Двое мужчин проворно вскарабкались на дерево и, помогая друг другу» спустили на землю какое-то безобразное существо. Они поставили его перед принцем на задние лапы. Юный принц вгляделся пристальней в чудовище, и дрожь пробежала по его телу.

— Это ты, сестра моя Номта-ве-Ланга? Как ты здесь очутилась? Почему превратилась в такое страшилище?

— Все это из-за чудовища Слизняка,— отвечала Номта-ве-Ланга и, заливаясь слезами, указала на кровоточащую рану на бедре. Она была не в силах говорить.

— Не задавай ей больше вопросов, дитя короля,— молвил один из мужчин.— Надо как можно скорее доставить ее во дворец.

Мужчины отнесли на руках обезображенную принцессу в большой дворец. Там они усадили ее в тени большого дерева перед входом, после этого двое мужчин пошли доложить королю о своей находке. Король-отец тотчас явился взглянуть на свою обезображенную дочь, но едва завидел ее, как отвернулся, и на лице его отобразились одновременно ужас и неописуемое горе. Спешно вернулся во дворец, даже не замечая, что по пятам за ним неотступно следует младший брат Номта-ве-Ланги. Мальчик не проронил ни слова, только ждал, пока отец обратит на него внимание. Наконец тот заметил сына и произнес:

— Если твоя сестра не утратила дар речи, то пусть она расскажет людям обо всем, что с ней случилось. После этого придешь ко мне и перескажешь.

Юный принц вернулся к несчастной сестре и вместе с другими мужчинами стал задавать вопросы и слушать ее ответы. Номта-ве-Ланга начала свой рассказ с того момента, как она рано утром услышала пение девушек и решила сбежать из дворца, и кончила тем, как подруги оставили ее одну на берегу заводи Луланге. Рассказ свой она вела спокойным голосом, ни в чем не укоряла подружек, всю вину взяла на себя. На вопрос, что же с ней было потом, она ответила: перед самым закатом ей все-таки удалось подняться на ноги, почти всю ночь шла по направлению к дворцу, втайне надеясь добраться туда прежде, чем ее хватятся. Она хотела сама объяснить все родным, и меньше всего ей хотелось, чтобы вина легла на подруг. Но когда забрезжил рассвет и она увидела, что ей все равно не успеть, к тому же только сейчас она поняла всю безысходность своего положения, то решила: уж лучше умереть, нежели предстать перед отцом и матерью в таком страшном обличье. Тогда она забрела в лесную чащу, залезла на дерево и решила дожидаться своей смерти. Но вскоре она услышала звук топора, и такая тоска по дому овладела ею, что она против собственной воли запела, чем и выдала себя Кончила свей рассказ принцесса теми же словами: подруги ни в чем не виноваты, это она сама повинна во всем, и будет несправедливо, если накажут остальных девушек.

Пока юный принц пересказывал историю Номта-ве-Ланги родителям, весть о чудовищном происшествии понеслась от дому к дому, от деревни к деревне, и тотчас со всех сторон заспешили к большому дворцу, кто порознь, кто сообща, отцы и матери пропавших девушек. Теперь уже никто не таился, не скрывал своего горя, и каждый житель окрестных мест считал себя причастным к всеобщей беде. Каждый старался помочь несчастным родителям — кто советом, кто словами участия, и каждый высказывал самые разные предположения. Одни говорили, что, наверное, чудовище захватило всех девушек и сожрало их. Другие предполагали, что оно покусало всех девушек, как и принцессу, и теперь они, став уродинами, отсиживаются на деревьях. А самые хитроумные решили, что, полежав на одежде девушек, чудовище обрело власть над ними и теперь, пользуясь этой властью, пытается завлечь их обратно в заводь Луланге, чтобы превратить в своих наложниц.

Король увидел, что перед дворцом собралась большая толпа народу, и вышел приветствовать всех и поблагодарить за участие. Он пока не знал, что дочери этих людей пропали неизвестно где. Едва король уселся на трон, как бросилась к его ногам старшая прислужница и зарыдала:

— О лучезарнейший из лучезарных! Прекраснейший из прекрасных! Прошу тебя и прошу королеву оказать мне милость и даровать прошение за то горе, что по моей вине обрушилось на вас. Прошу также прощения у всех тех, чьих дочерей, прекрасных дев, гордость нашей земли, сгубила по собственному недомыслию. Нет и не может быть мне пощады. Пусть меня казнят! Но об одном прошу вашу милость — даруйте мне прощение, тогда справедливую кару я приму с радостью. И еще умоляю — простите прекрасных девушек, подруг вашей дочери, хоть и велико их прегрешение. Даруйте и им прощение, дабы могли они вернуться в родные места, а не скитаться бесприютными странницами по чужим землям.

