И вот царь заказал старому плотнику раму для своего портрета и даже на радостях, что пол царства отдавать не пришлось, заплатил плотнику вперед. (Ты еще помнишь о стареньком плотнике?) Рама у него получилась просто расчудесная. Но плотник ведь был очень старенький и глаза у него были уже не такие зоркие, как у тебя или у меня. И наверное поэтому он немножко ошибся с размерами и рама оказалась чуть маловата — картина в ней не помещалась. Времени, чтобы сделать новую раму, совсем уже не оставалось, какой ужас! Но у плотника был сын, тоже, конечно, плотник (в ту далекую пору так уж было принято, что сын рыбака становился рыбаком, сын солдата — солдатом, а сын плотника — непременно плотником). И хоть сын этот был еще подросток, но кое-что уже смыслил в плотницком деле. И к тому же он очень любил своего старенького отца. И мальчик взялся исправить раму, хотя трудно даже представить, каким образом можно увеличить раму, это же ведь не то что уменьшить! Но каким-то непостижимым образом сыну плотника это удалось. Всю ночь трудился он в мастерской своего отца и наутро — вот чудо! — рама подходила к картине в самый раз. А в ту пору (да кое-где и сейчас) принято было на свою работу ставить клеймо, это как бы подпись мастера, чтобы все знали, кто эту работу сделал, и чтобы все знали, ежели работа плохая, кого за нее поругать. Честь поставить клеймо старик уступил сыну — ведь он его, старика, так выручил! И тогда мальчик в самом уголке рамы нарисовал маленькую-премаленькую букву, первую букву своего имени (это была единственная буква, которую он знал, так как вообще-то ни читать, ни писать мальчик не умел). Это была буква «И». Она была очень маленькая, такая, чтобы увидеть ее мог только тот, кому очень-преочень захочется ее увидеть.
Вот по этой-то букве и можно найти Волшебную Раму, потому что (так, по крайней мере, говорят), буква эта не стерлась от времени и никаким самым сильным растворителем смыть ее нельзя.
Царь рамой остался доволен и, хоть и был ужасным жадиной, заплатил старику честь по чести, сколько было обещано.
Говорят, что портрет не принес царю счастья, Ведь глянув на него, любой человек ясно видел, что злой и жестокий властитель в глубине души жалкий трусишка, и что вся его неправедная власть держится исключительно на том, что не встречает никакого отпора. Постепенно и правители соседних стран и собственные вельможи перестали бояться грозного царя и впервые в своей жизни он начал терпеть поражения в многочисленных войнах с соседями, которые сам же и затевал. В скором времени царство его пришло в упадок и обнищавший от бесконечных поборов народ, хоть и отличался сказочным терпением, взбунтовался. Царя и его вредную дочурку изгнали из собственной страны. Говорят, что кто-то встречал их потом заграницей, и будто бы царь работал там рубщиком мяса в лавочке мясника, а дочка царская устроилась кухаркой в местную тюрьму.
А вот о том, что сталось с портретом после изгнания царя, никто не знает. Но Рама сохранилась. Вот только где она сейчас? Но где-то она существует, это точно. И там, где она появляется, вечно происходит что-нибудь странное.
Вот, говорят, жила-была бедная учительница. Всю жизнь она учила детей географии. И поскольку это была хорошая учительница, ученики ее очень любили. И однажды, когда она была уже старенькая и на пенсии, один бывший ученик подарил ей на день рождения картину (этот ученик, когда вырос, подался в художники). Картина была очень милая, но без рамы, потому что на раму у художника не было денег. И долго картина висела на стене без рамы. У доброй учительницы часто бывали гости — все ее бывшие ученики. И какое-то время спустя один из них, работавший продавцом в антикварном магазине, принес своей учительнице раму, ее в магазин совсем за бесценок сдал какой-то бедный старичок. Когда ученик принес раму, он сначала очень расстроился. Ему показалось, что рама слишком большая для картины. Но все же решили попробовать вставить картину в раму и, вот радость, она оказалась точь в точь по размеру! И все сразу увидели, какую прекрасную картину подарил старенькой учительнице ее бывший ученик. Люди даже специально приходили, чтобы на нее полюбоваться. Однажды зашел к учительнице и один знаменитый коллекционер — и прямо обомлел, Да-да, несколько часов стоял он перед картиной как столб и даже говорить не мог от счастья. И казалось ему, что не он смотрит на картину, а она — на него. Придя в себя коллекционер узнал у старушки адрес художника и тотчас же помчался к нему. Художник жил в маленькой холодной мансарде, и он был очень бедный, но работящий — все стены в его мастерской были увешаны картинами Коллекционер тут же купил одну из них, а потом привел и других покупателей. Художника стали приглашать на разные выставки, и эти приглашения присылали в красивых конвертах, где на золоченой бумаге было написано: «Господин художник, не окажете-ли вы нам честь…» В общем, ужасно мило! И все-таки больше всего людям нравилась та картина, которую художник подарил своей учительнице географии. И многие предлагали старушке огромные деньги за эту картину, а она всегда отвечала одно и то же: «Нет-нет, это подарок, а подарки дарить нельзя!» Но когда, учительница стала совсем старенькой и почувствовала, что близится день ее смерти, она завещала картину музею. И вот картина попало в музей и там ей сделали новую раму, потому что прежняя показалась музейным работникам недостаточно роскошной для такой замечательной картины, да к тому же еще на ней было полно царапин, а в углу чьей-то нетвердою рукой была нарисована буква «И», которую невозможно было смыть никаким растворителем… Картину повесили в самом лучшем зале, а куда девали старую раму — никто не знает.
