Кеша счел нужным вмешаться, потому' что он сидел дурак дураком и ровным счетом ничего не понимал.
— Что происходит? Почему вопли?
И даже Геша не выдержал:
— Дуб ты, Кешка! Неужели не понял: прощаются с нами.
— Кто прощается?
— Мы, — сказал Кинескоп.
— Но зачем? — это уже Кеша закричал.
А Кинескоп повторил:
— Приказ.
— Чей?
Кинескоп показал пальцем на потолок: мол, свыше…
— Не навсегда же прощаться? — упорствовал Кеша.
— Не знаю, — покачал головой Кинескоп. — Наверно, навсегда.
— Так, — сказал Кеша и встал. — А почему?
— Потому что кончается на «у», — буркнул грубый Кинескоп и вытер глаза тыльной стороной ладошки: попало, видно, что-то.
— Та-ак, — снова протянул Кеша и заходил по комнате, заложив руки за спину, совсем как папа, когда он обдумывает статью. — Не вижу никакого смысла в расставании. Во-первых, мы о вас уже все знаем…
— Не все, — быстро перебил его Кинескоп и даже повторил для пущей убедительности: — Не все.
Как будто подслушивал кто-то их разговор и Кинескоп никак не мог допустить, чтобы этот неведомый кто-то заподозрил духов в излишней болтливости, так сказать, в утечке информации. Кеша даже огляделся кругом: нет, никого не видать, перестраховывается Кинескоп.
— Ну, все не все, а так, кое-что… — Кеша вроде бы даже прикинул про себя, что же это за кое-что.
Кинескоп сухо посмеялся, будто двумя деревянными дощечками постучал, и братья, хмыкнули.
— Кое-что… — сказал Кинескоп. — Знаете вы, что мы существуем. Знаете, для чего существуем. А что мы умеем — это знаете? Чем владеем? Силу нашу знаете?
— Знаем, — сказал Кеша, осторожно потрогав синяк под глазом.
— Я за эту историю Водяному еще всыплю, — мстительно пообещал Кинескоп.
— Почему? Он же нам помогал.
— Я не о драке. Я о домино. Кто ему позволил раскрывать себя перед людьми?
— Никто ж не догадался.
— Витька догадался.
— Ну и что страшного?
— Хороший аналитический ум, все сопоставив, мог бы прийти к мысли о нашем существовании.
— Не пришел бы, — заявил до сих пор мрачно молчавший Геша. — Это значит признать потусторонние силы. Ненаучно.
— Какие же мы потусторонние? — возмутился Кинескоп. — Потусторонние силы — бред собачий. Это только
церковники да сектанты всякие в них верят. А мы — души вещей, я вам о том тыщу раз втолковывал. Самые что ни на есть реальные силы. Другое дело, что прав ты… К сожалению, не поверят в нас люди, рано еще.
— Мы же поверили.
— Вы еще можете верить в то, что есть. Но пройдет год-другой, и вы тоже будете верить только в то, что должно быть. А мы, по вашему разумению, быть не должны. Хотя именно вы, люди, создали нас. Придумали нас и создали — силой воображения, силой любви к своему делу, к созданному руками своими. А потом мы сами жить стали рядом с вами. И без вас не можем, как и вы без нас. Трудно человеку, когда его окружают вещи, сделанные без души. Трудно ему, и когда он сам без души относится к вещам. Много пока таких людей, ох как много! Потому и прячемся мы от вас, не показываемся — рано… И поверить в нас трудно… Барьер здравомыслия не пустит. Вот потому и прощаемся мы с вами, дорогие вы ребяточки…
— Но с нами-то зачем? — закричал Кеша. — Мы верим в вас!
— Сегодня верите, это конечно. А завтра? А через пять лет?
— Что прошло, то прошло, не зачеркнешь, — сказал рассудительный Геша. — Выходит, больше не увидимся…
— С вами — нет. Но дела наши этой историей не кончаются. Дел у нас, сами знаете, ох как много! И помощники нам нужны будут.
— Малышня? — презрительно спросил Кеша.
— Сейчас — да. Но завтра-то им как раз тринадцать исполнится. Как вам сейчас… — Тут он помолчал и вдруг сказал сердито: — Ладно, ребяточки, долгие проводы — лишние слезы. Лучше взгляните, что за окном делается, страсти-то какие! — Он всплеснул руками, глаза в ужасе закатил, и Кеша с Гешей невольно шагнули к окну.
Однако ничего особенного за окном не происходило. Двор был пуст, лишь две девчонки выгуливали своих собачек около песочницы. Одна собачка — болонка, другая — спаниель. Вряд ли они вызвали у Кинескопа такой ужас.
— Что ты здесь увидел, Кинескоп?
Кеша обернулся и осекся на полуслове: в комнате никого не было. На диване лежал аккуратно сложенный плед, словно Кинескоп успел его сложить. Только груда радиодеталей на столе сдвинута к стене: там, на краю, прежде сидели братья.
