– Славно ли спалось тебе, милая? Хорошо ли тебе здесь, со мной, твоим возлюбленным?
Смотрит на него Аленька, глаз не оторвать, отвечает чуть слышно:
– Хорошо мне с тобой, Горностаюшка, как отродясь ни бывало. Только беспокоюсь я за батюшку, за сестру мою да за мачеху. Станут они меня искать, в барский дом пойдут за помощью. А там барин молодой соберёт ватагу охотничью, гончих собак спустят по следу нашему, и не будет нам с тобой покоя.
Рассмеялся Горностай, взял Аленьку за руку.
– Пойдем со мной, – говорит.
Пошли они полянами да перелесками, шли-шли и остановились у огромной раскидистой ели. Горностай развёл лапы еловые, и Аленька обмерла от ужаса. Лежат под елкой её мачеха с сестрицей, горла перегрызены, руки-ноги объедены, одежда от крови почернела. Только лица и целы, смотрят в небо незрячими глазами.
У Аленьки в голове помутилось, зажала она рот рукой, зажмурилась, не знает, как быть, что делать – страшно ей до одури. Поздно смекнула она, кто чудовище. Глянула девушка глазами безумными на своего наречённого – зверя дикого, бросилась бежать от него прочь, дороги не разбирая. Только он догнал её быстро, схватил цепко – не вырваться. Крепко к себе прижал и шепчет, зубы-иголки острее острого во рту сверкают:
– Что ж ты бежишь от меня, моя милая, что испугалась? Никому я тебя не дам в обиду, покуда ты со мной.
* * *Так и сгинула дочка краснодеревщика, больше никто о ней не слыхал. Отец её после недолго пожил – потеряв всю семью в одночасье, от тоски слёг да скоро душу богу отдал. А про лес на холме с той поры пошла дурная слава, нет-нет – пойдёт кто в чащу, да так и сгинет без вести. Барин молодой, конечно, долго успокоиться не мог, снаряжал охотников, отправлял на поиски, да только всё без толку, ничего они не нашли. Наконец сам возглавил поиски, лично выехал с отрядом в лес. Тут уж наконец и его беда настигла. Отбился он в чащобе от спутников – да так и пропал без следа. Лошадь, правда, нашли потом – лежала она в канаве со сломанной ногой. Пристрелить пришлось, чтоб не мучилась.
Кто-то после клялся-божился, что видал на опушке леса не одного белого горностая, а сразу двух, но как по мне – бредни это всё. Чего только не соврёт человек за кружкой мёда, лишь бы собрать вокруг побольше ротозеев, готовых сказки слушать.
Елена Лойко
Скитания Бессонницы
Бессонница жила на перекрёстке яви и сна, в землянке с покосившимися стенами и поросшей мхом крышей, – Микли поправила на носу очки, хотя они ей были без надобности, ведь хозяйка исчезающего замка сочиняла историю на ходу. За окном лил весенний дождь, а на маленькой кухоньке было тепло и уютно. Суетились белки: разливали по кружкам чай, таскали из буфета печенье и раскладывали его по тарелкам.
С того дня, как Мари познакомилась с Микли, она приходила к ней в любую свободную минуту. Исчезающий замок появлялся в разных местах города – стоило только начать искать. Вот и сейчас улицы за окном периодически менялись. Но прохожие шли мимо, не замечая появления загадочного дома с башенками: взрослые такие ненаблюдательные. Некоторые чудеса доступны только детям.
– Ты никогда не задумывалась, Мари, о том, в каких странных существ верят люди? – спросила Микли. – Они поклоняются Дождю и Солнцу, слагают песни о Весне и о лютом Боге Мороза. Они верят в лесных духов и призраков, в чертей и домовых, и даже в долговязую, укутанную в чёрный саван Смерть. Но ни разу ещё ни один не поверил в Бессонницу.
