Подняв голову, кот увидел перед собой зайца Павлика.
— Как хорошо, что я тебя нашёл! — радостно закричал Фердинанд, утирая слёзы. — Я отдам тебе все свои усы и, если хочешь, вдобавок всю шерсть с груди выдеру, только умоляю, открой этот ящик и выпусти Пушистика!
— Осмелюсь усомниться в том, кто кого нашёл, но хорошо, что ты образумился. — Павлик радостно потёр лапы: — Ну, идём ко мне в нору.
— Но Пушистик… — Фердинанд не хотел медлить ни минуты лишней. — Он там умирает, мне надо как можно скорее…
— Никто ещё от этого не умер, — сердито оборвал его заяц. — И пошевеливайся, если хочешь, быстрее к нему вернуться.
— А прямо здесь нельзя?
— Нет, здесь нельзя, — отрезал заяц и махнул лапой, показывая направление: — Иди за мной.
Заяц Павлик не надеялся, что ему и в самом деле удастся получить от кота то, чего он так жаждал. Один раз он уже попытался обдурить серого кота (уже знакомого нам Жулика), но ничего не добился, только опалил его длинные красивые усы и получил от него по загривку, но это уже другая история. Так что Павлик не хотел рисковать. «И потом, ещё увидит нас какая-нибудь назойливая синичка и разболтает всему лесу, откуда у меня такое богатство. Неправа была мама, когда говорила, что не в усах счастье. А в чём же тогда счастье, в чём?»
Рассуждая так, заяц привёл Фердинанда к поваленному и облепленному опёнками дереву.
В заячьей норе
Павлик раздвинул высокую траву, и за ней показалась нора.
— Мы пришли, заходи.
В норе было темно и пахло капустой.
— Ой! — вскрикнул Фердинанд, тут же на что-то наткнувшись — нора была тесная и забитая всяким барахлом.
— Тише ты, — злобно прошипел Павлик. — Ну, давай сюда свои усы!
Фердинанд, стиснув зубы, быстро выдернул усы и отдал их зайцу.
— Вот, все до одного. А теперь говори, как открыть ящик.
— Наберись терпения, — ответил Павлик.
Осторожно взяв у Фердинанда усы, он достал из сундучка осколок зеркала и, косясь одним глазом в это своё зеркальце, а другим на Фердинанда, вставил каждый усик в отдельную ямку около носа. Они оказались в самый раз, заяц прямо-таки засиял от счастья и, нежно поглаживая новенькие усы, воскликнул:
— Красота!
И тут заяц заметил, что в лапе у него остался один усик. Открыв тот же самый сундучок, он достал оттуда обрывок фольги, завернул в него усик и бережно уложил на дно сундучка, пояснив:
— Про запас.
Фердинанд дрожал от нетерпения.
— Ну, готово?
— Да, — сказал, наконец, Павлик. — С левой стороны ящика есть колечко. Потяни за него — и ловушка сама откроется.
Фердинанд мчался, ничего вокруг себя не замечая, и в такт собственным прыжкам мысленно приговаривал: «Потянуть за колечко…»
Кусты малины обдирали уши, ветки больно цепляли за лапы и норовили обвиться вокруг груди. Фердинанд не обращал на них внимания и без остановки ломился вперёд, к Пушистику.
— Колечко, надо потянуть за колечко!.. — задыхаясь, выкрикнул кот и, выбравшись наконец из малинника, стремглав кинулся вызволять друга.
Но зелёная поляна была пуста — ни ящика, ни Пушистика! Фердинанд удивлённо и испуганно покрутил головой. Он никак не мог понять, куда пропал Пуш. И куда подевался ящик? Может, он не туда прибежал? Да нет, вот слева обломанная ветка с переспелыми ягодами, и пробка от бутылки из мха торчит. Полянка точно та самая.
— Пуш! — позвал Фердинанд. — Пуш, отзовись! Пушик!
Кот уловил едва заметный шорох, с которым пробирался мимо жук, пёстрая птица прямо над ухом насвистывала утреннюю песенку, слышно было, как, медленно покачиваясь, опускаются на землю пожелтевшие листья, а Пушистик не отзывался. Его нигде не было. Только на том месте, где раньше стояла ловушка, примятая трава, словно усталый путник, потихоньку распрямлялась, готовясь снова тянуться кверху. И две свернувшиеся капли крови, такие неуместные здесь, висели на гибком стебельке полевицы.
У Фердинанда перехватило дыхание. Ничего подобного он никогда раньше не чувствовал. Ему казалось, будто все деревья, сколько есть в лесу, вдруг навалились ему на грудь, горло вероломно захлестнул вьюнок, а сердце расплавилось и вытекает наружу вместе со слезами.
Длин-но-усый!
