Как сказано, так и было сделано. Отец похвалил Илью Муромца за горячую руку. И стал он помирать, его отец, и стал просить, чтобы он его похоронил.
Похоронили отца с благоговением, сделали поминки, а после этого поехали два брата в чистое поле.
Долго ли они ехали или коротко, только услыхали стук молота, где-то ковали. Святогор Колыванович сказал:
— Для кого это кует — для тебя или для меня?
И поехали на этот стук. Когда приехали на то место — стоял гроб железный, а к нему были приготовлены железные обручи.
Потом Святогор Колыванович говорит Илье:
— А вот, брат, ложись-ка в этот гроб, для кого он сделан?
Когда Илья Муромец лег в этот гроб, он совсем занял места мало. Гроб был сделан не для него. Теперь пришлось Святогору Колывановичу в этот гроб. А когда лег Святогор Колыванович, вдруг гробовая крышка захлопнулась и налетели обручи на гроб. Илья Муромец стал рассекать эти обручи. Рассечет обруч, станет два-три, рассечет обруч — тут два да три, и в конце концов заполнился гроб одними обручами. Тогда Святогор Колыванович сказал:
— Илья, это моя смерть. Но ты не уезжай. Вот из гроба пойдет пена красная, ты эту пену огребай. А когда пойдет белая пена, то ты её поедай.
А когда он пил пену, почувствовал силу, силу необыкновенную. Он так думал: если бы земной шар был на оси, то он бы его вертел.
И взял он этот гроб, выкопал могилку и похоронил старшего брата. И поехал он дальше.
Едет, едет, попередь его старик с котомкою. И он не верил[80] своей силушке, считал, что нет его сильней на белом свете. И вот вместо попался чтобы богатырь, а то попался какой-то старик нищий. И он с горя подумал: «Как догоню, так рассеку его нагайкой».
Старик идет шагом, а Илья Муромец на весь дух, и все же места не прибавляется и не убавляется. Когда он не мог догнать его, то стал его кликать, чтобы он остановился.
Когда старик остановился, опустил свою котомочку на пол. Подъезжает к нему Илья Муромец. Спрашивает старик:
— Кого тебе надо?
А Илья Муромец говорит:
— Мне надобно попробовать силушку с тем богатырем, который только есть на белом свете!
А когда, значит, старик стал ему говорить:
— Вот что, Илья Муромец, пособи ты мне, старику, навалить котомочку, и я расскажу тебе, куда поехать.
Илья Муромец со своего коня хотел достать с полу котомочку, когда он захватил котомочку, которая даже и с места не тронулась, и в это время Илья Муромец ослаб до неузнаваемости, и старик стал перед ним невидим. Илья Муромец умер на этом месте.
Вот и все.
38. ИВАН-ЦАРЕВИЧ И СЕРЫЙ ВОЛК
За тридевять земель, в тридесятом царстве, в славном девичьем государстве жил царь Архипат. У него было три сына: старшего сына звали Лопай, среднего — Крутин, а третьего звали Иван-царевич.
У него был прекрасный сад, да что ни в сказке сказать и ни пером описать. В этом прекрасном саду была чудная яблоня с золотыми яблоками. Вот кто-то наповадился в этот сад снимать яблоки и уносить. Приходил каждое утро царь Архипат в сад и недосчитывался каждое утро по нескольку яблок. И он созвал своих сыновей, стал с ними беседовать:
— Что же вы, мои дорогие дети, славные могучие богатыри, не поможете ли вы моему горю?
— А какое твое горе? — говорят сыновья. — Рады мы стараться сослужить тебе службу верную и праведную.
Он стал им рассказывать о потере яблок, и вот стали братья думать и гадать, как бы вора им поймать.
Первая очередь предстояла старшему брату Лопаю, а вторая очередь — Крутину, а третья очередь — Ивану-царевичу.
Вот пошел старший брат охранять яблоню и похвастал своему отцу:
— Если только вор придет, то он из моих рук не уйдет!
А сам ушел в сад и завалился под яблоньку на зеленую траву, и заснул он богатырским сном,
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Наутро встает и всматривается на яблоню. Тут с десяток яблок не было.
