И я кинулся разыскивать тот обломок, который был прежде головой великана.
Я нашёл его. Это была та самая глыба, которая придавила отца.
Я размахнулся и изо всех сил ударил по каменной башке своей палкой с железным наконечником.
Камень загудел, и — верьте или не верьте — я услышал глухой голос, рокотавший, словно подземный гром:
— А, это ты? Чего тебе надо?
Я в ужасе отскочил в сторону. Мне показалось, что сейчас на меня обрушится, как тогда, в тот страшный день, целая лавина каменных обломков.
Но не прошло и минуты, как я уже опять стоял возле головы Иеуса. Я слишком ненавидел этого каменного разбойника, чтобы бояться его.
— Делай что хочешь! — крикнул я. — Можешь раздавить меня, как мошку, можешь столкнуть меня в пропасть, а я всё-таки плюну тебе в лицо!
Я так и сделал. Но он как будто даже не заметил этого.
— Ну, ещё бы! — сказал я. — Тебе всё равно. Ты так же низок, как глуп и зол. Ладно же, я по-другому проучу тебя. Я сам столкну тебя в пропасть, чтобы твоя дурацкая башка разбилась в куски.
И я изо всех сил навалился на каменную глыбу, стараясь столкнуть её с места.
Все напрасно! Она не сдвинулась и на палец.
Тогда вне себя от ярости я поднял острый осколок камня и, размахнувшись, швырнул его в голову Иеуса.
Осколок разлетелся в куски. Но и на каменной глыбе осталась длинная белая царапина.
— Ага! — крикнул я. — Ты не так крепок, как это кажется!..
И целый дождь камней посыпался на голову великана. После каждого удара на его плоском лице появлялась новая ссадина, царапина, рубец…
Я оставил великана в покое только тогда, когда совсем выбился из сил.
Придя в себя и немного передохнув, я решил осмотреть развалины нашего дома. Я думал, что найду только обломки досок да сгнившие щепки. Но, к моему большому удивлению, оказалось, что один угол хижины уцелел и держится до сих пор. Там можно даже было бы укрыться в дождь.
Солнце уже садилось, спускаться в темноте по крутым горным тропинкам было опасно, и я решил заночевать здесь.
Подобрав несколько больших камней, я загородил ими вход, чтобы ночью ко мне не проникли волки. Потом достал из своей холщовой сумки кусок хлеба, поужинал и прикорнул в уголке, стараясь поскорее заснуть.
Я очень устал за этот день. Мне было грустно и даже как-то жутко. Наверно, я отвык от той глубокой тишины, которая окружала меня со всех сторон и которая бывает только в горах. Даже немолчный шум горных потоков не может нарушить ее.
Сон не шёл ко мне. Во время наших многолетних скитаний мне случалось спать как попало — и на охапке соломы, и на голом полу, и на плаще, разостланном прямо на земле, но, кажется, никогда ещё не было мне так жёстко и неудобно. Напрасно я ворочался с боку на бок. В моём уголке было до того тесно, что я не мог даже вытянуться во весь рост.
Наконец, не надеясь больше уснуть, я сел, поджав ноги, отодвинул один из камней, чтобы не было так душно, и от скуки стал смотреть в образовавшееся окошечко.
Каково же было моё удивление, когда я увидел, как изменилась наша площадка после восхода луны! Она опять была вся зелёная, вся заросшая густой травой. Камней осталось совсем немного, и они были такой величины, что их можно было издали принять за небольшое стадо овец.
Не веря глазам, я выбрался из своего убежища. Мне хотелось убедиться, что всё это не сон, а явь, что на месте заваленного камнями пустыря — прежнее прекрасное пастбище.
Кажется, радость моя была ещё сильнее удивления.
Но тут я случайно обернулся и вдруг увидел за своей спиной высокую, слегка сужающуюся кверху скалу. Нет, не скалу — каменного великана! Я сразу узнал его: круглая голова на широкой шее, длинное бесформенное тело, колени сдвинуты, локти тесно прижаты к бокам… Он самый! Великан Иеус!..
Всякий другой на моём месте испугался бы до смерти, но — объясняйте это как хотите, — я опять почувствовал не страх, а только ярость.
Подобрав с земли первый попавшийся камень, я метнул его в великана. Промах!.. Я бросил другой и, кажется, задел его бедро, но великан даже не пошевельнулся.
Третий камень угодил ему в живот. Послышался звук, словно от удара в громадный медный колокол, и в то же мгновенье из пасти великана вырвался крик, хриплый, бешеный, дикий… Горное эхо ответило ему гулким отзвуком и замерло в ущелье.
