Кузнец прислонил молот к стене и сделал шаг к Мелисенде.
— Откуда ты, дитя печали? Ты грустна и измучена! — голос его звучал так ласково, так сочувственно, что Мелисенде почему-то захотелось заплакать.
— Я пришла оттуда… — Мелисенда протянула руку в сторону Южной Долины. Голос её задрожал. — За мною гонится чёрный человек. Он хочет поймать меня…
Слёзы набежали ей на глаза, и в их расплывчатом, лучистом свете Мелисенде показалось, что Кузнец высок, как могучее дерево.
— Сначала выпей козьего молока. — Кузнец, не спуская с неё зоркого взгляда, протянул глиняную кружку с ещё не остывшим парным молоком. — Кто бы ты ни была, здесь ты найдёшь защиту и приют. Я, Горный Кузнец, не дам тебя в обиду.
Вдруг всё закружилось перед глазами Мелисенды, она пошатнулась, глиняная кружка выпала из её ослабевших рук и разбилась. Мелисенда упала бы прямо на камни, но сильные руки Горного Кузнеца подхватили её.
Мелисенда очнулась в маленькой комнате с каменными стенами, на простой жёсткой постели, застеленной шкурами. Кузнец сидел рядом в высоком кресле. Букет полевых цветов стоял на грубо сколоченном деревянном столе.
«Какие у него глаза, глубокие и добрые», — подумала Мелисенда, глядя на Горного Кузнеца.
Пока она спала, платок сполз с её головы, и золотые волосы, как бесценное сокровище, рассыпались по подушке.
«Какое прелестное лицо, — подумал Горный Кузнец, глядя на Мелисенду. — Но почему оно так искажено страхом и страданием? Как она бледна…»
Вдруг Мелисенда вздрогнула.
— Мне приснилось, что он поймал меня… — прошептала она. — У него такие цепкие, злые руки…
— Кто он? Скажи, кто преследует тебя? — нахмурившись, спросил Горный Кузнец.
— Граф Мортигер, — упавшим голосом проговорила Мелисенда. — Я так его боюсь…
— Фью! — Горный Кузнец негромко присвистнул. — Как же, как же! Наслышаны мы о нём. Чёрный маг и колдун, вот кто он! Но как пересеклись ваши пути? Однако знай, здесь у меня ты в безопасности, дитя печали!
«Если бы мой добрый хозяин знал, какая я грешница, он прогнал бы меня от своего порога», — с горечью подумала Мелисенда.
Солнце коснулось вершин далёких гор и, заливая золотом вечерние облака, стало опускаться, меркнуть.
— Я не протянула ей руку, — вдруг, не выдержав, призналась Мелисенда и горько заплакала, уткнувшись лицом в подушку. — Несчастная захлёбывалась, а я стояла на мосту и смотрела. Я знаю, на мне лежит проклятие, но сердце моё разрывается. Молю вас, не гоните меня. Скоро ночь, я боюсь темноты. Обещаю вам, как только рассветёт, я уйду.
— Нет, нет, я не прогоню тебя, — пристально глядя на неё, сказал Горный Кузнец. — Если ты и согрешила, твоё раскаяние глубже, чем пропасти, окружившие мою хижину. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь.
— Я не посмею, — прошептала Мелисенда, поворачивая к нему заплаканное лицо. Но она почувствовала, что какой-то свет зажёгся в её душе.
На другое утро Мелисенда собралась в путь. Горный Кузнец дал ей с собой круг сыра и хлебец с изюмом.
— Ты всегда можешь вернуться в мою хижину, дитя печали, — сказал на прощание Горный Кузнец.
Мелисенда взглянула вправо на Южную Долину, полную солнца, свежей зелени и ярких цветов. Вдали сверкало, как зеркало, тихое озеро, окаймленное вдоль берегов белыми лилиями. Но туда идти нельзя, там рыщут по дорогам безжалостный граф Мортигер и его слуги…
Мелисенда взглянула налево, в сторону Северной Долины. Серая каменистая дорога, извиваясь, уходила вдаль. Кто ни пройдет, ни проедет — клубы серой пыли. Поникшие деревья, опустив вялые ветви, стояли, словно нищие, просящие подаяния. Вдалеке видно было засохшее, мёртвое озеро.
«Неприютное, унылое место, — подумала Мелисенда. — Но там, пожалуй, меня не будет искать граф Мортигер…»
Девушка низко поклонилась Горному Кузнецу, боясь взглянуть в его твёрдые, светлые глаза, которые как будто видели её насквозь.
Опустив голову, она заторопилась вниз по каменистой дороге. Оттуда поднимался холодный, колючий ветер.
