А хозяину не до сна.
«Ну и работник у меня! — думает хозяин. — Даже волки ему нипочем. Как же мне его извести?»
И придумал хозяин послать Нончык-патыра в лес к медведям. «Уж медведи-то, — решил он, — не отпустят Нончык-патыра живым».
— Сходи в лес, пригони оттуда моих лошадей! — приказывает хозяин Нончык-патыру.
Пришел Нончык-патыр в лес, поднял медведей из их берлог и погнал на хозяйский двор. Гонит да еще покрикивает:
— А ну, идите домой! Хозяина своего забыли!
Увидел хозяин, что Нончык-патыр медведей гонит, убежал в избу, заперся на все запоры-засовы и кричит:
— Сам загоняй лошадей в хлев!
Загнал Нончык-патыр медведей в хлев и пошел спать.
Крепко спал в эту ночь Нончык-патыр, а хозяину не до сна. Позвал он соседей-богачей, стал у них совета просить.
Соседи присоветовали послать Нончык-патыра к Чертову озеру: пусть его черти утащат.
Повеселел хозяин и говорит Нончык-патыру:
— Года три назад ушел мой брат жить в Чертово озеро да с тех пор ни разу ко мне в гости не наведывался. Поди-ка разыщи его и позови ко мне на кома́н-мелна́[83].
Пришел Нончык-патыр на Чертово озеро.
Заросло озеро черной осокой, разлилось гнилой водой среди болота, затянулось мелкой ряской, а под ряской колышется бездонная трясина.
Это озеро люди обходили за версту, а по ночам и за все десять.
Выскочил из воды старый лохматый черт, схватил Нончык-патыра, потянул в трясину. А Нончык-патыр не поддается. Стукнул он черта по лбу кулаком, встряхнул за шиворот, как котенка, и сказал:
— Нехорошо родных забывать! Брат тебя на коман-мелна зовет. А ну, собирайся — пойдем в гости!
И поволок черта в деревню.
Увидел хозяин, что Нончык-патыр возвращается жив-невредим да еще тащит за собой лохматого черта, замахал руками, закричал дурным голосом:
— Не хочет, видно, братец в гости идти. Не держи его! Пусть он в свое озеро возвращается!
Отпустил Нончык-патыр черта и сказал:
— Ну, хозяин, кончился срок моей работы — теперь плати что полагается.
Делать нечего, пришлось жадному богачу расплачиваться с работником.
Расплатиться-то расплатился, а зло затаил.
Вернулся Нончык-патыр в родной дом к отцу, к матери, отдал им заработанные деньги, а сам пошел гулять на улицу.
Играли на улице дети хозяина-богача, беднякам-то не до игры — работать надо.
Подошел к ним Нончык-патыр и попросил, чтобы приняли ребята его в свою игру.
— Поймай летящую стрелу зубами — тогда примем! — отвечают они.
Выпустил Нончык-патыр стрелу из лука прямо в синее небо. Унеслась стрела за облака, а как стала падать вниз, то поймал ее Нончык-патыр зубами.
— Теперь, — говорят ему хозяйские дети, — нырни в эту прорубь, отплыви на середину реки и разломай лед — тогда примем тебя в нашу игру!
Нырнул Нончык-патыр в прорубь, проплыл до середины реки, разбил головой толстый лед и вышел наружу.
— А теперь разбей каменную гору — тогда примем тебя в нашу игру!
Подошел Нончык-патыр к каменной горе, пнул гору ногой — качнулась каменная гора, пнул в другой раз — посыпались с горы камни. Семь раз пнул — рассыпалась гора в мелкие камешки, но ушла от Нончык-патыра его богатырская сила.
Рассказали тогда дети своему отцу: нет уже у Нончык-патыра его богатырской силы.
Обрадовался хозяин и приказал своим слугам вырыть яму глубиной в сорок саженей, а потом схватить Нончык-патыра, связать его крепко-накрепко и бросить в ту яму.
Одни слуги побежали яму копать, другие набросились на Нончык-патыра, связали ему крепкими ремнями руки-ноги и кинули в яму.
Лежит Нончык-патыр в глубокой яме и день, и два, и месяц, смотрит в ясное небо.
Прилетела ворона, села на край ямы.
Говорит Нончык-патыр вороне:
— Ворона, ворона, слетай к моему отцу, к моей матери! Скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму, чтобы я погиб от голода и жажды.
Каркнула ворона в ответ:
— Не стану я звать твоего отца, не буду я звать твою мать! Умирай скорее — я тогда выклюю тебе глаза!
Улетела ворона, прилетела сорока.
Стал Нончык-патыр просить сороку позвать отца с матерью.
— А мне-то какое дело! — ответила сорока. — Не полечу.
Летел мимо белый гусь.
