Потом я то ли задремала, то ли забылась…

А может, просто клюнула носом разок-другой.

Но открываю глаза и вижу: мотылёк расправляет крылья, лететь хочет, а рядом другая бабочка — поменьше, пёстренькая, точь-в-точь как та, которую мальчишка убил.

Взлетели они вместе, крылышками друг друга касаясь, устремились из тени на солнце, покружили и скрылись вдали.

Пора было возвращаться — вдруг Татарский Хан уже приехал? Я шепнула в кошелёк:

— Эй, куколка, пойдём-ка домой. — Принцесса не отозвалась. Я решила, что она спит, и направилась во дворец. Шла не спеша — чтоб не разбудить малютку.

На пороге меня встретила королева:

— Нянюшка! Скорее! Хан въезжает в город, а вы куда-то запропастились! Ни тебя, ни Принцессы!

— Вот она целёхонька, в кошельке сидит, — сказала я.

Открыли мы кошелёк, а он пуст, точно воздушный шарик! Мы все уголки в кошельке обшарили, все рисовые поля обежали — всё высматривали Принцессу в придорожной пыли. Хотя она никак — ну никак! — не могла у меня по дороге выпасть! Под деревом, где я отдыхала, каждую травинку перебрали. Принцесса исчезла без следа. Лишь бабочки вернулись и доверчиво уселись сперва ко мне на ладонь, а после — к Императрице. Та, что поменьше, встряхнула крылышками, словно говорит:

— Гляди, Нянюшка, на моё новое платье!

И тут меня осенило.

— Как эта бабочка называется?

А Императрица ревёт в три ручья:

— Нянюшка, ну при чём тут бабочки? Не знаю я названий! Хотя та, что побольше, кажется, Пурпурный Хан. Ох, вечно ты невпопад спрашиваешь!

— Вытри-ка слёзы, — говорю. — Искать нам больше некого. Принцесса покинула нас без возврата. — Стряхнула я с руки бабочек и повела королеву домой.

У дворцовых ворот гудела толпа: в столицу приехал сам Татарский Хан, а невесты нет! Но, завидя нас, толпа загудела:

— Вон они! Вон Приицессина нянька идёт!

Хан, высокий красавец в пурпурнои мантии, сбежал по ступеням нам навстречу. Он направился прямиком к Императрице и, обняв её, воскликнул:

— Моя Принцесса! Моя невеста! Моя красавица!

Императрица онемела от изумления. Да и я, признаться, тоже. Впрочем, вскоре Императрица пришла в себя и подала мне знак: молчи, мол. Император обнял её снова, а я тем временем махнула толпе: молчите, мол. Люди вмиг всё поняли, стоят — точно языки прикусили. Император повёл невесту во дворец. Так всё и сладилось. Да и что стал бы он делать с моей малюткой Принцессой? В кошелёк посадил бы? Так что ему, считай, повезло…

— Ох, я все боялась, что сказка окажется короткой, — сказала Дорис. — Ведь у Мери-Матильды совсем крошечная дырка.

Твоя правда, — ответила Нянюшка. Но штопать маленькую дыру — непросто. Тут нужна сноровка. А поспешишь — людей насмешишь.

— Вечно у вас, мальчишек, коленки разодранные, — сказала Нянюшка, вынимая из корзинки ёщё пару чулок. — Ведь только что зашивала! Верно, опять по деревьям лазили. Точь-в-точь как Дионелло, тот, что лазил на отцовскую оливу, чтобы золотого орла поймать.

— А кто был этот Лионелло, расскажи, Нянюшка! — попросил Роли. — Хватит про него сказки, чтоб эту дыру заштопать? — Роли очень надеялся, что сказка окажется длинной — дырка-то была огромной. Нянюшка просунула в неё целый кулак!

— Пожалуй, хватит. Моего Диопелло как раз хватит на твою дырку…

И, заправив нитку в штопальную иглу, Нянюшка начала:

— Диопелло жил в Италии, отец его служил садовником в господском доме, где я детей нянчила. — Самого-то Лиоиелло я не нянчила, но всё про него знала, он у меня на глазах рос. Весёлый такой мальчонка, удачливый, и выдумщик в придачу.

Сады в поместье разрослись чудесные. Хозяином у нас был граф — тихий такой человечек, незаметный, прошмыгнёт как мышка, и нет его; зато Лиопелло важно, по-хозяйски расхаживал среди роз и фиговых деревьев, меж статуй и фонтанов, будто он тут самый главный. И я частенько слышала, как он говорил своим маленьким приятелям, крестьянским ребятишкам:

— Эх, не видали вы нашего сада! Фиги у нас огромные, точно дыни, а каждая, роза — будто целый букет. Из фонтанов у нас ее вода бьёт, а шампанское! А таких красивых статуй у самого итальянского короля в саду пет!!!

В нашем саду, мол, и то и сё, и пятое и десятое. Сейчас и не припомню всех небылиц, которые он про этот чужой, графский, сад выдумывал.