…А ведь она когда-то была человеком. И ты почувствуешь это, если встретишься с ней взглядом, если послушаешь её молчание. Как любой человек, Бессонница нуждается в тепле, ласке и заботе. Как любой человек, она хочет найти друзей. И каждый вечер, когда сумерки опускаются на мир и становится тоскливо, Бессонница, устав от одиночества, покидает свою землянку и пускается в путь. Годы не пощадили её, и хоть прям её стан, ноги движутся медленно, а лицо, гладкое и отрешённое, застыло, словно каменная маска. Но за этой маской, в глубине, живёт упрямая надежда победить в схватке с несправедливым миром.
…Бессонница идёт к человечьему жилью. «Двум одиночкам проще понять друг друга», – думает она, и отправляется к стоящим в стороне избушкам, к запрятавшимся в лесной чаще домишкам. Заходит в жилище, скрипя половицами, встаёт у изголовья, вглядывается в лицо незнакомца. «Нужно что-то сказать ему, – думает она. – Сказать, что я здесь, что я с ним, что он не одинок». Но окаменевшее лицо неспособно двигаться, глаза пусты, а взгляд тяжёл. Незнакомец ворочается в постели, вскакивает, скитается по дому, смотрит в окно, зажигает лучину. Бессонница ходит следом, пол поскрипывает под её ногами, а хозяин хает гостью и гонит.
…И Бессонница уходит. «Мы не знали, о чём говорить, потому что он одинок и я одинока. Нужно найти того, кто сможет со мной заговорить сам». Она идёт заросшими тропками к деревенькам, приходит к влюблённым и потерявшим родных, встаёт у кроватей матерей, чьи сыновья ушли на поле битвы. «Им есть о чём говорить, а я умею слушать», – думает Бессонница. Но с ней не разговаривают. Её не замечают.
…Уставшая, замученная, она вновь пускается в путь. Она идёт по лесу, забирается в норы к зайцам, в берлоги к медведям – но звери покидают свои жилища, не желая разговаривать с нарушительницей покоя.
…И тёмный, высокий силуэт Бессонницы вновь направляется к посёлкам, городам. Её видят то тут, то там. Она везде внушает беспокойство и тоску, и нигде не находит понимания.
– Её нельзя спасти? – спросила девочка.
– Она наказана, – ответила Микли, подливая гостье чая.
– За что?
– Когда-то Бессонница была прекрасной, но очень гордой женщиной. У неё не было друзей. Одни люди казались ей слишком некрасивыми, другие – бедными, а третьи – глупыми. Она восхищалась лишь принцами да королями, но те оставались к ней равнодушны. Как-то раз отвергнутый поклонник спросил Бессонницу, почему она так жестока. И женщина, презрительно поджав губы, сказала, что видит людей насквозь и ценит лишь тех, кто чего-то стоит. На её беду, эти слова услышал один из богов.
– Какой? – спросила Мари.
– Бог-шутник, бог воров и мошенников. Его заинтересовали слова женщины, и он решил их проверить. Потому он принял вид старушки, немощной и слепой, и пошёл к дому Бессонницы просить милостыню. Но женщина сказала, что не дело всяким бродяжкам ошиваться у её порога, и если ещё увидит – то прикажет плетьми высечь. Бог ушёл, и явился вновь – в облике маленького ребёнка, худого и голодного. Когда Бессонница садилась в карету, чтобы ехать ко двору, он подошёл и попросил хлеба. Женщина приказала слуге прогнать негодника и намять ему бока. Но слуга оказался добрее Бессонницы, и накормил дитя.
«Неужели ничто не тронет её сердце?» – подумал бог. И принял облик котёнка. Он бросился под ноги Бессоннице, когда та шла во дворец, – но женщина лишь отшвырнула животное носком сапога.
– И бог наказал её за это? – спросила Мари.
