Наконец большая гайка послушно крутнулась, словно ее прихватили плоскогубцами. Пусть не думают, что Кикикао ничего не умеет делать.

— Мой беленький царевич! — послышалось из коридора. Кикикао узнал Марийкин голос.

— Ты знаешь, Николка, он белый-белый. Только некоторые перышки желтые и зеленые.

— А тот, которого мне брат Федор купил, был весь зеленый, — сказал Коля. — Говорит, он был больше вашего.

— Кикикао! — объявил малыш.

— Заходи, Николка, это он нас приглашает.

Коля заглянул в ванную и закричал:

— Сказала: беленький царевич! Это же черная ворона.

Марийка, как была в одном ботинке и в тапочке, вбежала в ванную.

— Кикикао, миленький, слезь оттуда! — закричала она. — Ты же весь испачкался.

— Это он ваксой. Видишь, тюбики погрыз и мыло покрошил! Ворона все изгрызла!

Ах, ворона! Малыш рассердился и со всей силы крутанул гайку. Струя воды ударила Коле прямо в лицо.

— А-а! — завопил он. Вода попала в рот и в уши.

В это время подоспел Ваня. Он вбежал в ванную и зажал трубу широкой ладонью.

— Забери Кикикао, — сказал он Марийке. — А ты, Николай, подай гайку.

Кикикао сидел у Марийки на руках, Ваня закручивал гайку, а Коля вытирал полотенцем лицо.

— Ка! — весело выкрикнул Кикикао, когда мальчик вытерся.

— Чего это он? — удивился Коля.

Марийка засмеялась. Мальчик вымазал себе все лицо ваксой.

— Кикикао сказал, что ты — трубочист! — едва выговорила сквозь смех Марийка.

Смеялись все — Коля, Ваня, и даже Кикикао щелкал клювом.

Коля теперь часто приходил к Марийке, но дружбы с Кикикао у него не получалось. Мальчик не мог понять, почему его не любит попугай. Может, обиделся, что он назвал его вороной. Но Марийка сказала, что малыш на шутки не обижается. Ведь он и сам смеялся, когда все перепачкались ваксой.

Обиделся Кикикао на Колю за другое. И Марийка догадывалась за что.

Было воскресенье. Девочка собралась идти покупать семечки для малыша. Те, что остались в жестянке, высыпала на стол.

Как раз в этот момент вошел Коля.

— Очень хорошо, — сказала девочка. — Теперь я оставлю Кикикао на столе, пусть ест, а ты присмотри, чтобы он не погрыз клеенку.

Коля уселся на стул.

— Ка! — сказал малыш и вопросительно посмотрел на семечки. Коля взял одно семечко. Кикикао тоже взял семечко. Потом Коля, потом снова Кикикао. Так они по очереди брали и грызли семечки, пока на столе не осталось три зернышка. Кикикао взял свое, а за ним — Коля. Последнее семечко выпадало малышу. Однако его схватил Коля, и в ту же секунду Кикикао вцепился ему в палец. Мальчик вскрикнул, дернул руку. Кикикао проехался на Колином пальце до края стола.

Малыш отпустил палец только тогда, когда Коля отдал семечко. Кикикао взял его кончиком клюва и бросил на пол.

Когда Марийка вернулась, Коля стал жаловаться. Кикикао тоже что-то кричал во все горло.

— Не может быть, чтобы он ни с того ни с сего ухватил тебя за палец, — сказала Марийка. — Не может этого быть.

— Ка! — подтвердил малыш.

И Коле пришлось рассказать, как все получилось.

— Из-за какого-то семечка, — сказал он. — Из-за семечка, которое попугай все равно бросил на пол, надо кусать человека?!

— Ка? Кикикао! — в свою очередь закричал и малыш.

— Ты прав, Кикикао! Прав, — подтвердила Марийка и, повернувшись к Коле, добавила: — Разве он из-за семечка? Кикикао бросил его на пол, чтобы ты осознал — не из-за семечка, а из-за твоей нечестности. Понял?

Коля ничего не ответил. Он дул на палец.

С тех пор, увидев его, Кикикао поднимал хохолок, перышки и сердито вышагивал по перекладине.

Теперь палка снова лежала на спинках двух стульев. В ванную комнату малыша больше не пускали. Вдруг он опять что-нибудь открутит? Ваня ушел в рейс, и некому починять душ.

Больше всего Кикикао полюбил смотреть в окно. Как только он видел Марийку, которая возвращалась из школы, то сразу начинал кричать. Пусть скорей входит в квартиру.

Кикикао терпеть не мог Марийкиных рукавичек и кожаной шапочки. Он хорошо знал: если она их надевает, значит уходит из дому.

Один раз, когда Марийка помогала Коле решать задачи, Кикикао незаметно пробрался к дивану, где лежала шапочка, и изгрыз ее на мелкие кусочки.