Но это так, к слову, просто чтоб вы знали, какой он был выдумщик.

Как-то раз встречаю его в дальнем конце сада, возле отцовской сторожки, у них там свой клочок землицы был — граф отдал садовнику под грядки. В руке Лионелло держал сачок и шёл такой смелый, решительный, никого вокруг себя не замечал.

— Эй, Дионелло, — окликнула я. — Ты словно с драконом сражаться идёшь!

— Нет, — отмахнулся он. — Я иду ловить золотого орла.

— Да ну! А где ж ты его найдёшь?

— У отца, на оливе, — ответил Лиоиелло. — Они всегда там сидят.

Он отправился дальше, а я — за ним. Очень уж любопытно мне стало. У оливковых деревьев я остановилась, и вдруг из листвы клёкот, хлопанье крыльев и Лионелло кричит что-то. Короче, неразбериха такая, что сразу ясно: на орла охота идёт.

Я поближе подошла, тут Лионелло как раз и спустился; рубашка разорвана, в чулке дырища, на щеке царапина, а под мышкой — матушкина жёлтая наседка, курица старая.

— Что, — говорю, — Лионелло, поймал своего золотого орла?

— А то как же! Ну, пошла, — и он отбросил наседку прочь. — У нас тут столько золотых орлов развелось — тьма тьмущая. Прямо не знаем, куда деваться.

Но и это так, к слову, просто чтоб вы знали, что Лионелло мой на выдумки горазд.

Из графского дома я ушла, когда Лионелло был ещё мал. Довелось мне тогда отправиться к королю-людоеду — людоедиков нянчить. Но несколько лет спустя случилось мне заехать в те края, и я навестила графских деток — ведь я своих питомцев никогда не забываю. Графские дети уже выросли, и молодой граф как раз собирался жениться на самой красивой девушке в округе. Я посмотрела на невесту и вмиг её вспомнила: она в детстве такая хорошенькая, ладная девчушка была.

Я её поцеловала и благословила. А потом спрашиваю:

— Что с Лионелло сталось?

— Жив-здоров, всё в той же сторожке, — улыбается графский сынок. — Он теперь у нас садовником, отец-то его умер. Кстати, Лионелло женился на прошлой неделе.

— Да ну! И на ком же?

— На Аните, дочке торговца углем.

— Помню-помню, — обрадовалась я. — Хорошая девочка, большеротая такая, курносенькая.

Попрощалась я со счастливыми женихом и невестой и пошла в дальний конец сада, к Лионелло. Он как раз поливал розы возле сторожки, узнал меня издали и весело так закричал:

— Нянюшка, привет!!! Как я рад тебя видеть!

— И я тебя рада видеть, Лионелдушко, рада, что не забыл старую.

— Тебя разве забудешь! Да ты и не изменялась совсем. Сам-то он стал теперь пригожий, статный парень, но я говорю:

— Ты тоже ни капельки не изменился! — Он, конечно, и выше стал, и в плечах шире, но всё такой же весельчак, и глаза блестели так же ярко, как бывало в детстве. Он от моих слов развеселился не на шутку:

— Ой, Нянюшка, ой, уморила! Не изменился!!! Нет, шалишь! Изменился, да ещё как! Помнишь, как я сам себе голову морочил? Гонялся за наседкой и называл её золотым орлом? Ха-ха! Помнишь? Я-то думал, я обманываю тебя, а на самом деле только себя и дурачил.

— Зато был счастлив.

— Ещё как! Впрочем, я и теперь счастлив. Я теперь даже счастливей прежнего. Он взглянул — на меня, широко улыбнулся и радостно выпалил: — Я на прошлой неделе женился!!!

— Что ты говоришь!

— Да-да! И как ты думаешь, на ком? Ну же, Нянюшка, догадайся! Красивей девушки, во всей Италии не сыщешь!

— Неужели?

— Правда-правда! И знаешь что? Молодой граф теперь тоже женится. Раньше всё решиться не мог, а потом я женился на Аните, и он вдруг понял, что самую-то раскрасавицу из-под носа увели. Ну, он и взял вторую по красоте. Она, конечно, хороша, только жене моей и в подмётки не годится. Пойдём, я тебе Аниту покажу.

Шла я в сторожку вслед за Лиоиелло и всё думала, как же простушка, какой Анита в детстве была, смогла в красавицу вырасти? Тут и сама Анита на пороге показалась, подбежала к нам, улыбается: мне — радостно, а Лионелло — и того пуще.

Лицо девушки осветилось улыбкой, и не беда, что осталась она прежней курносой простушкой. Лионелло просиял и шепнул мне на ухо:

— Видишь, Нянюшка! Что я тебе говорил? Краше во всей Италии нет!

С этими словами Нянюшка закрепила нитку и оторвала хвостик.

— Ой, Нянюшка! — воскликнул Роли. — Неужели заштопала? Так быстро… Дыра же была такая огромная!

— Верно, мой милый. У некоторых на коленках такие дырки, что вовек не заштопаешь. Вот и приходится заплатки ставить.