— Любишь Моцарта? — спросил Алексей Степаныч.

— Люблю. У него такая музыка… — и Марина задумалась, — благородная! Мы проходили по музлитературе, — добавила она.

Алексей Степаныч засмеялся. Почему? Не всегда Марина его понимала. Но смех у него был не обидный.

— Вот, возьми ещё книгу о Моцарте, — сказал он, — почитай дома.

И, вернувшись с ёлки, Марина весь вечер читала книгу о Моцарте.

Детство. Маленький австрийский городок. Отец — музыкант. Дружба с сестрой. Вот маленький Моцарт пишет своё первое сочинение. Марине почему-то вспомнился Сашенька.

Вот мальчик Моцарт заперт для трудного испытания в одиночной келье старинной Музыкальной академии. Он должен написать за короткий срок очень сложное музыкальное сочинение. Никто не верит, что он пишет их сам.

И сочинение написано.

Четырнадцатилетний Моцарт становится членом Музыкальной академии.

Какой огромный талант! Поездки по всему миру. Успех. Слава.

Но почему же так щемит сердце у Марины, когда она читает о жизни Моцарта?

Вот он, гениальный Моцарт, такой ещё молодой, в расцвете сил, а жизнь его уже надломлена. Бедность. Болезнь. Ему, Моцарту, приходится писать музыку по заказу богатых бездельников, которые ставят под его гениальными произведениями свои бездарные имена.

И вот он, «Реквием». Смерть Моцарта.

Кто-то, не пожелавший назвать себя, заказал ему музыку смерти, похоронную музыку: реквием.

Кто-то снова пожелал присвоить себе музыку гениального композитора.

Но Моцарт об этом не знает. Ему, тяжелобольному, начинает казаться, что он пишет реквием для самого себя.

Он пишет его упорно, вдохновенно — так же, как писал всю жизнь.

«Реквием» написан. Но это — последнее произведение Моцарта. Он умер совсем молодым, в расцвете творческих сил.

Его похоронили в общей могиле — в братской могиле для бедняков…

Марина закрывает книгу и сидит тихо-тихо. По щекам её катятся слёзы.

Она сердито вытирает их и идёт к своему пюпитру. На пюпитре ноты. Первая настоящая пьеса Моцарта в её жизни.

Марина смотрит в ноты: нелёгкая пьеса. Но ей так хочется поскорей добраться до музыки! Она берёт скрипку и терпеливо — строка за строкой — разбирает пьесу. И вот уже сквозь робкие, неуверенные звуки начинает пробиваться музыка. Светлая, чистая музыка Моцарта.

И Марина долго-долго стоит в этот вечер со скрипкой перед своим пюпитром.

Елена Ивановна знает эту особенность Марины: каждая новая пьеса её увлекает, особенно вначале; за каждую она берётся горячо, очень быстро выучивает, а потом, к сожалению, нередко остывает и начинает лениться.

Но так упорно, как сегодня, Марина не разбирала ещё ни одну пьесу.

Елена Ивановна прислушивается: да, это Моцарт. Она узнаёт его даже в детских руках. Ведь недаром Моцарт так близок детям — его музыка так по-детски ясна и чиста.

У нас новость: мы ходим всем звеном на каток! Мальчики тоже. И после каникул будем ходить по воскресеньям. Оксана сказала, что сама поучит тех, кто плохо катается. «А потом устроим соревнования», — сказала она.

Я немножко волновалась — вдруг осрамлюсь? Давно уже не каталась.

Но как почувствовала, что ботинки с коньками сидят хорошо, как стала на лёд — так сразу успокоилась. Всё в порядке. Еду! Качу!

Галя почти не умеет — Оксана её учила. А мы катались с Маей. Она такая толстая, а катается легко.

Митька, конечно, всё искал повода нас подразнить и, когда некоторые девочки плохо катались, кричал: «Внимание! Юные скрипачки на льду!»

Тогда Оксана предложила ему покататься наперегонки со Светланой. На дистанцию. Светлана у нас лучше всех катается. Они покатили, и вдруг мне кто-то говорит: «А мы давай с тобой!» Смотрю — Коля. Я не видела, как он катается, но согласилась. Так было весело — всё равно, пусть обгоняет!

А он не обогнал — пришли ровно. Хотя Мая мне потом сказала (она смотрела на нас), что он, по её мнению, немного схитрил в конце — нарочно споткнулся. Если это правда, то он нехорошо поступил. Соревноваться надо по-честному.

А Светлана обогнала Митьку — правда, на немножко. Он, говорят, церемонно перед ней раскланялся и произнёс что-то смешное. Девочки не слышали, но видели, как Светлана смеялась. Но потом больше никого не дразнил.

