На пятом этаже сидели три кошки-копилки. Они проводили Алёшку подозрительными взглядами и тоже запрыгали вслед за ним по ступенькам.
На шестом этаже восемь кошек-копилок преградили ему путь. Алёшка перешагнул через них и подошёл к лестнице, ведущей на чердак. И тут он увидел, что на каждой ступеньке сидит не меньше десяти кошек.
Они сидели рядами и угрюмо, недобро смотрели на Алёшку.
Алёшка потоптался на месте, не зная, куда ему поставить ногу.
– Да что вы, с ума посходили, что ли? – сказал он. – А ну пропустите!
– А Катя уже домой пошла… Она уже чай пьёт… Она уже спать легла… – наперебой замяукали кошки-копилки.
– Ну и ладно, – пробормотал Алёшка. – И я пойду полежу. Устал что-то. Не привык я ещё клады откапывать.
Он махнул рукой и стал спускаться вниз.
Кошки-копилки с довольным мурлыканьем запрыгали вслед за ним.
И вдруг Алёшке показалось, что кто-то его зовёт. Так тихо-тихо, еле слышно, совсем слабо.
Алёшка снова повернулся к лестнице. У кошек-копилок злобно блеснули глаза. Они загородили ему дорогу и громко застучали глиняными хвостами по ступенькам.
«Что их, бешеная собака перекусала, что ли?» – подумал Алёшка и остановился.
– Алёша! – услышал он опять чей-то тоненький голос.
– Да это же Катька! – в ужасе воскликнул Алёшка и не глядя прыгнул вперёд.
Глиняные кошки шарахнулись в стороны.
Алёшка опрометью взбежал по лестнице и распахнул дверь на чердак.
Он увидел Катю. Она из последних сил вырывалась из рук госпожи Жадности.
– Как ты сюда попал, моё сокровище? – с затаённой злобой проворчала госпожа Жадность. – Проклятые кошки! Глиняные головы! Ничего им нельзя поручить!
– Отпусти её сейчас же! Слышишь! – заорал Алёшка, бросаясь к Кате.
Но госпожа Жадность одним пальцем без труда оттолкнула Алёшку:
– Ну, ну, потише! Скажи, зачем она тебе, моё сокровище? Смотри, сколько я тебе дала: и конфеты, и велосипед, и ещё клад бесценный. Неужели ты не отдашь мне за это какую-то жалкую девчонку?
– Она не жалкая! – Алёшка бросился на госпожу Жадность и попробовал разжать её ледяные каменные пальцы. Но госпожа Жадность только ещё крепче стиснула Катю. Алёшка увидел Катино запрокинутое бледное лицо. – Не нужен мне твой велосипед и клад тоже не нужен! Отпусти Катьку! Слышишь? – не своим голосом закричал Алёшка.
Госпожа Жадность заскрежетала зубами от ярости:
– Как? Тебе не нужен клад? Настоящий клад, золотые монеты?.. О, что со мной? Я уменьшаюсь! Это всё девчонка, она, она во всём виновата! Нет, пора с ней покончить. Эй, голодные мыши, берите себе эту девчонку! Берите, хватайте её, это ваша добыча!
Из тёмных углов показались мыши.
Они оскалили острые зубы, зашевелили длинными усами. Их было великое множество, не сосчитать. Целая армия мышей. Со всех сторон они двинулись к Кате.
Самая большая, самая старая мышь уже поставила свои лапы на Катину туфельку.
– Ай! – закричала Катя.
– Сейчас, Катька, погоди!
Трясущимися руками Алёшка схватил за углы наволочку и встряхнул её. Из наволочки посыпались разноцветные конфеты. На пол плоско скользнули плитки шоколада в ярких обёртках.
– Мыши, мыши, сюда! – закричал Алёшка. – Я дам вам конфет и шоколада!
Алёшка стал хватать конфеты целыми пригоршнями и разбрасывать их по полу.
Мыши запищали тонкими голосами и бросились на конфеты. Они прыгали, стегали друг друга длинными хвостами. Пять мышей подрались из-за одной плитки шоколада, а старая, беззубая мышь набрала полный рот конфет и металась по чердаку с вытаращенными глазами.
– Что ты делаешь? Зачем ты отдал конфеты? – отчаянным голосом закричала госпожа Жадность. – Смотри, как я похудела! О, мои драгоценные камни! Они тускнеют, гаснут…
Алёшка посмотрел на госпожу Жадность и увидел, что она и вправду стала гораздо меньше. Она уже не могла стоять на чердаке, вытянувшись во весь рост.
Катя перепрыгнула через десяток мышей и бросилась к Алёшке.
– Эй, кошки-копилки! – взвизгнула госпожа Жадность. – Держите девчонку! Не пускайте её к мальчишке!
Кошки-копилки преградили Кате путь. Катя споткнулась и упала. Кошки-копилки навалились на неё, прижали руки к полу. Глиняная Мурка с победным видом вскочила Кате на спину.