– Нет, он пришёл к ней ещё раз – в облике принца. И женщина радушно его приняла. «Ты говорила, – произнёс бог, – что видишь людей насквозь. Но я – старушка, которую ты прогнала, ребёнок, которому не дала хлеба, котёнок, которого отшвырнула. Я тот же. Но ты приняла меня только сейчас». Бессонница разозлилась и вместо извинений накричала на гостя. «Тебе нужно подумать над своим поведением, – ответил ей бог. – Отныне ты будешь одинока, и каждый будет сторониться тебя. Ты не сможешь забыться даже во сне – потому что я лишу тебя сна».
…Так Бессонница обрела бессмертие. Но это бессмертие наполнено лишь печалью и одиночеством. Сейчас она приходит и к нищим, и к старым, и к немощным. Она приходит ко всем – но никому не нужна.
– И что, проклятие нельзя снять? – спросила девочка.
– Может быть, можно. Может быть, нет. Ведь мы даже не знаем, раскаялась ли Бессонница. Да и как нам это узнать?
Когда Мари уходила, белки заботливо совали ей в карманы печенье и махали на прощанье лапками. Замок выпустил девочку всего в квартале от дома и сразу же исчез. Мимо шли люди, занятые своими мыслями. Они не заметили ни странного замка, ни вышедшего из него ребёнка.
Когда на дом опустилась ночь и родители уснули, Мари выскользнула из-под одеяла и босыми ногами прошлёпала мимо родительской спальни по коридору. Отец с матерью тихо посапывали, заоконные фонари бросали на дощатый пол дрожащие блики света. На цыпочках девочка поднялась на чердак. Повинуясь странному чувству, Мари обернулась, вгляделась в темноту, где, как ей казалось, виднелся высокий, тонкий силуэт, и произнесла:
– Я верю, что люди меняются, Бессонница. Давай дружить?
Тамара Маркова
Золотая роза
Как-то в некотором царстве
Да в красивом государстве
Жили-были царь с царицей
В белокаменной столице.
Им на утренней заре
Петушок пел на дворе.
Говорили, что в ту ночь
Родила царица дочь;
Что красавицы такой
Не найти нигде другой.
Чередой прошли года,
Дочь-царевна хоть куда:
И красива, и пригожа,
Рукодельница ведь тоже,
Может шить и вышивать.
Не ленится книг читать,
И весьма трудолюбива,
Добродетельное диво.
Скоро ей шестнадцать лет,
Будет праздничный обед,
Поздравленья и подарки,
И кареты-иностранки.
Мыслится царевне юной
О любви той ночкой лунной.
На дворе двадцатый век
Замедляет быстрый бег.
Век машин и звёздных далей.
Всё кружится по спирали.
Каждый день учёный мир
Предлагает новый пир.
Но не будем о таверне.
И вернёмся вновь к царевне.
Раз в преддверии дня рожденья
Вышло деве пробужденье.
Кто-то растревожил сон,
Ведь у дев не крепкий он.
В страхе юная царевна
Теребила простынь нервно.
Наблюдая за луной,
Потеряла свой покой.
Стала чахнуть. Есть не ела,
Тайну разгадать хотела.
Ходит по небу луна,
Ловит спутников она.
Путь дорогу осветила,
Звёзды в озеро спустила.
А густые камыши
Пухом веются в тиши.
Тишина кругом царит.
Лишь царевна всё не спит.
Мнится ей, глядит в окно
Безобразное пятно,
Что растёт и громко плачет,
Призраком в окне маячит.
Вдруг царевна закричала,
Побледнела и упала.
И с тех пор не говорит,
Только на луну глядит.
Онемела в одночасье.
В царстве жуткое несчастье.
Ходит по небу луна,
Тайну знает лишь она.
Царь с царицей безутешны.
В царстве лекари потешны.
Как лечить ту немоту?
Сохранить бы красоту!
Чтобы слухов не плодили,
Тайну разгадать решили.
Срочно выпущен указ,
После ночи, в утра час:
Тот, кто тайну разгадает,
И богат, и счастлив станет.
Потянулись к царству люди.
Все несут дары на блюде.
Звездочёты всех мастей
Шлют хороших новостей.
