, – промолвила перепуганная девушка и, расплакавшись, собралась возвращаться в замок.
Тогда пастух достал из кармана свирель и завел на ней свой всегдашний сладостный напев.
– Откуда ты взялся здесь, где твой дом? – спросила девушка.
– Дом мой – высокая гора. Подстилкой мне служит зеленая мурава, а покрывалом – тень развесистого дерева.
– Возьми меня к себе. Только ходить я долго не могу, придется тебе нести меня на руках. И потом, ты должен все время играть на свирели, а то мне станет страшно и я убегу.
Парень без слов подхватил девушку на руки – тело ее показалось ему легким, как пушинка, – и бодро зашагал в гору.
Шел он веселый и радостный, стараясь быстрей добраться до вершины. Но гора была высокая, и путь перед ним лежал не из легких.
Постепенно он стал замедлять ход, нести свою ношу становилось ему все труднее. Но стоило ему заиграть чуть потише и не так заливисто, как девушка начинала рваться у него из рук.
Все медленнее и медленнее двигался парень, но играть на свирели не переставал, да еще старался выводить коленца позамысловатее. И девушка не скупилась на ласки, так и льнула к нему всем телом.
Но вот наконец и долгожданная вершина. С трудом переставляя ноги, пастух дотащился до своего стада, бережно опустил девушку на траву под деревом, а сам прилег возле, положив голову ей на колени.
Не слыша свирели, девушка встрепенулась.
– Играй же, играй, а то мне страшно! – капризно воскликнула она.
Парень не отвечал. Она приподнялась и увидела на траве выпавшую из рук пастуха свирель. В ту же минуту отчаянно завыла верная пастушья овчарка.
Сказывают, девушка вырыла с помощью собаки для юноши-пастуха могилу и насыпала над ней небольшой холмик. С той поры никто больше не видел в тех местах ни эту девушку, ни собаку. А гору ту народ прозвал «Девьи причуды».
Перевод М. Гржендзица.
ПСАЛОМЩИК И ВОРОНА
В одном городе построили церковь. Такую, что во всем мире не сыскать. Над куполом золотой крест блестит, в солнечных лучах играет, купается! Повадилась на храм ворона. С утра до вечера сидит на кресте – замарала весь, будто и не золотой уже он, а деревянный. Служки пугают ворону, отгоняют, а она и ухом не ведет. Отлетит, а там, глядь, снова на кресте пристроилась.
Поп позвал псаломщика, показал на ворону и говорит:
– Или ты останешься в церкви, или эта проклятая ворона на кресте. Выбирай, что лучше!
Приуныл псаломщик. Пошел домой, думает, чем бы ворону от креста отвадить. Думал-думал и придумал-таки. Взял кусок сала соленого, ковш вина и пошел в церковь. Влез на купол, повесил сало на крест, а под крест ковш с вином поставил.
Прилетела ворона. Видит, на кресте сало висит. Глядит на него, а есть не решается. Да только не выдержала, ударила клювом. Ничего! Принялась есть. А псаломщик поглядывает исподтишка и от радости чуть не пляшет. Наелась ворона, отвалилась от сала, хлопнула крыльями и каркнула во все горло: сало соленое, – пить вороне хочется. Видит, внизу ковшик стоит. Слетела, глазами ворочает, озирается, не доверяется ковшику. Припала все же к нему, пьет вино. Да чем дальше, тем больше пить хочется. Пила-пила, пока все не выпила. Еле взлетела. Качается на кресте, то в одну сторону валится, то в другую. Вино одолевает ворону, крылья не слушаются. Раз взмахнула, другой и – свалилась с креста. А псаломщик только и ждет того, волком бросился на ворону. Подхватил, видит – сникла она, только глаза таращит, – да как закричит:
– Если иудейка ты, чего свинину трескаешь? Если мусульманка, чего вино дуешь? А если христианка, чего святой крест пакостишь, проклятая?
И размозжил ей голову о купол.
Перевод М. Бирюковой.
ПЛУТ И ПАДИШАХ
Один человек был большущий плут. Встречает его как-то падишах и говорит:
– А ты горазд плутовать! Поделился бы разве со мной своими плутнями.
– А что ж, – не помешкав, ответил плут, – пожалуй мне двадцать арб, сорок быков и сто порожних мешков, и я тебе за год наполню их плутнями.
Падишах послал ему двадцать арб, сорок быков и сто порожних мешков. Плут изрубил все двадцать арб на дрова, быков всех забил и прожил себе год припеваючи. А как подошло время, он отослал падишаху одни порожние мешки. Его схватили и доставили к падишаху.