Король велел старой женщине подняться с колен и сказал:

— Прежде чем мы решим, как нам поступить с тобой, мы должны у тебя узнать нечто крайне важное. Видишь, сколько людей здесь собралось? Это родители пропавших девушек. Они хотят знать, где их дочери. Ответь им, если ты знаешь. Скажи хоть, живы ли они и не грозит ли им беда? Не обезображены ли они, как наше бедное дитя?

Старая служанка поведала обо всем, что знала, а также о том, как она распорядилась судьбой остальных прислужниц. Вздох облегчения вырвался у собравшихся, когда они услышали, что девушки живы и невредимы и находятся под присмотром взрослых женщин. Кончила свой рассказ старая служанка такими словами:

— Я хочу, мой повелитель, чтобы ты знал, почему я именно так, а не иначе распорядилась судьбой девушек. Я рассудила, что коль скоро чудовище не загрызло насмерть нашу принцессу, то остается надежда, что когда-нибудь свершится чудо и она избавится от проклятия. И если такое чудо свершится и к принцессе вернется ее обличье, то — подумай сам — сможет ли она быть по-прежнему счастлива, если ее любимых подружек не будет в живых?

— Поднимись, почтенная,— с искренним уважением молвил король,— вернись обратно в комнату моей дочери и сторожи ту девушку, которая единственная из служанок была в сговоре с принцессой и которая выдавала себя за нее. А мы тем временем соберем совет старейшин и решим сообща, как обойтись с вами обеими. Потом мы вызовем вас на суд.

— Да пощадит прекраснейший из прекрасных эту ни в чем не повинную девочку! — взмолилась старуха, указывая на молоденькую служанку.— Она еще так молода!

Взгляни, она едва жива от ужаса, позора и печали. Она поступила так не из злого умысла, а из любви к Номта-ве-Ланге.

— Молчи, старуха, и уходи! — прервал ее король.—

Мы выслушали тебя.

— Благодарю тебя, лучезарнейший из лучезарных.

После ухода старшей служанки король утешил родителей девушек и сказал, что всю вину за происшедшее возлагает на собственную дочь. Это она была зачинщицей побега, она знала наперед, что остальные девушки не смогут ей отказать — слишком они соскучились по ней.

Тут поднялся отец Кабазаны и попросил слова. От имени всех собравшихся он поблагодарил короля за добрые слова, выразил сочувствие королю и королеве по поводу постигшего их несчастья. Что до принцессы, то он наотрез отказался признать ее единственной виновницей происшедшего.

— Все наши дочери в равной степени виновны,— сказал он.— И вина их усугубляется тем, что по доброте душевной король сделал свой дом их родным домом, куда они могли прийти в любое время и находиться, сколько захочется. Как же посмели они искушать своими веселыми песенками принцессу?! Они виновны в том, что увлекли ее за собой на купание. Виноватей всех — старшие девушки. Уж они-то не могли не знать, что поступок такого рода — грех. Нет, прекраснейший из прекрасных, принцесса не виновата! Она — самая юная из подруг, и обязанностью старших было опекать ее и оберегать от соблазна. Они должны были остановить ее, и виноватей всех моя дочь Кабазана. Если уж она никак не могла удержать принцессу дома, то должна была сделать следующее: либо тут же известить взрослых служанок, либо вовсе отказаться от затеи с купанием.

Помолчав, он продолжил:

— Старая служанка задала вопрос: если случится вдруг, что принцесса избавится от проклятия, то сможет ли она быть по-прежнему счастлива, если ее любимых подруг не будет с ней вместе? На этот вопрос я хочу ответить вопросом: если ты, прекраснейший из прекрасных, простишь наших дочерей и они смогут вернуться домой, то — сам рассуди — смогут ли быть они счастливы, зная, что принцесса, обожавшая их всех с раннего детства, все еще не освободилась от несчастья, которое они на нее навлекли. Да и мы, их родители, сможем ли мы быть счастливы, пока принцесса пребывает в столь бедственном положении? У кого из нас достанет смелости отпустить своих дочерей в большой дворец — мы-то знаем, что наши дочери — истинные виновницы вашего горя. Вот как я ставлю вопрос, а теперь я сам постараюсь на него ответить. И мой ответ будет короток: нет!!! До тех пор пока не свершится чудо и Номта-ве-Ланга не станет точно такой же, как прежде, не знать нам покоя!