Этот крик только раззадорил меня. Не переводя духу, я стал метать в великана все камни, какие подворачивались мне под руку… И вот наконец один из камней попал ему прямо в лицо.
Каменная голова покачнулась на плечах и вдруг с грохотом рухнула на землю и покатилась к моим ногам. Я подскочил к ней, чтобы разбить её на куски, и невольно остановился как вкопанный: тонкий странный звук, похожий на беззубый, захлёбывающийся стариковский смех, вырвался из темной расселины каменного рта.
— Ладно, смейся, смейся, глупый истукан! — крикнул я. — Смейся, пока я не заставил тебя плакать… — И я замахнулся на него своей палкой.
В ту же минуту голова исчезла, и я опять увидел её на плечах великана.
Это вывело меня из себя.
— Всё равно, проклятый колдун, я не оставлю тебя в покое! — закричал я.
И снова камень за камнем полетели в Иеуса.
Один из них отбил ему левую руку. Но в ту минуту, когда мне удалось отбить и правую, левая снова оказалась на своём месте.
Тогда я выбрал своей мишенью его ноги — эти неуклюжие, толстые, слипшиеся в коленях ножищи…
Один удар, другой, третий, четвёртый… И вдруг ноги великана подломились. Он рухнул наземь и растянулся на луговине во всю длину, разбитый на тысячу кусков.
Тут только понял я, какую ужасную глупость сделал только что… В один миг прекрасная, свежая луговина снова исчезла под грудами серого камня, песка и пыли.
И при свете занимающегося дня я увидел злополучную площадку Микелона опять такой же, какой нашёл её вчера…
IVЭта странная битва, продолжавшаяся всю ночь, вконец измучила меня. Я свалился на землю и заснул среди камней таким тяжёлым, мёртвым сном, словно сам превратился в камень.
Меня разбудило солнце — оно стояло уже высоко и сильно припекало. Я открыл глаза и подумал: «А может быть, всё это мне просто приснилось?»
Доедая краюшку хлеба и закусывая чёрными ягодами, которые называют у нас «медвежьим виноградом», я размышлял о том, что бы мог значить такой удивительный сон, если только это и вправду был сон… В этом я не был уверен.
Одно только я знал теперь наверное: пусть великан является мне когда хочет и каким хочет — я не испугаюсь его.
Я так ненавидел это каменное чудовище за всё то зло, которое оно причинило нам, что только и думал, как бы отомстить ему, унизить его, растоптать, прогнать с нашей площадки!
При свете дня я ещё раз осмотрел каждый уголок наших злополучных владений. Да, ничто не изменилось здесь с тех пор, как мы ушли: разрушенный домишко был совсем непригоден для жилья, луг, заваленный глыбами камня, грудами щебня и песка, превратился в бесплодный пустырь. Мало того: по следам на скале было видно, что льды, которые прежде никогда не спускались к нам с площадки Иеуса, теперь нашли сюда путь. Обвал проложил для них по склону горы широкую колею, и они вместе со снегом, словно по жёлобу, сползали на нашу площадку.
Всё это я видел ясно, но, несмотря ни на что, одна упорная, жгучая мысль овладела мною: я хотел во что бы то ни стало отвоевать у великана свою землю, освободить её, оживить, а его выгнать с позором.
Как это сделать? Каким способом? Об этом я ещё не успел подумать. Но я хотел этого всеми силами своей души.
В таких мыслях, сам того не замечая, я подбирал валявшиеся кругом камни и складывал их в кучу, один на другой. Мне вздумалось расчистить хоть такой клочок земли, где бы я мог поместиться сам.
Собирая камни, я заметил, что всюду, где они лежат не слишком тесно, трава пробивается частой, густой щёткой. Я запустил руки в землю — она была рыхлая, мягкая, влажная… Значит, песок не слишком испортил её, и если провести канавки для стока воды — сейчас она застаивается под камнями, — земля здесь опять будет такой же богатой и щедрой, какой была прежде.
За один час я расчистил около метра земли.
Это прибавило мне бодрости. Отдохнув минутку, я с новым жаром взялся за дело, и когда вечером измерил шагами очищенное пространство, оказалось, что я освободил от камней добрых шесть метров. Правда, камни лежали здесь не слишком густо и были помельче.
«Ну что ж, — подумал я, — пока я доберусь до тех, что покрупнее, я и сам стану посильнее».
За день тяжёлой работы я очень проголодался и решил спуститься на площадку, которая была как раз под нашей.
Я думал, что найду там старых знакомых. Но в хижинах, которые я помнил с детства, жили теперь новые хозяева. Я не знал никого из них, и они, конечно, не знали меня.