Старец замолчал, но видел уже путь Иван-царевич, поклонился низко, поблагодарил и уже отвязывает коня за порогом.

- Да не позабудь, Иван, как только не станет у Кащея Жар-птицы – умрёт он, - с порога старец добавил негромко.

Негромко добавил, да чуть не подкосил ноги богатырские. Застыл на месте царевич-Иван, обернулся, и боль страшного вопроса отразилась в глазах его.

- Как же быть?… Ведь не за смертью иду Кащеевой я…

- Тебе знать, Иван, - сказал старец седой, как день, и пропал. Не было больше ни избушки, ни старца. Ночь уходила потихоньку из неба, светлея и превращаясь в новое утро.

Поехал дальше Иван-царевич, держа в уме дорогу, указанную старцем. Долго ли коротко ли, а уже близки владения Кащея.

Серый Волк как из-под земли вырос. «Остановись, Иван-царевич, нет тебе пути за меня». Страшен Серый Волк коню вороному, стал конь, как вкопанный. Вторая погибель скалит зубы.

- Нет тебе жизни, Иван-царевич, голод свирепый потому как пришёл в волчье логово, - говорил голосом человечьим Серый Волк Иван-царевичу. – Я съем тебя и волчатам съесть дам.

- Нет, Серый Волк, - отвечал Иван-царевич, - ты съешь, да волчата тебе не простят. Васятка умер. Он умел играть с волчатами в прятки. Я за Жар-птицей ему умершему иду. Не торопи, последнюю радость Васятке добуду, а там уже приходи за мной, я не в обиде.

Серый Волк брюхо, обвисшее в голоде, подобрал и лёг, тихо тоскуя, в стороне от пути Ивана-царевича.

И ступил Иван-царевич во владения бессмертного Кащея.

Тяжёлым страхом обняло вокруг Ивана-царевича. От страха стонали, кричали и плакали деревья, переламывались у корня и падали позади костями чёрными. От страха звери стали чудовищами. От страха небо покрылось тучами. Всё вокруг дрожало и билось. Но не было страху места в сердце царевича-Ивана переполненном болью. Среди грома и стона скакал Иван-царевич на верном коне.

И стихло всё разом. И ещё ужасней была эта тишина полного мрака и отчаяния. И скакал сквозь мрак и тишину Иван-царевич на верном коне.

- Ну вот и приехал ты, громом небесным разрезало тишину. И не стало рядом верного коня, не стало дороги, не стало ничего, что было.

Стоял Иван-царевич один. Стоял уже в чёрно-золотых чертогах Кащея-бессмертного. Обширна зала, но давит темь из углов. И нет никого, но что-то живёт в темноте. Бесчисленны факелы огня, но не унять огню мрака. Костёр ярок перед троном, но и он не может высветить черты лица Кащея-бессмертного.

- Ну вот и приехал ты, - негромко, но даже в тёмных углах отдалось, сказал Кащей-бессмертный. – Я знаю всё и Она знает. Она ждёт тебя. Осторожней вези, никто не должен увидеть Её, кроме…

- Кащей, ты умрёшь, как только уеду я, - сказал Иван-царевич, голосом уходя в поднебесье чёрных сводов золотых чертогов.

- Я знаю это, Иван. – устало ответил Кащей. – Я знаю больше. Ты умрёшь следом за мной. Я знаю больше. Ты не пожалеешь, что умрёшь. Счастливого тебе пути. Иди. Она ждёт тебя.

Не стало, как и не было, чёрно-золотых чертогов. Красота вошла в мир. Под ногами Ивана-царевича росла зелёная весенняя трава, вокруг жили прекрасные растения и звери, а над головой улыбалось солнцем радости бездонно-голубое небо. Солнцем с неба спустилась Жар-птица и, слова не говоря, спряталась в горячем сердце Ивана-царевича

Спешил в обратный путь царевич-Иван. Выходил за ворота чудесного сада. Садился на верного вороного коня, что ждал его. И говорила ему из сердца Жар-птица о пути верном.

Тяжёл путь обратно. Всадник утомился и устал его верный конь, на исходе силы. Но недремно сердце, прокладывающее путь. Сердце умеет останавливаться только в конце всего. Ведёт сердце, не давая приклонить голову, не давая сомкнуть глаз.

Бьётся в сердце Жар-птица, близок уже конец пути.

- А ведь могу я большее, чем хочешь ты, - говорит Жар-птица из сердца Ивану-царевичу.

- Что же можешь ты, птица волшебная? – спросил тогда царевич-Иван.

- Во власти моей, - отвечала Жар-птица, - последнее желание человеческое. Желание любое, да последнее, за ним смерть. Тебе бы сгодилось. Подумай об этом, Иван.