– Всё! Попалась девчонка! Теперь не выпустим, – приплясывая, зашипела кошка Мурка.
– Сейчас, Катька, я тебе помогу! – в отчаянии крикнул Алёшка.
Он с усилием поднял бабушкину клетчатую сумку и вытряхнул из неё все деньги. Монеты со звоном и дребезгом посыпались на пол. Кошки-копилки обернулись на этот звук.
– Вот вам ещё, берите! – Алёшка вытащил из карманов золотые монеты и швырнул их кошкам-копилкам. – Это настоящие, разбойничьи… Из сундука…
Ох, что тут началось!
Кошки-копилки, забыв обо всём на свете, бросились подбирать деньги. Они дрались из-за каждой монетки и били друг друга толстыми лапами.
Кошка Мурка и кошка Дашка стукнулись лбами и раскололись на кусочки. От них остались только грубые глиняные черепки. Монеты, которые они проглотили, посыпались на рассохшийся пол и закатились в щели между досками.
– Катька, давай к двери! Бегом! – закричал Алёшка.
– Эй, кошки-копилки! – в ярости завопила госпожа Жадность. – Не упустите девчонку! Хватайте её, не то убежит! Ну, чего вы стоите?
Но кошки-копилки только сыто замурлыкали и вяло зашевелили лапами. Они так набили животы монетами, что больше не могли сдвинуться с места.
– А, проклятый мальчишка! – взвизгнула госпожа Жадность. Да, что и говорить, она стала гораздо меньше. Но даже и сейчас она была раза в три выше Алёшки. – Ты обманул меня. На самом деле ты вовсе не жадный. Но у меня ещё хватит сил! Ты не отдал мне эту девчонку и за это погибнешь!
– Нет! Нет! Я не хочу! – громко зарыдала Катя, обхватив руками Алёшку.
Но госпожа Жадность схватила Алёшку и подняла его под самый потолок.
– Всё равно я Катьку не отдам! – отбиваясь изо всех сил, закричал Алёшка. – Лучше погибну!
Что тут случилось!
Госпожа Жадность пошатнулась и выпустила Алёшку. Её лицо позеленело от злобы. В бессильной ярости она подняла кверху стиснутые кулаки, а сама прямо на глазах стала уменьшаться, сжиматься, таять… Она стала совсем маленькой, прозрачной, драгоценности рассыпались в прах.
– Зачем, зачем ты сказал эти ужасные слова? – прошептала госпожа Жадность, голос её угасал, звучал всё тише и тише. – Ведь жизнь – это самое дорогое на свете. А ты согласился отдать её ради какой-то девчонки. Ты погубил меня…
Голос Жадности затих. Она превратилась в тёмную струйку дыма и улетела в большую дыру, которую сама же проделала в крыше.
Алёшка и Катя долго стояли рядом, в изумлении глядя на пустое место, где только что стояла госпожа Жадность.
– Ой, Катька, – сказал Алёшка, который не очень-то любил молчать. – Посмотри, ничего нет. Ни конфет, ни велосипеда. И кошек-копилок нет. Одни черепки валяются.
И правда, на чердаке было пусто. Только из чёрных нор кое-где ещё торчали измазанные шоколадом острые мышиные морды.
Алёшка толкнул раму. В открытое окно влетел свежий воздух, полный запахов мокрой земли, листьев, освежённой травы.
Он увидел под старым дубом глубокую пустую яму, из неё, извиваясь, поднималась струйка чёрного дыма. Лопата тоже исчезла.
«Всё, нету клада, ну и пусть, – легко подумал Алёшка. – Главное, что Жадность пропала, а без клада я уж как-нибудь проживу…»
– Ты о чём задумался? – Катя заглянула ему в глаза. – Пошли скорее отсюда. Я знаешь какая трусиха!
Алёшка засмеялся и взял Катю за руку.
– И в театр завтра пойдём. Правда? – улыбнулась Катя.
Алёшка и Катя, взявшись за руки, пошли с чердака. А на верхней площадке лестницы с бледными лицами стояли Алёшкина бабушка и Катина мама.
– Господи, Алёшенька, что случилось? – дрожащим голосом спросила бабушка.
– Зачем вы пошли на чердак? Прихожу, дверь в квартиру настежь… – сказала Катина мама.
– Там в крыше дыра, – сказал Алёшка.
Бабушка и Катина мама посмотрели на Алёшку с большим удивлением, потому что у Алёшки было такое счастливое лицо, как будто он сообщил им не о дыре в крыше, а о чём-то очень-очень хорошем, что случилось в его жизни.
Тайна забытого чердака
Глава первая
Сундучок
Дело дрянь! Надо решаться!
Но то, что Сашка задумал, почему-то нельзя было сделать дома. Нельзя, и всё. Сашка сам даже не знал почему.
И вот его словно каким-то ветром занесло в тёмный подъезд Катькиного дома. Это был, наверно, самый старый дом в их городе. Только церквушка на том берегу реки, напротив стадиона, была, наверно, ещё старинней.