— Не спорьте, — замахала руками балбесова мама. — Мой Гриша гениальный музыкант.

— Я устал быть гениальным! — сказал басом балбес номер два.

— Сделаем перерыв! — сказала балбесова мама. — У Гриши проснулся аппетит. Что хочешь, моя ласточка?

— Пирожное давай и котлету! — потребовал Гриша. — Держи пирожное покрепче, а то кусать неудобно. Мне самому нельзя держать пирожное — у меня пальцы могут загрубеть.

И он стал хватать ртом пирожное из рук матери. Так вороны кормят своих воронят, засовывают в их огромные жёлтые рты червяков.

— Чтоб быть музыкантом, — повторил платный учитель музыки, — нужно каждый день трудиться, как лошадь… Нужно быть культурным человеком, нужно многое знать. И главное — труд. До пота, до изнеможения, до боли в пальцах. Талант — это прежде всего работа над собой.

— Мама! — захныкал балбес номер два, — найми другого учителя! Я сразу музыкант! Я сразу лучше всех!

И толстый балбес номер два начал жевать пирожное. Он весь испачкался в креме. Он ел сладкое во много раз проворнее, чем играл на пианино.

Нужно сказать, что увиденное не особенно понравилось Дмитрию. Хотя он, как вы догадались, и был лодырем, но не до такой степени, чтобы не уметь зашнуровывать себе ботинки или построить из снега крепость. Димка задумался. Вспомнил, как превратился в отстающего. Это случилось не сразу. Вначале он был, как и все ребята, нормальным учеником. Как-то не выучил домашнее задание, потом ещё не выучил, потому что любил вечерами смотреть телевизор. Естественно, получил тройку, потом ещё… И привык к тройкам. Потом пошли двойки. И вот теперь оказался здесь, в Ленивии.

— Ничего! — утешил он сам себя. — Ещё есть время! Отдохну немножко, наберусь сил… И выберусь из Ленивии. Квартиру приберу до приезда бабушки, герань полью…

Димка обошёл лужайку, очутился возле старых конюшен. Раньше здесь жили лошади, теперь жил бывший лакей, Верный Страж Лени.

Верный Страж сидел на табуретке и сортировал гибкие ветки берёзы. Он очень увлёкся работой и не заметил, как подошёл Дима, а когда заметил, то обрадовался.

— Гимназист пришёл, — сказал он. — Ну и правильно, что прячешься. Мне приказано воспитывать тебя. Ничего не поделаешь, придётся попробовать тебе берёзовой каши. Сразу поумнеешь, по себе знаю.

— Что такое берёзовая каша? — спросил Димка. Он вспомнил, что о ней говорила бабушка перед отъездом в деревню, но что именно она имела в виду, он никак не мог вспомнить.

— Узнаешь, — многозначительно ответил Верный Страж и заговорщицки подмигнул Димке. — Сейчас покажу. Иди сюда! Тебя блохи не мучают? Не щекочут?

— Нет, а что? — Димка доверчиво подошёл к широкой лавке из толстой сосновой доски.

— Счастливый ты! Ложись!

— Сюда? — указал на лавку Димка.

— Да, сюда, сюда! Ложись, гимназист, не бойся. Опосля благодарить будешь.

Димка, ничего не подозревая, лёг на лавку, думая, что так в Ленивии едят берёзовую кашу — лёжа. Верный Страж быстро и ловко привязал его к лавке. Просто удивительно, как он умело сделал это, тем более что в Ленивии все всё делали медленно, как во сне.

— Отпустите! — закричал Димка. — Больно!

— Врёшь, гимназист, — сказал Верный Страж, — ещё не больно, больно будет опосля. Так вот… берёзовая каша… Сейчас поймёшь. Меня так учили в церковно-приходской школе. Вникай!

Верный Страж взял в руки длинную и гибкую розгу и взмахнул ею. Розга со свистом разрезала воздух.

— Ой, ой! — закричал Димка.

Он вспомнил, что бабушка рассказывала.

— Вы будете меня пороть?

— Даже непременно, — сказал бывший лакей. — «За одного битого двух небитых дают» — старинная поговорка. Буду драть тебя как Сидорову козу. У нас жила эта самая коза, да подохла с голоду. В общем, сразу мозги на место встанут. По себе знаю. Начали?

— Не имеете права! — крикнул Димка. Только теперь он понял, куда завела его Лень, какие опасности подстерегают его.

— Почему не имею?

— Я пионер…

— Ты пионер? — не поверил бывший лакей. — Пионеров мы не трогаем. Мы их боимся, они ребята хваткие, а где же твой галстук? Чем докажешь, что пионер?

— Я галстук дома забыл, — сказал Димка. Как он жалел, что утром, когда проспал и опаздывал на урок, не нашёл дома галстук. И теперь ему нечем было доказать бывшему лакею, что он действительно пионер.