— Финита, — сказал Геша, подошел к телевизору, погладил его по ободранному боку. — Прощай, Кинескоп. — Посмотрел на магнитофон. — Прощайте, Рыжий и Красный.
Ответа, естественно, не последовало. Да Геша и не ждал ответа. И Кеша не ждал. Время, отпущенное на сказку, закончилось. Ни охами, ни всхлипами вспять его не повернешь. Это еще Альберт Эйнштейн доказал. Или Нильс Бор. Или еще кто-то. Впрочем, простительно не знать — кто. В шестом классе этого не проходят.
Эпилог
Кеша, Геша и КГ-1
Вот и все. Осталось поведать лишь одну странную историю, случившуюся днем позже, часов эдак в десять утра, на баскетбольной площадке средней школы № 711. То есть на сторонний взгляд ничего необычного в этой истории не проглядывалось, но причастные великой тайне Кеша и Геша были прямо-таки поражены случившимся.
Вкратце так. Обстановка на испытаниях, как водится, деловая, никаких фанфар, никаких речей. Зрителей — минимум, знакомые всё лица: отец Кеши, директор школы Петр Сергеевич и капитан милиции Иван Николаевич, хороший человек. Кеша, гордый доверием друга, яростно покрутил винт, и крохотный моторчик ровно заработал (отлажен был на совесть), а Геша аккуратно потянул корд, и сверкающий лаком и эмалевой краской аэроплан взмыл в воздух и пошел по кругу над головами зрителей, над стеклянной крышей теплицы, над зеленью газона, над горячим асфальтом, и, быть может, дай ему волю, отпусти Геша проволочный корд, полетит замечательный аппарат тяжелее воздуха над Москвой-рекой, над павильоном международной выставки, над новостройками, «над полями да над чистыми», как поется в старой красивой песне.
Но Геша крепко держал деревянную ручку, прикрученную к проволоке, топтался на площадке, поворачиваясь следом за моделью, и она, послушная его руке, выделывала хитрые фигуры самого наивысшего пилотажа: штопоры, бочки, иммельманы всякие, петли. А потом, когда кончился бензин и двигатель замолчал, Геша плавно опустил модель на площадку, и она покатилась детскими колесиками по асфальту, подпрыгивая на неровностях, замерла как раз около изумленной публики.
Публика поаплодировала, и началось обсуждение. Так сказать, подведение итогов эксперимента.
Отец Кеши сказал:
— По-моему, славная работа. От души потрудились.
А директор школы Петр Сергеевич сказал:
— Молодцы, молодцы. И не стать ли вашей модели первой в целой серии, которую начнет создавать секция авиамоделизма?
А Геша сказал:
— Не слышал про такую секцию.
А Петр Сергеевич засмеялся и сказал:
— Вот ты ее в школе и организуешь. Идет?
А Кеша хлопнул друга по спине и сказал:
— В самом деле, Гешка, соглашайся!
И Геше ничего не оставалось, как согласиться.
Кешин отец и Петр Сергеевич пошли с площадки, что-то на ходу обсуждая, а Иван Николаевич присел на корточки рядом с ребятами, молча смотрел, как они накручивают проволочный корд на катушку, влажной тряпкой протирают модель.
— Как вам наш самолет, Иван Николаевич? — спросил Кеша, который был несколько удивлен тем, что хороший человек капитан милиции мнения своего на открытом обсуждении не высказал.
— Как? — Иван Николаевич секунду подумал, пожал плечами. — Коротю и не ответишь. Красиво, удачно, здорово — все правильно, но суть не в том.
— А в чем же?
— Душа есть в вашей модели.
Вот тебе и раз! Во-первых, ни Кеша ни Геша не задумывались над тем, что в их КГ-1 может поселиться дух. Во-вторых, откуда Иван Николаевич про него знает?
— С чего вы взяли? — хрипло спросил Кеша, и по его не слишком вежливому тону Г еша понял, что друг растерян.
— Видно, — объяснил Иван Николаевич. — Если с душой работать, то и останется она в твоем деле навсегда. В каждой вещи душа должна быть, да не в каждой есть. Бойтесь вещей без души, ребятки… — И ушел. Потрепал Кешу и Гешу по вихрам, будто они совсем махонькие, поспешил догнать директора и Кешиного отца.
— Не может быть, — сказал Кеша. — Он же взрослый. Как он узнал про духов?
Геша пожал плечами:
— Сам недоумеваю. Слушай, а вдруг не все взрослые окончательно потеряны?
— Похоже на то, — согласился Кеша.
И тут они, не сговариваясь, посмотрели на модель КГ-1, уже закутанную в простыню: обоим показалось, что под простыней что-то шевельнулось. Или кто-то. Посмотрели и вздохнули, разочарованные: смирнехонько лежала простыня. Выходит, и вправду показалось. А жаль.