Предложение Путаника всех озадачило.

— На арфе? — спросил Верный Страж. — А что это такое?

— Что-то вроде балалайки, — сказала Авоська.

— Кто не захочет учить ребёнка? — продолжал Путаник. — Ибо мы обязаны… мы, как всегда… Кто согласен, встать!

Все оглянулись, чтоб посмотреть, кто согласен учить Димку, и тут все заметили, что на царском совещании отсутствует тайный советник. Собственно, этому никто и не удивился. Обычное дело. Тайный советник Немоёдело всегда так поступал, когда происходило что-нибудь серьёзное. Он убегал на задний двор, по деревянной лестнице забирался на крышу и отсиживался за трубой, делая вид, что гоняет голубей. За трубой было удобно прятаться — никто тебя снизу не видит, а ты сверху всех видишь и слышишь.

— Я презираю тех, кто отказывается учить ребёнка! — продолжал кричать Путаник. — Так никогда мы не решим задачу про путников, которые вышли из города А и Б, или, наоборот, из Б и А… Чего это они вышли? Не сидится им дома. У кого есть учебник по арфе?

Чего хотел Путаник, никто не мог понять, потому что он перепутал арфу с арифметикой.

— Хватит шуметь, голова раскалывается, — проснулась Матушка Лень. — Что решили? Что ты предлагаешь? Не бойся, обрисуй своими словами.

Путаник оскорбился не на шутку:

— Я ничего не предлагаю, я не про себя, я про других говорю.

— Про кого конкретно?

— Я говорю, что было бы неплохо, даже совсем хорошо, а ещё лучше, если бы было совсем прекрасно, — начал путаться дальше Путаник и вдруг сказал понятную мысль, которая всем понравилась.

Он сказал:

— Предлагаю передать Красавчика на воспитание опытному и заслуженному педагогу.

— Ты на кого намекаешь? — не выдержал и подал голос из-за трубы тайный советник, ибо считал себя в Ленивии самым опытным и заслуженным лодырем.

— Известно на кого, — сказал Путаник и указал на Верного Стража, — его! Посмотрите на его лицо! Если побрить да зубы почистить… Это же будет учёный. Интеллигент будет.

— Я те начищу! Я те начищу! — пошёл с кулаками на Путаника Верный Страж. — Ишь чё придумал! Учить меня. Сроду никто ничему меня не учил, а я в люди вышел. Да и не умею я учить, тем более играть на этой… как её, на «а» называется. Я на магнитофоне-то еле-еле научился играть, да и то если ленту не переворачивать. Я всего два класса церковно-приходской школы с грехом пополам окончил. Об меня поп-батюшка все линейки обломал, пока не выгнал. У меня склероз с младенческого возраста…

— Так это же прекрасно! — сказал Путаник, прячась за кресло-трон Матушки Лени, — значит, ничего лишнего ты не помнишь… Кто «за»!

— Я против! Не согласный я! — орал Верный Страж.

— Гласный! Гласный! — утешали его.

Все были довольны, что нашли козла отпущения. Все проголосовали «за» и разбежались побыстрее.

В Ленивии наступил долгожданный покой и благоденствие. Только было слышно, как продолжала жужжать ленивая муха да по крыше громыхал сапогами тайный советник Немоёдело, — он думал, что никто не слышит, как он ходит по ржавой крыше. Дело в том, что слезть с неё он никак не мог: кто-то впопыхах уронил лестницу, а запасной не было. И теперь неизвестно было, как он спустится с крыши в царство.

Димка не слышал перебранки между верными слугами, он вроде путешественника Миклухо-Маклая пошёл по Ленивии, чтоб ознакомиться с местностью и местными жителями.

И его взору представилось следующее.

Всё в Ленивии было ленивым — деревья, трава, мухи и даже ветер, всюду валялись разбитые урны, сломанные статуи физкультурников, пустые бутылки, консервные банки, торчали обломанные молодые насаждения, под ногами шуршала грязная бумага, путались обрывки верёвок… Ногу сломать можно.

Может быть, вы натыкались на подобные следы лодырей. Приедут лодыри на берег реки, проведут на берегу час, а после них неделю надо на самосвале мусор вывозить.

Табличек с надписями в Ленивии была тьма. «Ушёл отдыхать сегодня, приду завтра», «Перерыв на обед с 12.00 до 18.00» и так далее, как листьев в лесу.

Димка не спеша знакомился с Ленивией. И вот стало ему очень скучно, потому что самое скучное в мире — никуда не торопиться.

Вдруг он наткнулся на балбеса. Так называли детей Ленивии. Здоровенный балбес сидел у дровяного сарая и самозабвенно выжигал лупой на его стенке своё звание «Польбес».