Колина ушанка лежала рядом, но малыш ее не тронул. Пусть Коля уходит!

Татьяна Петровна долго ругала Кикикао. Он слушал, свесив голову. Он всегда опускал голову, если был виноват.

Увидев у Марийки новую шапочку, он очень рассердился. Но девочка больше на диван ее не клала.

— Скоро мы поедем на дачу, и ты один больше оставаться не будешь, — убеждала его Марийка. — А пока что смотри на детей во дворе.

И малыш наблюдал, как там бегали ребята. Кричал им, что тут сидит Кикикао. Он тоже хочет поиграть, но его не выпускают.

Окно было закрыто и дети малыша не слышали. А солнце так ярко светило, так ласково грело. Листья на деревьях стали большие и зеленые-зеленые. На дворе было так же тепло, как в комнате.

— Скоро уже поедем! — успокаивала малыша Марийка.

И Кикикао ждал, ждал…

Но вот, наконец, наступил последний день занятий в школе.

— Ты едешь на дачу? — спросил Коля. Он шел рядом с Марийкой, перекинув через плечо ремешок, приделанный к портфелю.

— Конечно, еду, — ответила девочка. — Будешь приезжать к нам в гости? А когда «Карпаты» будут возвращаться из рейса, вместе поедем встречать Ваню и Федора. Хорошо? Слушай, что это? — Марийка схватила Колю за руку.

Со двора слышался знакомый голосок:

— Ка? Во-ка! Ки-ки-ка! Ва-ку-ко-ки…

Малыш говорил громко и важно, словно произносил доклад.

Марийка вбежала во двор и испуганно вскрикнула: попугай сидел на перекладине отворенной форточки и что-то рассказывал, а под окнами, раскрыв рты, стояли дети. Но еще внимательней попугая слушали коты. Один, мордастый, с черными обгрызанными ушами, влез на карниз под окном и, облизываясь, узкими желтыми глазами смотрел на малыша.

Но Кикикао, наверное, считал, что до форточки коту не дотянуться и чувствовал себя в полной безопасности.

Марийка кинула портфель в черного кота.

Тот замяукал, но с места не двинулся. А Кикикао от неожиданности чуть не выпал из окна.

Марийка замахала руками.

— Курмяу! — черноухий выгнул спину. Упускать обед он не хотел.

Но тут подоспел Коля и крутанул над головой портфелем на длинном ремешке.

— Беги, Марийка, в комнату, сними попугая с окна, — крикнул он. — А я здесь постерегу.

Через минуту Марийка сняла с окна попугая. Только услышав грозное мяуканье, малыш сообразил, что ему грозило, и стал дрожать.

Коля взял кувшин холодной воды и плеснул на кота. Черноухий убежал под лестницу. Кикикао все это видел.

С тех пор они с Колей подружились.

Татьяна Петровна складывала в чемодан вещи, а Марийка ей помогала. Кикикао внимательно наблюдал за ними. Он уже знал: все это делается для того, чтобы ехать на дачу.

Вдруг к самому его носу подлетело что-то с прозрачными крыльями.

— Ка! — встревоженно воскликнул малыш, не разобравшись, что это обыкновенная муха. Хотел взлететь, а упал на пол.

— Мухи испугался! — рассмеялась Татьяна Петровна.

Кикикао подбежал к Марийке. Она взяла его, почесала шейку.

— Не надо падать! Почему ты упал, Кикикао? — спросила девочка.

— Если опасность, птица всегда взлетает, — пояснила Татьяна Петровна. — Кикикао взмахнул крыльями, но одно ведь у него покалечено.

— Что было бы, если бы он испугался Черноухого! — сказала Марийка и даже зажмурила глаза.

— Упал бы прямо на кота. Ну, идем.

— А Кикикао? — спросила Марийка.

— Позже приедем за ним. У меня обе руки заняты и у тебя тоже…

— Возьмем, — попросила Марийка, — как-нибудь донесем. Он не тяжелый.

Но Татьяна Петровна сказала, что в автобусе теснота и малыша придавят.

— Кикикао, ка! — возмутился попугай. Ведь Марийка правду говорит: он не тяжелый, а если попробуют придавить, он как клюнет! Чего же его не берут?! Это несправедливо.

Оставшись один, Кикикао сердито забегал по палке. Потом захотел перелезть на стол, но не дотянулся и упал.

Бегать по полу он не любил и сразу же вскарабкался на диван. На стене почти от потолка висела густая неживая трава, Марийка называла ее ковром. Малыш забрался под эту траву.

Здесь можно сделать хорошее гнездо. Даже кот не найдет. Гнездо получится уютное, как в дупле дерева. Малыш постучал клювом, потом поковырял стену. Маленькие белые кусочки посыпались вниз и получилось небольшое углубление. Удобней стало работать не только клювом, но и когтями.