Чахнет бедная царевна
И ломает пальцы нервно.
Как-то ночью, прямо в спальню,
В девичью опочивальню,
Тайно пробралась старуха.
Дева вновь лишилась духа,
А не может закричать,
Нечем ей на помощь звать.
Успокоила старуха:
– Укусила, что ли, муха?
Хоть кричи, хоть не кричи,
Кто услышит-то в ночи?
Царство тронуто тревогой,
Я ж к тебе пришла с подмогой.
Ты меня не прогоняй,
Молча слушай и внимай.
Я пришла издалека,
Где бурливая река
Протекает вдоль деревни,
Там есть домик очень древний.
Много лет тому назад
Цвёл вокруг чудесный сад.
Круглый год благоухал,
Радость людям он давал.
Но в саду имелось место,
Не было оно известно.
Роза там одна цвела,
Вся из золота была,
Охранялась пуще глаза,
Но сдалась колдуньи сглазу.
Жил в том доме принц когда-то,
Скромно жил и небогато.
Был красив, что Аполлон.
Ведьме часто снился он.
И она в него влюбилась,
Но ответа не добилась.
Отвергал он ту любовь
С каждым разом вновь и вновь.
Дом она заколдовала
Вместе с принцем. Это мало.
Розу спрятала умело,
Это тоже лишь полдела.
Принц видением по свету
Всюду ищет розу эту.
Даже если и найдёт,
Он её ведь не сорвёт.
Он бесплотен массой тела,
Ведьма так ему велела.
И теперь никак иначе,
Принц рыдает, стонет, плачет.
Ты его на днях видала
И от страха замолчала.
Коль поможешь чары снять,
Слов вернётся благодать.
Будешь снова говорить
И меня благодарить.
Встретишь трудности в дороге,
Стопчешь башмаки и ноги,
Но ты счастье обретёшь,
Если розу ту найдёшь. —
И старуха вдруг пропала,
Будто вовсе не бывала.
Призадумалась царевна,
Вырваться б из дома-плена!
Мысли подгоняют в путь.
Но куда идти? Вот жуть!
Бросив платье на лежанку,
Позвала к себе служанку.
С новой робкою надеждой,
Обменялась с ней одеждой,
Легче в рубище простом
Будет кров найти потом.
Вышла ночью тайно в сад —
Не вернуться ей назад.
А куда идти – не знает.
Месяц путь ей освещает.
Далеко родимый дом,
В царстве светлом, за селом.
А вокруг поля, поля,
Незнакомая земля.
Скоро близится рассвет,
Отдыха для ножек нет.
Ни домов, ни деревень.
Топать, видно, целый день
До ближайшего селенья,
А в ногах уже горенье.
Шла, наткнулась на забор,
И под ним сомкнула взор.
Долго ль, коротко спала,
Но очнулась от тепла —
Солнышко её пригрело.
А над нею – ново дело! —
Вдруг старушка наклонилась.
Правда, тут же извинилась
И позвала за собой
В домик за густой травой.
Задаёт вопросы деве,
Та молчит. Старуха в гневе:
– Разомкни свои уста,
Дай ответ, моё дитя.
Ветром что ли принесло
В наше малое село?
Что молчишь? Тебя не съем,
Ведь не злая я совсем.
Здесь давно народ не ходит.
Только ветер колобродит,
И тебя, смотрю, занёс,
Не учуял даже пёс.
Вот чайку сейчас согреем,
Выпьем и повеселеем. —
Как вошли они в избушку,
Разглядела тут старушка,
Что девица не простая,
Чистенькая, но немая.
Бесполезно вопрошать,
Коль не может отвечать.
Не прогнала вон хозяйка.
Вроде, дева не зазнайка,
Пусть немного поживёт
И порядок наведёт,
Трудно ей за всем следить,
Нелегко одной-то жить.
Два денька царевна наша
Убирала дом от сажи,
Мыла, чистила, скребла —
Радость в горницу внесла.
