— Таков мой обычай при первой встрече! — отвечал учитель и, подперев руками свои бока, залился самым неприятным, пронзительным смехом, точно испорченная трещотка.

— Вы, должно быть, большой шутник, — принужденно улыбнувшись, продолжал Бракель, хотя и у него, и у госпожи Бракель, а особенно у детей, почему-то очень нехорошо стало на душе от этого смеха.

— Ну, ну, посмотрим, что смыслят эти маленькие поросята в науках! — сказал господин Тинте, и с этими словами он забросал Феликса и Христлибу разными вопросами, совершенно вроде тех, которые дядя граф предлагал своим детям.

Когда же Феликс и Христлиба сказали, что ничему этому не учились и потому ответить не могут, господин Тинте, всплеснув руками над головой, закричал как сумасшедший:

— Это хорошо! Это бесподобно! Не учились никаким наукам! Придется же с вами поработать! Ну да я сумею вбить в ваши головы знания!

Феликс и Христлиба по приказанию отца четко написали страницу прописей и пересказали своими словами несколько детских повестей, прочитанных в отцовских книгах, но эти доказательства их познаний не удовлетворили господина Тинте, назвавшего все это вздором. С этого момента исчезла даже всякая мысль о прогулках по лесу. Целый день должны были дети сидеть в четырех стенах и зубрить уроки господина Тинте, из которых не понимали ни слова. Что это было за горе! С какой завистью смотрели они на свежий, тенистый лес! Сколько раз слышался им сквозь щебетание птичек и шум ветвей голос их маленького друга, говорившего:

— Феликс! Христлиба! Где вы? Разве вы не хотите играть со мной? Идите скорее! Я выстроил вам новый цветочный дворец; мы будем в нем играть и собирать разноцветные камушки!

В такие минуты дети всей душой стремились в лес и не только не понимали, но даже и не слушали того, что говорил им учитель. А господин Тинте в подобных случаях обыкновенно начинал громко стучать кулаками по столу и кричал каким-то странным, неприятным голосом, в котором слышался не то визг, не то ржание:

— Фрр…р брр…р! Что это значит?

Однажды Феликс не выдержал и, вскочив со своего места, громко закричал.

— Уходи прочь со своими науками, отправляйся к братцу в красных штанах! Там будешь ты на своем месте, а я хочу в лес! Пойдем, Христлиба! Наш маленький принц, наверно, ждет нас давно!

Господин Тинте, услыхав эти слова, поспешно вскочил и загородил детям дорогу в дверях, но Феликс, и не думавший уступать, храбро схватился с маленьким человечком и благодаря помощи Султана, тотчас же вступившегося за своего господина, легко успел его одолеть. Султан, надо заметить, невзлюбил учителя с самого первого дня его приезда; всякий раз при виде его он начинал ворчать, лаять и так ловко колотил хвостом господина Тинте по его тоненьким ножкам, что тот должен был делать самые искусные прыжки, чтобы увернуться и не разбить себе носа. Так и на этот раз, едва Султан увидел, что господин Тинте держит Феликса за руки, он тотчас же вскочил и схватил его самого за воротник, — учитель закричал на весь дом. Господин Бракель прибежал в испуге и едва смог разнять всех троих.

— Ну вот теперь-то уж нам точно не бывать в лесу! — со слезами на глазах воскликнула Христлиба.

Господин Бракель, хотя и побранил Феликса, но в душе не мог не пожалеть детей, лишенных удовольствия побегать и порезвиться на чистом воздухе. Вследствие этого господин Тинте получил приказание, как это не было ему противно, ежедневно гулять с детьми некоторое время в лесу.

— Если бы у вас, по крайней мере, — сердито бормотал он, — был правильно разбитый сад, с кустами и дорожками, то я бы еще понял цель прогулки в нем с детьми; а то бродить и гулять в диком лесу!

Дети были, впрочем, также недовольны, а Феликс возражал почти громко:

— И для чего нам брать с собой этого урода в наш лес!

— Ну что же, господин учитель! Нравится вам в нашем лесу? — спросил Феликс.

Тинте, продираясь сквозь густой кустарник, скорчил в ответ кислую физиономию и проворчал:

— Гадость! Скверность! Ни цветников, ни дорожек! Изорвешь только чулки и платье и ничего не услышишь, кроме глупого птичьего щебетанья!

— Ну так я и ожидал! — возразил Феликс. — Я заметил давно, что вы ничего не смыслите в пении и никогда не прислушиваетесь к шелесту листьев и голосу ветерка, которые нам рассказывают чудные, веселые сказочки.

— А цветы вы любите, господин Тинте? — перебила брата Христлиба.