Мама очень рада, что я катаюсь, и говорит, что сама в воскресенье придёт на каток.

Как хорошо, что зима и коньки! Мне так хочется пожить неделю за городом, походить на лыжах!

Ура, мы едем! Нас пригласили в Берёзовую на последние дни каникул.

Директор фабрики обещает пустить нас в цеха.

Мне так хочется! Ведь я ещё никогда не была на настоящей фабрике. Мы будем жить в фабричном клубе, будем ходить на лыжах, а вечером разговаривать. Оксана обещала по вечерам рассказывать нам интересные истории. Наберём с собой разных вкусных вещей. Вот это каникулы!

Всё чуть было не расстроилось: Оксана не может ехать — у неё заболела мама. Но уже всё уладилось: нас проводит Галина мама. И ещё с нами едет Женя! А там с нами будет Вера. А ей все наши родители доверяют. Все помнят, какая она была вожатая.

Тут ещё интересней, чем я думала. Во-первых, мы очень подружились со здешними ребятами: с Тамарой, Васей и со всеми другими.

Во-вторых, Женя водил нас очень далеко, а вечером рассказывал о нашем Подмосковье, какой это интересный район, какой красивый и богатый. И сколько фабрик, и какие леса, и сколько угля. Он рассказывал, а не Вера. Она только один раз рассказывала — о том, как наши бойцы защищали этот район во время Великой Отечественной войны.

А Женя сказал: «Расскажи, Вера, ребятам, как ты с другими комсомольцами строила оборонные рубежи под Москвой».

Но Вера про это не стала рассказывать, а рассказала про то, как она потом с другими комсомольцами ходила в госпиталь — играть для раненых бойцов и помогать ухаживать за ними.

«Ты играла тогда „Песню без слов“ Чайковского, — сказал Женя. — Я думал раньше, что не люблю скрипку. Я только с этого дня её понял… А помнишь, как каждый просил своё? Казах просил сыграть или спеть ему его родную казахскую песню, украинец — украинскую, узбек — узбекскую. И вы все просьбы исполняли».

«Приходилось учить очень быстро, — сказала Вера. — Вот сегодня попросят, а завтра надо прийти с выученным. Особенно любили раненые наших певцов».

«Ну уж нет, не только певцов», — сказал Женя.

Значит, это в том госпитале, где лежал Женя, бывала Вера…

Меня зовут, напишу ещё завтра.

Что оказалось! Сегодня Вера рассказала нам об одном здешнем мальчике, его звали Витя. Этот мальчик во время войны помог нашим разведчикам переправиться на другой берег реки — туда, где были фашисты. Теперь он уже взрослый, учится в лётной школе. Мы спросили, где его мать. И вдруг Вера говорит: «Авдотья Ивановна, ребята хотят с вами познакомиться». А это тётя Дуня, сторожиха клуба. Она такая ласковая и так хорошо нас принимает.

Тётя Дуня прочла нам письмо от Вити. Он скоро кончит лётную школу. Он очень заботится о своей маме, посылает ей деньги и подарки — она нам показала мягкий-мягкий белый платок — и все предлагает ей не работать, но она не хочет. Говорит: «Скучно будет без работы, я тут привыкла».

«Тётя Дуня кино любит», — сказал Вася и засмеялся.

Мы все на него зашикали, а она тоже засмеялась и сказала:

«Люблю, конечно. И музыку вашу люблю. Вот приедет Витя — пусть тоже послушает».

Завтра мы идём на лыжах в лес. А послезавтра — на фабрику. Директор разрешил.

Кто сидит, поджав ноги, на ковре, кто забрался в большое, глубокое кресло. Галя и Тамара прижались к Вере, а она задумалась о чём-то, закуталась в пуховый платок. Свет ещё не зажигали — и сумерничают в уютной клубной гостиной. Голубой свет зимних сумерек мягко просачивается сквозь её большие окна.

Говорить никому не хочется, все полны впечатлениями последних дней. Вчера все вместе ходили в лес. Марина первый раз в жизни была зимой в лесу. Ходили на лыжах, будили снежную тишину скрипом полозьев, весёлыми криками. А сегодня они первый раз в жизни были на большой фабрике.

Там всё было ново и интересно для ребят, но особенно их поразил огромный ткацкий цех, освещённый прекрасными длинными лампами дневного света.

Даже в Москве ещё не во всех станциях метро был дневной свет, и станции, освещённые им, казались всем самыми красивыми.

Поразил ребят в этом светлом, огромном, как консерваторский зал, цехе необычайно чёткий ритм работы.

Конечно, одни увидели и поняли больше, другие — меньше.

Люся, да и другие девочки заинтересовались больше всего тем, как сработанная ткань навивалась на круглые валики.