«Что же, — думает, — я скажу отцу своему? Если сказать: видел — не поймал, то я не есть богатырь, а если сказать: проспал — ещё того хуже».
И пришел, начал рассказывать отцу:
— Дорогой мой, родимый папаша! Как я ни сидел, как я ни караулил, и не знаю, каким путем яблочки исчезли.
— Плохо! — говорит царь Архипат. — Надеялся на тебя, как на старшего сына.
Другой вечер стемнело. Предстояло идти среднему брату Крутину. Как только смерилась ночь-, то Крутин пошел в сад. Пришел, стал глядеть в ночную темь, а дремота его стала одолевать. Как он ни крепился, как он ни сидел, он лег под яблоньку и заснул богатырским сном.
Проспал он до утра. Смотрит на яблоню, а тут, пожалуй, уже без счету яблоков пропало.
«Что же, — думает, — я скажу своему отцу?»
И придумал. Приходит он к отцу, а царь Архипат спрашивает своего сына:
— Ну что же ты, мой дорогой Крутинушка, кого же ты видал?
А он, Крутин, голову свесил и говорит отцу:
— У меня голова сегодня разболелась, так что я лежал неподвижно.
— Плохо! — говорит царь Архипат. — Надеялся я на тебя.
Наступает третий вечер. Приходит Иван-царевич и просит благословения у отца, и говорит своему отцу:
— Надо взять веревку, в сегодняшнюю ночь несдобровать этому вору. Куда наповадился кувшин по воду — там и свернуть ему голову!
И вышел он из палат, пошел он в дорогой сад.
Садится он под дорогую яблоню, стал он наблюдать в ночную темь, ни зги не видать. Вот и стала его дремота одолевать, но все же Иван-царевич крепился. И вот в это-то время увидел он необыкновенный свет. Дале — боле этот свет приближался к нему. Совсем было ослепило его зрение, но он крепился, и увидел он жар-птицу, которая села на дорогую яблоньку и стала срывать золотые яблоки.
Теперь и думает про себя Иван-царевич, как бы этого вора поймать!
И он поднялся на ноги и стал на цыпочках подкрадываться, но жар-птица была сильно прыткая, рванулась из рук царевича, увернулась, да только осталось одно перо жар-птицы у Ивана-царевича в руке.
Стал Иван-царевич рассматривать это дорогое перо, и жалел он эту жар-птицу, и пошел он в царские палаты. Кланяется он своему отцу:
— Это вот, дорогой папаша, вор пришел, да больно прыток он, ушел. Вот только на память останется его перо у меня в руках.
Отец очень был доволен, что все же Иван-царевич открыл вора, оставлен знак у него в руках. И вот говорит царь детям:
— Вот, дорогие детки, если б вот жар-птицу бы поймали — это хорошо бы было!
А старшие два брата позавидовали Ивану-царевичу, — Иван-царевич только достал перо жар-птицы, а мы вот поедем достанем самуе жар-птицу.
Дали царю обещание, оседлали своих богатырских коней и сами на себя надеют доспехи богатырские, берут у отца благословение, садятся на своих добрых коней, выезжают в чистое поле искать ту жар-птицу.
После них заходит Иван-царевич и говорит своему отцу:
— Что же ты, дорогой мой отец родимый, почему ты отпустил своих старших сыновей искать ту жар-птицу, тогда благослови меня, чем я хуже своих братьев? И я поеду искать жар-птицу.
Отец стал его просить и уговаривать, чтобы он не покидал своего отца.
— Теперь ты у меня единственный остаешься при мне, я ведь уже стар стал, ногой в гробу стою.
Но все же Иван-царевич настаивал на своем, чтобы он отпустил его.
И пошел он в конюшню искать по себе доброго коня, и выбрал он себе доброго коня, и стал его оседловать в Турецкое седелице. И стал просить благословение у отца своего.
Отец его, провожая своего последнего сына, горько плакал.
Садится Иван-царевич на своего доброго коня и выезжает он в чистое поле, в широкое раздолье.