Тут учитель совершенно рассердился и, побагровев, как переспелая вишня, воскликнул, всплеснув ручками:

— И кто только набил их головы подобным вздором! Стану я слушать глупую болтовню листьев и ручьев или птичий писк! Цветы я люблю, когда они стоят на окнах, в горшках, и наполняют запахом комнату, тогда, по крайней мере, не надо ее обкуривать духами. А какие такие цветы есть в лесу?

— Как какие! — ахнула Христлиба. — Разве вы не видите васильков, колокольчиков, маргариток? Посмотрите, они, точно улыбаясь, кивают нам своими головками.

— Что? что? — захохотал учитель. — Цветы улыбаются! Кивают! И хоть бы один из них приятно пахнул!

С этими словами господин Тинте нагнулся и, вырвав с корнем пучок гвоздик, презрительно отбросил их далеко в кусты. Дети вздрогнули, сами не зная почему, причем обоим показалось, что по лесу точно пронесся какой-то жалобный стон. Христлиба не могла удержаться и заплакала, а Феликс с досадой закусил губу. В эту минуту маленький чиж пролетел мимо самого носа господина Тинте и, усевшись на ветке, затянул веселую песенку.

— Ах ты глупая пичуга! — воскликнул учитель. — Ты, кажется, вздумала надо мной смеяться! — и подняв с земли камень, он запустил им в бедную птичку с такой силой, что та в один миг, вся в крови, мертвая упала на землю.

Тут уже Феликс не выдержал и закричал, рассердившись не на шутку:

— Послушайте, скверный, злой Тинте! Что вам сделала бедная птичка? Где ты, где ты наш маленький принц? Прилетай поскорее и забери нас с собой в твое царство! Я не хочу больше видеть этого гнусного урода!

Христлиба, громко рыдая, тоже кричала:

— Милая маленькая принцесса! Лети к нам скорее! Спаси нас, спаси! А то злой Тинте убьет нас так же, как убил птичку!

— Это еще что за принц? — спросил Тинте.

В эту минуту порыв ветра сильно зашумел листьями, и в звуке этого шелеста послышался как будто бы ясный, сдержанный плач, похожий на отдаленные звуки колокола. Светлое облако спустилось почти до земли, и посредине него обрисовалось милое личико их маленького друга. Маленькие ручки были сложены на груди; светлые слезы, как жемчуг, катились по розовым щечкам.

— Ах, мои милые товарищи! — послышался знакомый детям голос. — Я не могу более прилетать и играть с вами! Вы меня никогда больше не увидите! Прощайте! Прощайте! Гном Пепсер с вами! Прощайте, бедные дети! — сказав это, неизвестное дитя умчалось вдаль на своем облаке.

Но тут вдруг что-то зашумело и зарычало ему вслед. Учитель Тинте превратился в страшную, огромную муху, казавшуюся тем более отвратительной, что она сохранила на себе некоторые остатки от своей одежды. Медленно и тяжело поднялся он на воздух с очевидным намерением преследовать маленького товарища Феликса и Христлибы. Дети в ужасе опрометью бросились бежать из леса и только уже будучи на лугу, осмелились оглянуться. Вдали в облаках чуть виднелась светлая точка, сиявшая, как ясная звездочка.

— Это наш друг! — воскликнула Христлиба.

Звездочка все приближалась, и вместе с ней до детей стали долетать звуки, точно от гремевших труб. Скоро они увидели, что это была не звезда, а прекрасная, с золотыми перьями птица, спускавшаяся с пением и смелыми взмахами крыльев прямо на лес.

— Это полководец фазанов, — радостно закричал Феликс, — он заклюет учителя Тинте до смерти. Неизвестное дитя спасено, и мы тоже! Побежим, Христлиба, скорее домой и расскажем папе, что случилось!

Господин и госпожа Бракель сидели возле своего маленького домика и любовались вечернею зарей, начинавшей уже бледнеть за дальними голубыми горами. Перед ними на накрытом столе стоял приготовленный ужин, весь состоявший из большого кувшина прекрасного молока и корзинки с бутербродами.

— Я, право, не знаю, — сказал господин Бракель — куда это запропастился учитель Тинте с детьми? Прежде, бывало, он ни за что не хотел ходить с ними в лес, а теперь не дождешься, когда они вернутся. Странный этот учитель Тинте, и мне, признаться, иной раз кажется, что лучше было бы, если бы он не приезжал к нам вовсе. Мне уже очень не понравилось то, что он при первой встрече так больно уколол булавкой детей, а что касается до его наук, то я в них не вижу большого проку. Заставляет детей зубрить какие-то вздорные, непонятные слова; несет чепуху о том, какие сапоги носил Великий Могол, а сам не умеет отличить липы от каштана, да и вообще все, что ни скажет, выходит у него как-то дико и глупо. Могут ли дети уважать такого учителя?