Кот брёл по лесу, ничего вокруг не видя и не слыша. Ему не докучало жужжание тучных зелёных мух, не радовало прикосновение к лапам мягчайшего нагретого солнцем мха, который так и манил прилечь и мирно вздремнуть после сытного завтрака. Да и о том, что никакого завтрака сегодня не было, он не помнил. Фердинанд шёл, глядя куда-то в одну точку среди деревьев, до которой он никак не мог добраться, и эта точка всё удалялась, прячась среди теней, и иногда делалась очень похожей на чёрное пятнышко на кончике хвоста у Пушистика. «Пуш, милый мой Пушик, — мысленно повторял Фердинанд, — надо было потянуть за колечко… надо было только чуть-чуть подождать… милый мой…»
И вдруг уши Фердинанда уловили странный гул, ничего общего не имевший с птичьим щебетом и неспешным шелестом деревьев. Кот остановился, вяло огляделся и попытался определить, откуда идёт этот шум. Голоса, полные изумления, восхищения и одобрения, то оживлялись, то уважительно затихали, но доносились они точно от разросшегося орешника, усыпанного ещё неспелыми орехами.
Фердинанд пошёл на голоса. За орешником, на освещённой солнцем полянке, обступив кого-то кружком и вытягивая шеи, чтобы заглянуть поверх голов, стояли лесные звери — они-то и подняли весь этот шум. Шесть зайцев, дружно шевеля ушами, все разом, будто по команде, подскакивали и выкрикивали: «Длин-но-усый! Длин-но-усый!» Восемь белок носились вокруг, умудряясь на бегу одобрительно кивать. Три ежа и четыре барсука аплодировали и уважительно приговаривали: «Настоящие. Самые что ни на есть настоящие». А одна мышка, забравшись на плечи другой мышке, восторженно пищала и размахивала, словно флагом, жёлтым одуванчиком. Никто и не заметил, как Фердинанд, осторожно подкравшись к кружку зверей, присел неподалёку. Зайцы так высоко подпрыгивали, что совершенно невозможно было разглядеть, кто там, в середине круга. Правда, Фердинанд не очень-то и старался разглядеть. Сидя в сторонке, он равнодушно наблюдал за странным собранием.
— Ну что, видел? Расскажи, расскажи мне скорее! Они и правда такие длинные? — голос раздавался откуда-то из-под земли и явно обращался к Фердинанду. Кот, словно очнувшись от сна, огляделся. Из свежей кучки земли торчала голова крота. Голова так и крутилась от любопытства во все стороны.
— Что длинное? — Фердинанд едва узнал собственный голос: трудно говорить, когда на грудь тебе навалились все деревья леса.
— Ты что, с неба свалился? Да усы же? Длинные у Павлика усы?
Фердинанд подскочил как ужаленный и рванул в середину круга. По пути он сшиб мышку, которая размахивала одуванчиком, отдавил лапу барсуку и едва не растоптал белку.
— Брысь отсюда! Пропустите! — злобно шипел он, протискиваясь между зайцами.
Посреди полянки, на небольшом круглом камне, он увидел Павлика. Заяц, стоя на задних лапах и гордо выпятив грудь, хвастался перед всеми новенькими усами.
— Гадёныш! — завопил Фердинанд, вложив в это слово всю накопившуюся боль и всю злость — и кинулся на Павлика.
Лесная полянка мигом опустела: белки запрыгнули на деревья, зайцы разбежались кто куда, ежи и барсуки попрятались в кустах, а мышки залезли в кротовины.
— Теперь тебе конец! — прошипел кот, запустив острые когти в мягкую заячью шубку.
— Спасите! — попытался крикнуть Павлик, валяясь лапами кверху, но не нашлось ни одного смельчака, которому захотелось бы спасать свежеиспечённого обладателя длинных усов.
— Говори, куда Пуша перепрятал, или я тебя сейчас в клочья разорву! — злость Фердинанда хлестала через край, глаза горели жаждой мщения. — Ну, говори!
Павлик дрожал от страха. Нет, он испугался вовсе не угроз Фердинанда. Куда страшнее ему казалось другое: что, если сейчас все звери, которые только что восхищались его усами, а теперь затаились в ближайших кустах, услышат подлинную историю о том, как он заполучил свои усы? Этого он боялся куда больше, чем быть разорванным в клочья.
— Хорошо, я тебе всё расскажу, только не здесь, усами клянусь — расскажу!
Фердинанд молча разжал когти и выпустил зайца. Павлик встал, боязливо огляделся, быстренько пересчитал усы и, успокоившись, тихо сказал:
— Пойдём.
Фердинанд больше ни о чем не спрашивал. Единственное, чего ему хотелось, — как можно скорее снова увидеть Пушистика. Целого и невредимого.
— Если с ним что-нибудь случилось, ты об этом сильно пожалеешь! — процедил сквозь зубы Фердинанд зайцу в спину.
В усадьбе
В молчании они дошли до опушки леса. Выбравшись на опушку, Фердинанд сразу оживился — лес уже давненько его угнетал и раздражал.