— Забыл, — передразнил его Верный Страж. — Врать горазд. «Боже, царя храни» знаешь?

— Не учили мы такой песни, — сказал Димка.

— Верно, этой песни теперь никто не знает. А молитву «Отче наш» знаешь? — продолжал Верный Страж.

— Не знаю и учить не буду!

— Врёшь, будешь! — разозлился Верный Страж. — Я тоже в своё время не хотел учить, меня заставили, вдолбили, да так, что на всю жизнь запомнил. Ну, приготовься к уроку. Будем учиться.

И Верный Страж расправил бороду, перекрестился.

— С богом! Сейчас я на тебе исполню «Турецкий марш».

И быть бы Димке драным как Сидоровой козе, если бы откуда-то сверху, с крыши, вдруг не раздался крик:

— Господа, внимание, господа, я вижу опасность. Нам грозит опасность! Господа, свистать всех наверх! Полундра!

Это кричал с крыши тайный советник Немоёдело. То, что он закричал не тайно, а явно, было настолько неожиданным и непривычным, что Верный Страж замер на взмахе. Он постоял, подумал, бросил розгу.

— Чудеса! — сказал он. — Неужто сюда реставраторы едут? Тут, гимназист, мне самому спасаться надо. Я музейная редкость, так сказать, бродячий экспонат. Для меня реставраторы страшнее, чем я для тебя.

Нужно отдать справедливость, в трудную минуту, когда лодырям грозила большая опасность, жители Ленивии проявляли неожиданную резвость. Откуда что и бралось, только пятки сверкали. Хотя в истории такие факты были известны. Например, с поля битвы быстрее всех убегали самые ленивые полководцы, особенно если их бьют. Лодыри, отлынивающие от тяжёлой работы. Взять стройки. Кто с них бежит? Лодыри. Схватят рюкзаки, только их и видели. Если даже транспорта нет, всё равно убегут, хотя перед этим больше всех кричали о зарплате и о том, что они слабосильные.

Ленивии грозила опасность, поэтому подданные Матушки Лени быстро разыскали в крапиве поваленную лестницу, приставили к стене дома, не поленились забраться по лестнице на крышу к тайному советнику Немоёдело. Даже сама царица Лень залезла на крышу. Трудновато ей было лезть — мешала поганка на голове. Поганка разрослась до размера детского зонтика. Дело в том, что грибы вообще растут на прелых листьях, на гнилых сучках и для поганки старуха Лень оказалась, как ни странно, очень питательной. Лень придерживала рукой поганку, а с одной свободной рукой, как известно, по пожарным лестницам взбираться трудно.

— Ой, чуть свой любимый мухоморчик не сломала, — сказала Матушка Лень, подбираясь к трубе. — По какому поводу тревога? Кто идёт на нас войной, покажите, обрисуйте своими словами.

— Я вам должен сообщить пренеприятнейшее известие, — сказал вслух при всех тайный советник, он в этот день уже второй раз заговорил не тайно, а явно, это потрясло всех подданных Лени до глубины души. — Поглядите, ваше величество, левее остановки трамвая, правее нового котлована, прямее башенного крана. Видите? В нашем направлении идёт девочка с двумя портфелями?

Матушка Лень приложила к глазам старые очки со сломанными дужками и прищурилась…

— О, так я её хорошо знаю, — сказала Лень. — Это девочка Наташа. Сидела рядом на парте с Димочкой, моим новым подданным. Кстати, Верный Страж, как там уроки? Что мы прошли? На чём остановились с Димочкой?

— Ничего не прошли, потому что убежал…

— Кто убежал?

— Я… Сюда. Как услышал: «Свистать всех наверх», и прямиком сюда. Ваше величество, одолжите немножко нюхательного табачка, очень нервы расшатались.

— Ох эти попрошайки! — вздохнула Матушка Лень и достала из бесчисленных карманов на чёрной юбке табакерку. — Одолжайся…

— Мне поболее, — сказал Верный Страж, — мне бы фунта два.

— Зачем столько? — спрятала табакерку Матушка Лень.

— Блохи замучили. Видать, перед дождём. Хотел пересыпаться табаком. Говорят, помогает. Я же по положению музейный экспонат, а казённое имущество сохранять надо, другие экспонаты нафталином пересыпают, меня табаком… Охрана здоровья, так сказать.

— Хватит заниматься пустяками, — вмешался тайный советник. И то, что он опять говорил не тайно, всех уже напугало. — Нам грозят бедствия!

— Мои друзья и подруги, — сказала Лень, — мне кажется, вы преувеличиваете. Эта девочка давала Димочке списывать диктант. Она добренькая… Она за нас.