— Эй, белый гусь! — крикнул Нончык-патыр. — Лети к моему отцу, к моей матери, скажи им, что связали мне руки-ноги крепкими ремнями и бросили в глубокую яму. Хочет богач-хозяин, чтобы я погиб от голода и жажды. Уже недолго жить мне осталось!
Пусть идут скорее, пусть приведут жирного быка, пусть принесут острый топор!
Поднялся гусь высоко в небо, полетел к старикам.
— Эй, дедушка! Эй, бабушка! Злые люди бросили вашего сына в глубокую яму. Зовет он вас на помощь. Велит привести жирного быка и принести острый топор!
Заплакали старик со старухой и говорят:
— Не смейся над нами, гусь! Нашего сына нет в живых, погубили его. Остались от Нончык-патыра одни только косточки…
— Нет, не умер он, — ответил гусь, — только спешите, уже недолго осталось ему жить.
Поверили старик со старухой гусю, пригнали к глубокой яме, где томился Нончык-патыр, быка, принесли острый топор.
Увидела старика со старухой ворона, закричала:
— Кар-кар! Идут отец и мать, гонят быка, несут топор. Если съест Нончык-патыр быка — вернется к нему его богатырская сила и разрубит он топором свои крепкие путы!
Испугался хозяин, приказал слугам:
— Засыпьте яму доверху песком, завалите камнями — пусть Нончык-патыр задохнется.
А старик уже столкнул в яму быка. Съел Нончык-патыр быка, и вернулась к нему его богатырская сила.
Стали слуги заваливать яму песком да камнями, а старик уже кинул в яму топор.
Разрубил Нончык-патыр все путы, поднялся на ноги, вытолкнул песок с камнями и вышел из ямы.
Как увидел Нончык-патыра жадный хозяин, перепугался, не знает, что делать, где спрятаться.
Побежал богач куда глаза глядят. Попалось ему на пути болото, и потонул он в том болоте.
ТУКУ.
Гагаузская сказка
Обработка Ю. Лопаткова и А. Тукана.
ил-был царь. Злой он был, несправедливый, лютый. Не любили его люди, называли фяна́-падишах — значит «злой царь». И была у этого царя красавица дочка по имени Кирана́. Не в отца она была. Добрая такая, ласковая, до людей приветливая. Не любила она своего отца, спорила с ним, за людей всегда заступалась.
Вот как-то раз отправился царь со своей свитой на охоту. Неладная в тот день у него охота была. Почти ничего не добыл он. Злой домой ворочался. Едет он по дороге, от злости губы кусает. А тут, как на грех, парень навстречу идет. Охапку дров в руках тащит. Ладный такой из себя, статный, пригожий. Увидел парень царя, поклонился ему низко. Да не угодил, видно. Остановил царь своего коня, напустился на дровосека:
— Чего, такой-сякой, шапку перед своим царем не сымаешь?
— Как же я ее сыму, государь-господин? Руки-то у меня заняты, сам видишь, а ногами сымать шапку я покуда не научился.
— А, так ты еще супротивничаешь! — закричал царь. — Эй! Слуги! Взять его, посадить в темницу. Я ему покажу, как царя своего уважать надо.
Подбежали слуги. Схватили они дровосека, во дворец увезли, в самую темную темницу посадили.
Узнала про то царская дочь Кирана, и решила она помочь безвинному дровосеку. А у Кираны служанка была — Фатима́, по гроб жизни верная своей госпоже. Вот ночью вышли Кирана с Фатимой из спальни, тайно к дверям темницы пробрались. Стража сперва шум подняла, а как узнала царскую дочь, пропустила молча. Долго сидела Кирана с молодым дровосеком, утешала его, добрые слова говорила. И пообещала она ему сделать все, что сможет, чтоб его от смерти спасти.
И на другую ночь пошла к нему Кирана, и на третью. И полюбили они друг дружку. Крепко полюбили. Стала Кирана просить, умолять отца, чтоб отпустил он дровосека на волю. Да где уж! Фяна-падишах и слушать про то не хотел. И решила тогда Кирана сама помочь бежать любимому. Взяла она кинжал маленький да пилку железную, пошла опять ночью к дровосеку да и отдала ему все это.
— Торопись, любимый мой, — сказала она, — казнят тебя завтра. Не убежишь нынче ночью — погибло все.
Ушли Кирана с Фатимой, а дровосек потихоньку на окне решетку перепилил и из темницы выбрался.
Как узнал про то царь, разгневался сильно, ногами со злости затопал. Велел дочь к себе позвать.
— Это твоя работа, негодница! — кричит. — Это ты ему помогла. Так пропади ж ты сама!
Хлопнул он в ладоши, вызвал стражу и приказал посадить родную дочь в стеклянный дворец. Чтобы словом она ни с кем не обмолвилась, чтоб живой души она не видела.
Схватили слуги Кирану, во дворец пустой посадили. Тяжко Киране, горько. Плачет она, убивается. Тяжело жить на свете, когда родной отец плохой человек.