В окна запустила света,
Словно солнечного лета.
Но пришла пора прощанья,
Пишет на листке посланье
С добрым словом, от души
И о том, куда спешит,
Чтоб хозяйка прочитала
И совет в дорогу дала.
Ей ответила старушка:
– Ты бедовая девчушка,
У тебя большое сердце,
Где добру открыта дверца.
Дам тебе зерна мешочек,
Он спасёт от чёрных точек —
Это стая воронья,
Не дадут тебе житья.
Кинь зерна через плечо,
А потом щепоть ещё.
Сзади вырастет пшеница,
И на ней осядет птица.
Вновь царевну путь ведёт.
Вот и первый поворот.
Впереди река бурлива,
Быстротечна, говорлива.
Нет ни лодочки на ней.
Как же перебраться ей?
Лебедь бьёт крылами воду:
– Помоги скорей в угоду.
Кто-то выставил капкан,
Словно изверг-истукан.
Там израненная птица,
Там лебёдушка томится! —
Вняла лебедю царевна,
Участь в западне плачевна,
И лебёдушку спасла.
Ранил ей капкан крыла.
«Но теперь уж я свободна!
И проси, чего угодно».
Но молчит царевна наша,
Нечем говорить ей даже.
Да и как просить у птиц
Долететь до тех границ,
Где другие берега?
В разговоре лишь рука.
Много ли руками скажешь?
Помахаешь – не обрящешь.
Молвит лебедю подруга:
– Горе девушке и мука,
Коль не можешь говорить.
Хочешь речку переплыть?
Так садись на наши спины,
Путь на дальний берег длинный.
Мы его переплывём.
Там есть одинокий дом.
Не его ли, дева, ищешь?
Здесь давно слов не услышишь.
Только ветерок-бродяга,
Да злых воронов ватага.
И от них спасенья нет
Много-много долгих лет.
Если что, мы рядом будем,
Про добро мы не забудем. —
Забурлила вдруг река,
Гонит волны в берега.
Птицы волнам не сдаются,
Быстро лапками гребутся.
Виден берег незнакомый.
Нет дороженьки ведомой.
Птицам дева поклонилась,
В путь через бурьян пустилась.
Ни дороги, ни тропинки,
Больно хлещут колосинки.
Слышит стон, а с ним – рыданье,
И на звук идёт в страданье.
Стон всё ближе. За кустами
Дом стоит перед глазами,
Весь заросший, а в окне
Белый силуэт извне,
Стонет, плачет и рыдает,
Деву внутрь приглашает.
Входит бедная царевна
На порог со страхом нервным.
В комнате чуть осмотрелась.
Вид не придавал ей смелость,
Пыль не тронута веками
На столе, под образами.
И куда ни кинешь взор —
Запустение, разор.
Рядом стон царевна слышит,
Замирает и не дышит.
Белый призрак перед ней
У незапертых дверей.
Он бесплотен и летает,
Много лет в тоске страдает,
Миловидные черты
На лице без чувств пусты,
Лишь бесформенная маска,
Что на ощупь очень вязка.
Отойдя чуть от испуга,
Собралась царевна духом.
Взгляд от пола оторвала,
Тихий голос услыхала:
– Не хотел тебя пугать.
Мне один удел – летать.
Не всегда я был таким,
Бестелесным и пустым.
Жил один я на просторе,
И цветов здесь было море.
На лугу паслись стада,
И народ ходил сюда.
Здесь подаренную розу
Охранял я от мороза.
Золотым огнём цвела,
Сердцем для меня была.
Заколдован ею был,
Только розу и любил.
Будто девушку лелеял,
Холил и надежду сеял,
Звал её своей невестой,
Нежной маленькой принцессой.
Но однажды в нашем крае
Появилась ведьма злая.
Нашептали ей про розу
Не стихами, только прозу,
И забыла та покой —
Жаждет розы золотой.
По пятам за мной ходила
И продать её просила.
