«Я бы желала, чтоб был ты один», – сказала Ундина.

«Нет, при ней!» – Гульбранд возразил, указав на Бертальду,

«Я исполню волю твою, – она продолжала, —

Но не требуй того, прошу, умоляю, не требуй».

Голос ее был так убедителен, очи так нежны,

Все в ней являло такую покорность, что в сердце Гульбранда

Солнечный луч минувших дней пробежал; он Ундину

Дружески за руку взял и в ближнюю горницу с нею

Вышел; и вот что ему сказала она: «Уж коварный

Дядя мой Струй довольно известен тебе; не один раз встречался

Он с тобою здесь в замке; Бертальде же так он

Страшен, что может она умереть. Он бездушен, он просто

Отблеск стихийный наружного мира; что в жизни духовной

Здесь происходит, то вовсе чуждо ему; здесь глядит он

Только на внешность одну. Замечая, как ты недоволен

Мной иногда бываешь, как я, неразумный младенец,

Плачу, как в то же время Бертальду, случайно быть может,

Что-нибудь заставляет смеяться, в своем безрассудстве

Видит он то, чему здесь и признака нет, колобродит,

Злится и в наши дела, незваный, мешается; пользы

Нет от того никакой, что ему я грожу и гоняю

С сердцем отсюда его; он мне, упрямый, не верит; в бездушной,

Бедной жизни своей никогда не будет способен

Он постигнуть того, что в любви и страданье и радость

Так пленительно сходны, так близко родня, что разрознить

Их никакая сила не может: с улыбкою слезы

Сладко сливаются, слезы рождают улыбку». И очи,

Полные слез, с улыбкой поднявши, она исподлобья

Робко смотрела Гульбранду в лицо; и все трепетанье

Прежней любви он почувствовал в сердце; Ундина глубоко

То поняла, к нему прижалась нежней и в блаженстве

Радостных слез продолжала: «Когда словами не можно

Нам бестолкового дядю Струя унять, то затворим

Вход ему в замок; единственный путь, которым сюда он

Может свободно всегда проникать, есть этот колодезь;

Он с другими духами здешних источников в ссоре;

Царство ж его начинается ниже, вдоль по Дунаю.

Вот для чего я на камне, которым колодезь задвинут,

Знаки свои написала: они беспокойного дядю

Струя власти лишили, и он ни тебя, ни Бертальду

Боле не будет тревожить; он камня не сдвинет. Но людям

Это легко; ты можешь исполнить желанье Бертальды;

Но, поверь мне, она не знает, чего так упрямо

Требует; Струй на нее особенно злится. А если

Сбудется то, что он предсказал мне (хотя и без всякой

Мысли худой от тебя), то и сам ты, мой милый, не будешь

Вне опасности». Рыцарь, глубоко проникнутый в сердце

Великодушным поступком своей небесной Ундины,

Обнял ее с горячностью прежней любви. «Мы не тронем

Камня; отныне ж и все, что ты когда ни прикажешь,

Будет в замке от всех, как теперь, исполняемо свято,

Друг мой Ундиночка». Так ей рыцарь сказал, и Ундина,

Руку целуя ему в благодарность за милое, столько

Времени им позабытое слово любви, прошептала

Робко: «Милый мой друг, ты ныне со мной так безмерно

Милостив, ласков и добр, что еще об одном попрошу я.

Видишь ли? Ты для меня как светлое лето; в сильнейшем

Блеске своем оно иногда себя покрывает

Огненно-грозным венцом громовых облаков и владыкой,

Истинным богом земли нам является; точно таков ты

Кажешься мне, когда, на меня прогневан бывая,

Грозно сверкаешь, гремишь и очами и словом; и в этом,

Милый, твоя красота, хотя и случится порою

Мне, безрассудной, плакать; но слушай, друг мой: воздержен

Будь на водах от гневного слова со мною; единым

Словом таким меня передашь ты в волю подводных

Сродников; мстя за обиду их рода, они невозвратно

В море меня увлекут, и там в продолжение целой

Жизни я буду под влажно-серебряным сводом в неволе

Плакать, и мне уж к тебе не прийти; а если приду я…

Боже! то это будет и пуще тебе на погибель.

Нет, мой сладостный друг, избавь меня от такого

Бедствия». Рыцарь торжественно дал обещанье исполнить

Просьбу ее, и они с веселым лицом возвратились

В горницу, где их Бертальда ждала. Она уж успела

Слуг к колодцу послать, чтоб они, по первому знаку

Рыцаря, камень свалили с него. «Не трогайте камня, —

Холодно рыцарь сказал, – и помните все, что Ундина

В замке моем одна госпожа, что ее приказанья

Святы». При этом слове Бертальда, в лице изменившись,

Скрылась. Вот уж и ужина час наступил, а Бертальды

Не было. Рыцарь послал за нею, но вместо Бертальды

В спальне ее опустевшей нашли записку на имя

Рыцаря; вот что стояло в записке: «Вы приняли, рыцарь,

В дом свой меня, недостойную дочь рыбака, и о низком

Роде своем я безумно забыла; за то в наказанье

Доброю волей иду к отцу рыбаку, чтоб, в убогой

Хижине скрывшись, о счастье земном не мечтать; наслаждайтесь

Долго им вместе с вашей прекрасной супругой». Ундина

Сильно была опечалена; рыцаря вслед за Бертальдой

Стала она посылать – ее убежденья, однако,

Были не нужны; он сам на то был готов. Но в какую

Сторону ехать за ней? Никто об этом не ведал.

Рыцарь сидел на коне и хотел уж свой путь наудачу

Выбрать, как вдруг явился пастух и сказал, что Бертальда

Встретилась с ним у входа Черной Долины; стрелою

Рыцарь пустился туда, не слыша того, что в окошко

Вслед за ним кричала Ундина: «Не езди! не езди,

Милый! постой! Гульбранд, берегися Черной Долины!

Стой! назад! иль, бога ради, позволь мне с тобою

Ехать!..» Но рыцарь уж был далеко. Ундина поспешно

Села сама на коня и одна за ним поскакала.

Глава XIV

О том, как отыскалась Бертальда

Эта долина, в то время слывшая Черной Долиной,

Очень близко была от замка, а как называют

Нынче ее, неизвестно; тогда ж поселяне ей имя

Черной дали за то, что глубоко средь диких утесов,

Елями густо заросших, лежала она, что кипучий,

Быстрый поток, на скалистом дне ущелья шумевший,

Черен меж елей бежал и что небо нигде голубое

В мутные воды его не светило. В сумерки стало

Вдвое темней и ужасней меж елей и диких утесов.

Рыцарь с трудом пробирался вдоль берега; страшно

Было ему за Бертальду, и засветло встретиться с нею

Он торопился; по всем сторонам с напряженным вниманьем