Даже Димка, у которого по русскому была тройка, возмутился.

— Ты неправильно написал, — сказал он. — Смени «П» на «Б», зачеркни мягкий знак, исправь «о» на «а».

Балбес прервал своё занятие, посмотрел на Димку через лупу, как на насекомое, сплюнул и ответил:

— Тоже мне, грамотей нашёлся… Ты что, новенький? Почему тебя раньше не видел?

— Я с третьего урока ушёл, — похвастался Димка.

— Железно! — сплюнул за три шага балбес. Димке показалось, что у балбеса во рту спрятан испорченный огнетушитель.

— Тебе на обед деньги в школу давали? — спросил балбес.

— Да, — сказал Димка, не подозревая подвоха. — Двадцать копеек.

— Давай сыграем в пристеночку? — обрадовался балбес. — По пятаку. Попадёшь в котёл — выигрыш твой, не попадёшь — мой.

— Я не умею играть, — сказал Димка.

Балбес сплюнул теперь уже за три метра и засмеялся:

— Во даёт! Не умеет играть на деньги! Мама не велит, да? А ты её не слушай! Мало ли чего она скажет… Она и курить не разрешит. Я вот никого не слушаю… Я сам всё знаю. Доставай пятак! Жадина-говядина! Ещё в товарищи лезет. Маменькин сынок! Девчонка ты!

Димка не любил, когда его называли жадиной и особенно когда дразнили девчонкой. Он полез в карман, достал двадцать копеек, которые полагались на обед после уроков.

— Клади! — Балбес встал с земли и спрятал лупу за пазуху. — За себя и за меня… Всего будет десять. Играем без обмана.

— А почему ты не кладёшь свои деньги? — поинтересовался Димка.

— У меня сто рублей, разменять негде, — соврал, не моргнув глазом, балбес.

Стали играть. Первым бил Димка. Он не попал в котёл. Вторым ударил о стенку балбес и тоже не попал в котёл. Он сплюнул и потребовал:

— Клади ещё десять копеек! Десять копеек за себя, десять за меня…

— У меня больше нет, — сказал Димка.

— Ах, ты жилить начал! — закричал балбес. — Чего же ты пришёл со мной играть? Ну-ка, иди отсюда! А за то, что жилишь, деньги я заберу.

Балбес схватил Димкины двадцать копеек и зажал в кулаке.

— Отдай! — возмутился Димка. — Ты не выиграл. Ты не попал.

— И ты не выиграл.

— Деньги мои!

— Я у тебя их брал? Сам отдал, — сказал балбес и засмеялся.

Он замахнулся на Димку кулаком. Пришлось Димке отойти, разве он мог справиться с таким большим балбесом.

— Обдуриваешь, кто слабее! — закричал Димка издалека, надеясь, что у балбеса проснётся совесть. Но совесть у балбеса не проснулась.

Димке было обидно, что балбес обманул его: отнял деньги, которые ему полагались на обед. Но что он мог поделать? В Ленивии считалось нормальным, когда сильный обижает слабого.

Димка шёл по царству Матушки Лени и вдруг услышал, что впереди кто-то играет одним пальцем на пианино «Чижика-пыжика».

«Дошколята балуются, — решил Димка, — инструмент портят». Он поспешил на звуки «Чижика-пыжика». И увидел следующую картину. На стволе развесистого клёна была прибита табличка «Школа гениев». Под деревом стояло старое пианино, за ним сидел второй балбес. Рядом стоял платный учитель музыки, а на шезлонге загорала в купальнике балбесова мама.

Балбесова мама восхищалась игрой своего сына, а платный учитель морщил лицо, когда этого никто не видел. Как попали в Ленивию мама и платный учитель — неизвестно, наверное, их пропустили по знакомству.

— До чего же способный мой Гриша! — обрадовалась Димке балбесова мама. Ей обязательно надо было кому-то хвалить своего сына, вот она и стала хвалить его первому встречному мальчику. — Он умеет играть одним пальчиком «Чижика-пыжика». Он скоро будет играть целые концерты с оркестрами, его будут показывать по телевизору, будут транслировать по радио, ему дадут самую главную премию.

— Вашему сыну надо трудиться, — сказал платный учитель музыки. — Чтоб стать музыкантом, надо прежде всего работать каждый день, как мул… Ни дня успокоения, ни минуты самодовольства, тогда можно добиться успеха!

— У моего Гриши талант, это самое главное, — возмутилась балбесова мама. — Он на лету всё хватает…

— Этого мало! — сказал платный учитель. Учителю хотя и платили за частные уроки, но он всё же был музыкантом и терпеть не мог фальшивых звуков даже в такой примитивной мелодии, как «Чижик-пыжик».