А взамен свою любовь
Предлагала вновь и вновь.
Отвергал я притязанья.
И за это в наказанье
Был я в призрак обращён,
Розы золотой лишён.
И с тех пор брожу по свету,
Не найти мне розу эту.
Даже если и найду,
Не сорвать мне розу ту.
Я бесплотен и без рук.
Помоги мне, милый друг!
Натворила ведьма бед,
Сгинул чёрный её след.
Но остались два предмета
Там, на полке у буфета,
Флейта с золотым замком.
С ними я давно знаком.
Согласишься мне помочь,
Мы прогоним страхи прочь.
Эта флейта не простая,
Если, звуки извлекая,
Заиграешь – станешь пери,
За тобой пойдут все звери.
Как загонишь их в подвал,
Кто б из них не горевал,
Ты игру не прекращай
И щеколду закрывай
На замочек золотой.
Он волшебный, не простой.
Будут выть, царапать двери.
Постепенно стихнут звери,
Чары ведьмы упадут,
Их сломается редут.
Ну, а роза золотая
Где-то рядом там страдает.
Ты найди её, царевна,
Будет в доме жизнь напевна.
Я рыдать за много лет
Так устал, что мочи нет.
Не вернёшься поутру,
Я в большой тоске умру. —
Замолчало привиденье,
Ждёт царевнина решенья.
А она идёт к буфету
И находит там предметы:
Флейту с золотым замком.
Всё без спешки и молчком.
Разглядела их немного
И направилась к порогу.
Снова путь через бурьян.
И на теле много ран,
В цыпках её белы руки,
Докучают сильно мухи.
Тучей вьётся мошкара.
Богом брошена дыра.
Не поют тут даже птицы
Для пригожей свет-девицы.
А она судьбе покорна,
Сквозь бурьян идёт упорно.
Слышится ей рык звериный
С воем длинным и противным.
Видится глухой забор,
Не пролезет в щёлку вор.
Обошла вокруг царевна.
Зарычали звери нервно.
Не ходил ведь целый век
К ним двуногий человек.
Здесь охрана псов голодных
Раздирают неугодных,
Стерегут златой цветок,
Чтоб украсть никто не смог.
Вкруг забора дева ходит
И калиточку находит.
Неприметен её вид,
Густо вход плющом увит.
Страшно стало тут до жути.
Как дойти до самой сути?
Разорвут ведь ни за что,
Не найдёт костей никто.
В сумке вдруг коснулась флейты,
И молчком себе – не дрейфь ты!
Дверцу смело отворила,
Внутрь двора ногой ступила.
Тут зверьё к ней набежало,
А их было здесь немало.
Пасть открыли и рычат,
Деву разорвать хотят.
Заиграла им царевна,
Звуки полились напевно.
Звери стали тише мыши
И легли к ногам поближе.
А она бросает взор
На травой заросший двор.
Где ей тот подвал найти,
Чтоб зверьё в него свести?
Видит низкое строенье,
Заиграла в упоенье.
Всё зверьё пошло за ней.
Звуки флейты всё сильней.
Перед ней подвал глубокий,
Очень тёмный и широкий.
Обошла его царевна,
Чтоб попали звери верно,
Золотой замок достала,
Дверь щеколдой приковала.
Крепко держит дверь замок,
Давит низкий потолок.
Воют звери и страдают,
Слюни горькие глотают.
Обхитрил их человек
Первый раз за целый век.
Дверь царапают от злости,
Да свои ломают кости.
Вскоре стихло всё в подвале,
Им на волю ход не дали.
Солнце село. Вечереет.
Деву сон сейчас сомлеет.
Завтра будет день сложней,
Надо сил набраться ей.
Прикорнула под кустом
И забылась тяжким сном.
Снятся ей места родные,
Мать с отцом, дела благие.
Над царевной ночь летает,
Сны о доме навевает.
Утром лишь глаза открыла,
Уходить собралась было,
Да ведь розу не нашла,
И в обход двора пошла.