– Как ты посмел обмануть меня?! – грозно спросил падишах.
– Я поделился с тобою своими плутнями.
– Но почему же тогда мешки пустые?
– Я поделился с тобою своими плутнями, – снова повторил плут и беспечно зашагал восвояси.
Перевод М. Гржендзица.
БЕДНЯК И ПОРТНОЙ
Заказал как-то бедняк у портного одежду. Портной исполнил свою работу, и бедняк пришел ее получать.
– Плати деньги, – говорит ему портной, – и забирай.
– Больно дорого ты берешь, – говорит ему бедняк. – Откуда мне столько взять. Сбавил бы чуток.
– Бог с тобой, я не посчитаю тебе ниток.
– Разве это называется сбавить? Уступи еще, чтоб я мог расплатиться.
– Да уж ладно, плати половину и забирай.
– И на то у меня не достанет, – заканючил бедняк.
Портной поглядел, поглядел на него и говорит:
– Что с тебя возьмешь? Забирай свое и проваливай.
Бедняк схватил свою одежду и поспешил к выходу, но только, сделав шаг-другой, обернулся к портному и спрашивает:
– А когда эта одежда порвется, ты мне ее не подлатаешь бесплатно?
Перевод М. Гржендзица.
ПРАВЕДНИК
Шел один юноша своей дорогой и набрел на речку. Только собрался перейти ее, видит, вода несет яблоко. Он нагнулся, достал из воды яблоко и только разок надкусил его, как сразу же подумал: что ж это я, ведь у яблока, должно, есть хозяин! Чужое добро впрок не пойдет. Стал он подниматься вверх по реке и подошел к яблоневому саду. А в саду как раз садовник.
– Я нашел в речке яблоко. Принялся было его есть, да, надкусив, вспомнил, что ведь оно чужое. На, возьми, верно, оно твое, – обратился юноша к садовнику.
– Если ты хочешь, чтоб это яблоко пошло тебе впрок, то должен либо два года отслужить у меня, либо жениться на моей дочери. Но знай, у моей дочери нет ни глаз, ни рук, ни языка, ни ушей, ни рта, – сказал ему садовник.
Юноша долго раздумывал, что ответить садовнику, и наконец говорит:
– Чем два года тебе служить лучше я женюсь на твоей дочери. Такова, знать, моя судьба.
Садовник повел юношу в дом, угостил его как следует, а потом распахнул дверь в другую комнату и говорит:
– Вот тебе и моя дочь, можешь ее забирать.
Юноша шагнул было в дверь, но тут же отпрянул: в комнате сидела девушка невиданной под солнцем красоты. Как он мог осмелиться войти, когда знал, что его невеста без глаз, без ушей, без языка, без рук и без рта!
– Заходи, заходи, не мешкай! – подбодрил его садовник.
– Нет, – сказал юноша, – я не вижу здесь своей невесты. Тут сидит невиданная под солнцем красавица. Гляди, снова согрешу и сочту своим то, что мне не принадлежит.
– Она и есть твоя судьба, сынок! Такому праведному человеку как раз и под стать моя красавица. Она у меня одна, больше у меня никого нет. А сказанное мною, что у нее-де нет ни глаз, ни рук, ни ушей, ни рта, означает, что она на чужое не позарится, чужого не тронет, о чужих делах говорить не станет и худого слушать не будет. Я такого честного человека только и искал, чтоб отдать ему в жены свою дочь, – ответил садовник тому юноше.
Так и женился тот юноша на невиданной под солнцем красавице, и зажили они в мире и согласии.
Перевод М. Гржендзица.
КОМУ ПЕРВОМУ ОТКРОЮТСЯ ВРАТА РАЯ
В одной дальней деревне жили муж с женой. Жена была такая жадная да такая спесивица, что только и мечтала, как бы побольше прикопить и стать богаче всех. Мужа она бесперечь грызла – что он ни принесет, ей всего мало. Достань, говорит, мне таких украшений, чтоб у всех сородичей да соседей глаза от зависти полопались и чтоб была я среди всех первой. Муж из кожи вон лез, чтоб угодить жене – навесить на нее побольше дорогих побрякушек. В вечной заботе он, бедняга, о себе, о детях забывал. Не по нутру ему была кичливость жены, да смел ли он ей перечить! А жена еще ко всему и о рае мечтала. Лестно ей было тешиться мыслью, что перед ней первой откроются врата рая, когда она окажется перед ними после смерти среди своих сородичей и соседей. Раз она даже к мужу своему подошла с вопросом: