– Гаррр-гей!!! – пронзительно закричал летящий товарищ. Алёша спокойно обернулся на него в полном великого безмолвия полёте и товарищ его превратился в яркую огонь-точку рождённую из искры ослепительно белого света.
– ГаРРРгей!!! – загремело со всех сторон могучее заклятие, и Алёша увидел мириады огоньков двигавшихся хаотично на далёкой маленькой земле. Хаос бесчисленных огоньков постепенно стягивался под пространство его всё охватывающих чёрных крыльев и угрожал чем-то непонятным совсем и совершенно, поэтому, неодолимым. Алёша не постиг огоньки. Развернувшись могучим торсом почти перпендикулярно к небу, он взмыл в наступившую во всём мире чёрную ночь…
***– Доброе Утро, Алёша! – сказал маленький принц. – Лесные эвридики сплели уже тропинки из камня-лозы и теней зелёных листьев волшебных деревьев. Нам пора идти дальше вперёд!
– Доброе Утро! – сказал, просыпаясь, Алёша. – Во сне был я – Гаргей. Всё сгорало в лучах моих глаз. Всё и все. И мне грустно теперь.
– Уже утро, малыш! – сказал принц. – Утром не бывает грустно совсем! Гаргей никогда никого не убил. Он только уничтожает мечты. Вставай же, пойдём!
Алёша посмотрел на небо, улыбнулся, и всё стало легко. Солнце смеялось по-озорному над ним и стряхивало росу с листьев капельками брызг на лицо. Теперь можно было идти.
Вековой папоротник сопровождал в этот день их путь. Заросли великих полудеревьев склонялись над тропинкой, укрывая от полуденного жара, и маленькие юркие ящерки блестели хрусталиками глаз с их развесистых лап.
Вечер пришёл не спеша. Он обосновался на лицах утомлённых дневным переходом людей, упрятался в сгустившихся в сумерки тенях и забрал последний недолгий послезакатный свет из неба. Лишь огонь лесного костра приютил в отблесках своего пламени крохи великого дневного бытия, всё исчезло из мира, столь терпеливо созданного солнечным светом, как исчез и сам свет. Лишь крохотное подобие солнечного величия точкой лесного костра стремилось сохранить до утра хоть малую толику мира бывшего дня для ещё одной попытки построения великого мира дня будущего.
– Зверь большой? – спросил Алёша у костра.
– Он необъятен, – сказал маленький принц.
– Он злой?
– Нет. Он так живёт.
– Для чего ему крохотные мечты бесстрашных существ.
– Он из них льёт сталь. Стали нужно много – на всех. И если не добыть его, он все мечты перельёт в отголоски далёких сражений и беспечально-выверенного рассудка.
Алёша ещё пытался что-то спросить, но усталость уже складывала вместе крылышки ресниц, и огонь казался переливами многих-многих-многих солнечных дней в дорожку…
***– Хризантем горизонт! ХрРизантемМм! – сказал попугай пробираясь по лесной тропинке из сна.
Солнце ниспадало на плечи воздушным теплом, и Алёша развернулся глазами к солнцу. В стороне от глаз задрожал горизонт. Лёгкая дрожащая зыбь билась по всей его бескрайней ширине и казалось дрожит сам горизонт.
Горизонт не дрожал. Дрожала земля. Малая, чёрная, ручная совсем как игрушечная, змейка выбежала вскользь из-за горизонта, и понеслась по земле, ширясь и вырастая в считанные мгновения до больших и серьёзных размеров.
Трещина делала в земле бездонную пропасть, трещина делила мир земли пополам на огромные скалы с дном огня, но трещина для Алёши оставалась всё той же маленькой змейкой, что и в начале своего пути из-за горизонта и поэтому, когда трещина-змейка прильнула к его ногам, он не стал уходить просто так. Он свился в свирепо-сильный огромный клубок великого, чёрного змея и ушёл всем сильным телом своим в бездонную пропасть-расщелину. Подземный огонь был не стар.
Подземный огонь был молод и свеж в своих силах, и живые пластины Алёшиной кожи внимали юный огонь. Боли не было, потому что он теперь был узкой молнией скользящей в недрах разверзнувшейся земли. Земля билась в трепете и судорогах великого землетрясения, а молния огненноносного змея уходила всё вглубь, вглубь и вглубь…
***– Гаргей – змей? – спросил Алёша утром, потом, когда проснулся.
– Нет. Скорее он лев, – сказал маленький принц. – Но никто не сможет этого определить до конца. Он слишком велик и могуч.
От солнца всё уже было тепло, и маленький принц сказал:
– Сегодня или завтра мы добудем его!
Днём стало очень тепло. Совсем. Охота шла по выжженной солнцем степи, и деревьев не было больше почти, и кустов. Трава сочная ещё утром в начале пути теперь была всё больше и больше пожухлой и тёмной от безводной тоски. И люди перестали почти совсем пить, чтобы не тратить силы и воду до привала.
Солнышко покраснело от жалости к людям и ушло в ночь. Остался костёр. Лёгкий степной ветер качал тишину ночи, и где-то далеко смотрели как вой на луну волки. Горизонт был кругом. И не было горизонта совсем видно никому.
– Где Гаргей? – спросил Алёша. – Везде?
– Может быть, – сказал маленький принц. – Он не в нас.
– Может быть не проснусь, – сказал Алёша ему. – Не поминайте лихом тогда…
– Хорошо… – тихо сказал маленький принц. – Но ты проснись!…
«Где Чернушка? Ваш первый министр? Он где? Его очень надо с нами! Сейчас!…», Алёша вспомнил что надо. Спросить. Но было поздно уже. Вокруг обрывками серого тумана стелился уж сон и Алёша, задыхаясь во сне, застонал…
***Алёша проснулся в безжалостно белой спальной комнате. Пансионат наполняла какая-то до безысходного ощутимая тишина. И белый свет. Белый свет тоже был ощутим почти на ощупь не говоря уже о других окружавших Алёшу предметах. О предметы окружающего мира наталкивались и больно бились о взгляд глаза. Алёша поднялся с постели и почувствовал, как трудно будет пройти между рядами ровно выстроенных застеленных белым светом кроватей. Он вышел в проход между кроватями, вспомнил и сел на подкосившиеся от памяти ноги. Он обернулся ещё немного в сторону цельной стены, на которой не было, никогда не могло быть и никогда не будет даже тени чёрной двери и почти рухнул, как стоял. Откуда-то со всех сторон бежали на помощь ему люди, кто-то пытался сотворить хоть какой-нибудь звук в пронзительной тишине, а Алёша отчаянно цеплялся глазами за несуществующий в дневных лучах чёрный проём и забывал, забывал, забывал…
Память играла в злую над ним и скоро он стал хороший совсем. Не падал больше, ходил. А все добрые были, наверное, и старались не напоминать. Он хорошо учился и рос. Иногда смотрел на куриц во дворе и думал «курицы». Иногда смотрел на небо и думал «небо». Но больше всего он никуда не смотрел и ничего не думал. И умел говорить и понимать. Он долго так жил. Три дня.
А потом он понял, что сон. Понял сразу. Совсем. Потому что события проистекали не по его доброй воле, а приходили словно чужие. А предметы были колкие и непроходимые почти. От них было только больно и совсем не смешно.
Надо было проснуться, а как… Он смотрел ночами на серую стену – там чёрной двери не было… Там вообще очень мало, что было, во сне… Всё уходило, стиралось из памяти чуть ли не быстрее, чем появлялось… Алёша напрочь забыл… как просыпаться и что же не сон… как? куда?… билось внутри глубоко, а он даже не мог выразить это в мысль… Он прилежно ходил на уроки, он прилежно учил их и спал… спал, спал, спал… и ночью и днём и всегда… Не хватало серьёзного чего-то и Алёша не раз проходя мимо птичьего домика с белыми курочками думал о том, что здесь ведь… где-то здесь… очень важное… и понимал, что оно не возьмётся теперь само, как бралось неизвестно откуда когда-то… и самое главное – что???… Алёша болел весь внутри… но не нарушал тиши дня…
Огонь-змейка билась по запястью левой руки голубой тоненькой веной… а Алёша часто смотрел на неё и что-то о ней вспоминал, вспоминал, вспоминал… а потом он устал… тогда он решил – сон, так сон… и ушёл из пансионата… совсем… долгим летним днём пробрался он через лес на любую солнечную полянку, лёг на тёплую траву и во всю ширь открыл глаза в голубое высокое небо…
…огонь-змейка билась тёплой летней венкой где-то под головой, а небо было без облаков… только одно… далеко, что не видно почти и немного в стороне было маленькое совсем… Алёша смотрел, а не ожидал… там лучи солнечные все на износ красили собой в прекрасное высокое-высокое небо…
А маленькое облачко уже смеялось вовсю… усмехалось в ужимках и радовалось до нельзя… посмотри, смеялось облачко, где-нибудь… и навостряло по ветру клюв в солнечных метаморфозах своего существования… посмотри – где-нибудь… и алело в лучах гребешком, хоть был яркий полдень, а совсем не закат… «чернушка», подумал Алёша… «Чернушка пришёл!!!»… И лучик солнечной змейкой-молнией забился, защекотал от радости его левое ухо… Алёша приподнялся тихо совсем на локтях – мириады жучков в стальных изящно-отточеных панцирях были близко совсем и, уже чувствуя, как стремительно просыпается, Алёша напряг всё своё пронзённое солнечным светом существо и стремительно взлетел вверх к голубому бездонному небу.