Громко каркнула ворона
Нарушителю закона.
Знать, смотрителем она
Стаей здесь поставлена.
Деве надо торопиться,
Мало ли чего случится.
С задней стороны сарая
Видит – роза золотая.
Вся искрится и блестит.
У царевны глаз горит.
И изящна, и красива,
Удивительное диво.
Нет, нельзя её ломать,
От неё льёт благодать.
Выкопала куст бесценный
И на путь ступила бренный.
До реки чуть-чуть осталось,
Гладь её уж показалась,
Только стая воронья
Не даёт совсем житья.
Чёрной тучей навалились,
Деве в волосы вцепились,
И клюют за шею, руки.
Силы нет терпеть те муки.
Вспоминает про мешочек.
Бросив зёрен в чёрных точек,
А потом щепоть ещё
Кинула через плечо.
Встала позади пшеница,
И на ней осела птица,
Как увидели еду,
Позабыли про беду.
А царевна вновь в пути.
Вот и домик впереди.
Только где же призрак сам?
Не слышны и стоны там.
Тихо в домике, тревожно.
Дева входит осторожно.
Оглушает тишина.
Видит призрака она.
Он совсем без сил лежит.
Добрых слов не говорит.
Достаёт царевна розу,
Потекли по щёчкам слёзы.
Неужели опоздала?
Принцу веру оборвала?
Нет! Вот роза на груди!
Принц, скорее пробудись!
Плачет бедная царевна.
Рвёт листы у розы нервно.
Смотрит, что же с розой стало?
Красота её увяла!
Почернели лепесточки,
Злато блекнет на цветочке.
Тут царевна разрыдалась.
Значит, зря она старалась!
Принц ушёл, цветок увял,
Немоту никто не снял.
Где обещанное счастье?
Камнем на душе ненастье.
Плачет бедная царевна.
Безутешно горе, верно.
Взяла девушку усталость,
Ничего ведь не осталось.
Видит у окна кровать,
Прилегла и стала спать.
Отдохнёт совсем немного
И отправится в дорогу.
Но пока царевна спала,
Роза изменяться стала.
Цвет лучисто-золотой
Изменился – стал живой.
Роза жизнью заиграла,
В ней любовь затрепетала.
В принце сердце оживает.
Призрак в принце умирает.
Принц теперь такой, как прежде,
Он откроет дверь надежде.
Алой розы нежен вид,
Но любовь не к ней летит.
Видит он царевну спящей,
К ней кидает взор молящий.
Вот она, его судьба!
К ней летит его мольба.
Ярким будет пробужденье,
Райских птиц услышит пенье.
Охраняет принц покой
Гостьи юной, дорогой.
А царевна вдруг проснулась,
Принцу мило улыбнулась:
– Неужели я спала?
Кто вы? Вас не знаю я.
– Принц я, призрак тот ужасный,
Но теперь он не опасный.
Ты спасла меня, царевна,
В сердце радостно, напевно.
Полюбил тебя я сильно,
Чувство нежности обильно.
Будь, прошу, моей женой,
Вместо розы золотой,
От меня прими вот эту
Алую любви примету.
Пусть она благоухает
И любовь оберегает. —
Лёгким был обратный путь,
Им с дороги не свернуть.
Погостили у старушки
В низкой маленькой избушке,
Что давала кров царевне
В её горе неизмерном.
Наконец, дошли до царства.
Траур носит государство.
Нет наследницы престола.
Слуги ходят – глазки к полу.
В общем, плачут по царевне.
А она идёт к молельне.
Тут колокола запели.
Царь с царицею вспотели —
Неужели дочь нашлась?
То-то радость! То-то сласть!
Через день играли свадьбу,
Танцевали даже мамбу.
Пили, ели до отвала,
Чтоб страна не горевала.
Подружились государства
Без войны и без пиратства.
Я там тоже побывал,
И о том вам рассказал.
Алиса Неразвей