Задумался Иван-царевич, потом остановил коня своего верного, коня вороного, спешился, выпустил Жар-птицу из сердца своего и говорит:

- Вот что надумал я. Лететь тебе, волшебная птица, на могилку к Васятке. Лети и вызови его в живой мир. Не мечтал я о том, но радость великую подарила ты мне. Живи в сердце Васяткином, а я Кащея догонять отправлюсь. Одной крови мы с ним.

- Быть твоим словам исполненным, - отвечала Жар-птица и улетела, унося в Васяткино сердце бессмертную память об отце Кащее и Иване-царевиче.

Иван-царевич погладил верного своего друга вороного коня и ушёл спокойный умирать в чистое поле. С восходом лучей по-детски розового красивого солнца Иван-царевич умер, не просыпаясь, на мягкой чёрной земле бескрайнего поля. Долго стоял над ним его верный вороной друг, и слёзы из больших детски умных глаз долго щекотали коню ноздри.

В далёкой деревне страшный сон приснился маленькому Васятке. Больше не будет страшных снов. Чисто и красиво теперь только будет на сердце. Никто и не заметил даже, как в маленьком сердце поселилась беспокойная прекрасная и волшебная Жар-птица…

- Что в темноте, что на свету их одинаково много, всё равно съедят. Я понял, теперь всё равно.

- Нет, не съедят. Я слово знаю.

- А ты видел их?

- Редко, но я хорошо знаю их…

- Они страшные…

- Не такие уж, они притворяются страшными, потому что сами хотят не бояться…

- Они не боятся, они сильные…

- Сильные не бывают страшными, они почти совсем не страшные, я слышал иногда с ними можно быть заодно, с ними можно быть вместе.

- Вместе? Страшно…

- Не бойся ничего, не бойся никого кроме себя. вон там в углу живёт уже очень давно один из них, ты наверное встречал его. Когда я боялся его, он выходил из угла, вырастал и трогал коготками моё бившееся сердце. но один раз, когда я совсем уже устал бояться, я сказал ему, чтобы он не уходил никогда, потому что я очень привязался к нему. После этого почему-то не стало страха больше никогда, а он навсегда согласился жить в том углу со мной… Они не страшные… Они красивые…

- Разве такое бывает? Как это, они – красивые?

- Это так, я помню… они большие, сильные и красивые… не все видели их… и совсем уже мало кто знает, что они красивые… если ты будешь бояться, то не сможешь увидеть… а если увидишь, и будешь бояться смеха, то не рассказывай никому, тебе всё равно не поверят…

- Скажи мне слово, чтобы я не боялся.

- Ты всё равно знаешь слово, ты найдёшь его, когда посмотришь внимательно им в глаза. И постарайся запомнить другое, страшно не тогда, когда они хотят съесть, страшно, когда они уходят, потому что они уходят один раз и уже не возвращаются никогда, как бы ты не просил об этом… Постарайся не потерять их… Постарайся не потерять их.

Есть ещё время, оставлено немножко, для того чтобы успеть всё. Для того чтобы успеть всё, оставлено ровно семь волшебных часов до последней смерти.

Королевский двор уходил в тихую безмятежную ночь. Принц желал уже возлюбленной спокойных и радостных снов, и принцесса уснула уже тогда. А стрелки часов сходились в прощальном поцелуе дня, готовили, несли, трогали сердца вестью о нежданно готовящемся. Резким, надламывающим всё, погибельным пришёл в царство их любви Он.

Чёрный монах, повелитель цифр, из тёмной кельи вошёл в опочивальню принца, когда совсем недолго уже оставалось ждать полуночи. И страдание, глубокое, как небо ночи, ложилось на усталое лицо его, когда говорил чёрный монах юному принцу об исчисленном сроке.

- Солнце не взойдёт больше для нас. Солнце умерло сегодня вечером, осталась только последняя ночь. Я ухожу в полночь. Вам уходить с лучами никогда больше не улыбающегося солнца.

Стрелки часов задрожали от слов ими услышанных, в страхе торопились сомкнуться в наивысшем подъёме, чтобы не расставаться никогда. Сами того не ведая, отсчитали последний маленький миг времени и замерли. Не стало времени, и многие тогда в королевстве подумали, что наступила смерть. Но смерть была ещё впереди.

И не стало больше чёрного монаха, повелителя цифр, он ушёл из опочивальни принца ровно в полночь…

Не нужно совсем будить прекрасную спящую принцессу. Осторожно взять с собой её спящее сердечко и нежно в ласкающую добрую улыбку. Принц только сел на край своей постели и ждал он тогда. Очень легко приоткрывалась дверь, когда входила в опочивальню принца лёгкая и изящная душа прекрасной спящей принцессы.

- Нам осталось немножко совсем, - сказал принц. - Только одна ночь.

Принц обнял воздушно-трепетную душу прекрасной принцессы, и улыбка глаз принцессы не верила в исчисленный срок.

И тогда последняя ночь стала волшебной.