И люди, приходившие в музей посмотреть на картину знаменитого художника (а он стал знаменитым и давно перебрался в большую и теплую мастерскую, но, надо сказать, ничуть не зазнался), немножко удивлялись. Картина действительно была прекрасная, но, как выразился один из посетителей музея, «не до такой же степени!».
Теперь ты понимаешь, почему все художники ищут эту самую Волшебную раму?
Бумажные цветы
В городе Петербурге в стародавние времена жила-была девочка. Как ее звать по паспорту, она и сама не знала, а матушка звала ее «сладким мышонком» — потому наверное, что девочка была очень маленькая для своих лет, тихая да застенчивая, и очень любила сидеть у печки на лавочке, смотреть на огонь и грызть сухарики (жили они с мамой бедно, но сухарики у них всегда водились).
У девочки и ее мамы была малюсенькая квартирка под самой крышей того дома, что на углу Фурштадтской и Потемкинской. Такие квартирки под самой крышей называются мансардами. Красивое название, правда? Еще бы не быть ему красивым, когда из окошек мансарды весь город виден, как на ладони: море крыш, и верхушки самых высоких деревьев, и купола церквей, и солнышко, которое на рассвете в первую очередь освещает скромные жилища художников и бедняков, а уж потом — расположенные ниже квартиры зажиточных горожан…
Отец девочки умер, и мама зарабатывала на жизнь тем, что мастерила бумажные цветы, — вся мансарда была ими увешана! А по большим праздникам, когда все идут на кладбище навестить своих умерших близких, мама одевалась потеплее и шла торговать к кладбищенской ограде. И люди покупали у нее цветы, чтобы украсить ими родные могилки. А когда в доме, где жили девочка и ее мама, умирал какой-нибудь богатый человек, маме заказывали венки, потому что брала она за них недорого, а получались они у нее такими красивыми, что и живые были бы не прочь повесить их у себя дома на стене.
Когда девочка оставалась одна, она нисколечко не скучала, хотя не было у нее ни телевизора, ни магнитофона, ни ярких толстых книжек. В маленькой квартирке всегда было полно интересных дел: надо было полить огромную герань, стоявшую на подоконнике, покормить котика Ваську, заштопать прохудившиеся носочки и к маминому приходу сварить какую нибудь простую еду. А самое главное, непременно нужно было покормить птичек. Окна мансарды выходили прямо на крышу и все птицы в округе слетались сюда. Они знали, что в мансарде живет добрая девочка, у которой всегда найдется хоть немного вкусных хлебных крошек для крылатых малышей. А еще девочка училась делать бумажные цветы, и у нее неплохо получалось. Мама никогда не забывала похвалить девочку за усердие и радовалась, что у дочки, когда она подрастет, будет в руках надежное ремесло. Ведь люди никогда не перестанут навещать могилки своих близких и украшать их яркими цветами.
Так вот и жили они год за годом.
Но однажды в Вербное воскресенье, когда у кладбищенской ограды полно народу и цветы нарасхват, мама не смогла пойти торговать. Она заболела. Ах, как обидно было лежать в постели в такой чудесный день! Тем более что денег в доме оставалось совсем мало. И несколько раз мама пыталась встать — но у нее ничего не получалось. С каждым днем солнышко светило все ярче и ярче, теплей и теплей. И должно быть от этого все ярче становился румянец на маминых щеках, все горячее и горячее становились мамины губы. И только пальцы, умевшие так ловко, «на глазок», вырезать лепестки из пропитанной воском бумаги, становились все тоньше, все холоднее. Целыми днями ухаживала девочка за своей матерью — но той становилось все хуже. И вот однажды утром мама позвала девочку к себе, в последний раз обняла своего сладкого мышонка, вздохнула грустно — да и заснула навсегда… Старенький гробовщик сладил задаром легкий гробик, соседки обрядили покойницу как полагается, а девочка сплела для мамы свой первый похоронный венок. Пальчики у девочки дрожали, когда она плела его, и наверное он получился не очень-то хорош, но все соседи в один голос говорили, что краше венка им видеть еще никогда не доводилось!