Глава 11
Опасное решение
Ночь уходила, подбирая последние, чуть тлеющие звёзды.
Принц Амедей ехал по Южной Долине мимо влажного густого леса. Он не слышал мягкого шелеста ветра, постукивания созревших вишен на отяжелевших ветвях. Лесные птицы провожали его ночными песнями, но принц, погружённый в свои мысли, не слышал ничего.
Верный конь с белым пятнышком во лбу шёл плавной рысью, словно не знал усталости.
«Где моя светлая девочка? — в глубокой тоске думал принц Амедей. — Как она могла убежать из дворца, не дождавшись меня? Её няньки напились с горя и спят на коврах. Слуги без дела, опустив руки, шатаются по замку. Ведь король Унгер тоже исчез, и никто не знает, где он. Боюсь, тут дело не обошлось без злого колдовства… Меня терзают недобрые предчувствия. А эта девушка в трактире «Весёлый Гусь»? Мне надо, надо было взглянуть ей в лицо, но она так быстро убежала. Почему-то мне кажется, что в ней — разгадка моей печальной тайны…»
Принц Амедей заглядывал во все придорожные гостиницы и трактиры. Расспрашивал всех встречных, даже нищих странников. Одни и те же вопросы… Но никто ничего не знал об исчезнувшей принцессе.
Принц Амедей ехал дальше, и отчаяние всё сильнее сжимало его сердце.
Солнце поднялось из-за леса, поджигая низкие облака. Синие туманы медленно уползли в лес.
Принц Амедей спешился и присел у корней высокой белоствольной берёзы.
— Принц Амедей-ей-ей-ей! — услышал он вдруг чей-то невесомый, летучий голос, словно бы окруживший его со всех сторон.
— Это Лесное Эхо! — принц Амедей вздрогнул от неожиданности. — Как странно! Оно окликает меня по имени…
— Слушай меня! И правду узнай-ай-ай-ай! — еще громче послышался голос.
— Я слушаю тебя, слушаю! — принц Амедей вскочил на ноги. — Говори же, говори, Лесное Эхо!
— Воробей сказал… — с важностью прогудело Лесное Эхо. — Воробей сказал: память принцессы Мелисенды у злого колдуна-на-на-на! А Сокол сказал: Мортигер дал принцессе чужую память. Память убийцы-цы-цы-цы!..
— Какое злодеяние! — с волнением воскликнул принц Амедей. — Но где же её память? О боже! Бедная моя девочка, как же она страдает!
И снова послышался гулкий, раскатистый голос:
— Воробей сказал: память принцессы во дворце Мортигера-ра-ра-ра!.. В колдовской жемчужине-не-не-не!.. А Сокол сказал: кто разобьет жемчужину, тот замёрзнет-нет-нет-нет! Навсегда-да-да-да!..
Теперь слова доносились тише, откуда-то издалека.
— Спасибо тебе, Лесное Эхо! — крикнул принц Амедей, поворачивая голову, стараясь догадаться, куда улетело Эхо. — Я верну, верну память моей любимой. Даже если я погибну…
— Ну-ну-ну! — затихая, печально повторило Эхо, заодно ловя пение лесных птиц: — Фью-фью-фью…
Но скоро всё стихло.
Принц Амедей ехал по Южной Дороге. Солнце пёстро светило сквозь густую листву.
В стороне от дороги он увидел изумрудно-зелёную поляну. Три красавицы в богатых одеждах, скинув атласные туфельки, босиком перекидывали друг другу золотой мяч. В траве мелькали их маленькие розовые ножки.
Девушки, перебивая друг друга, крикнули принцу Амедею:
— Сэр рыцарь, куда вы спешите?
— Прекрасный рыцарь, останьтесь с нами!
— Мы живём на холме Радости в замке Утех! Идите к нам!
Сверкали на солнце их лимонно-золотистые волосы. Голоса звучали так заманчиво, так зазывно, что принц хотел было уже спешиться… Но вдруг опомнился и снова тронул коня.
— Нет, красавицы, манят остаться ваши чудесные нежные голоса. Но иной голос слышится мне, полный страдания и боли. Он зовёт меня следовать своим путём.
В тот же миг золотой мяч упал на траву и превратился в колючего зверька с оскаленными зубами. А девушки с недобрым смехом исчезли, словно растаяли в воздухе.
Солнце стояло высоко, его жаркие лучи жгли сквозь одежду. Верный Эренлив шёл медленно, опустив голову.
«Пить хочет мой добрый конь», — подумал принц Амедей и тут же услышал переливчатый звон сбегающего с холма ручейка. Словно по ступеням, сбегал ручеёк по разноцветным камешкам. В его прозрачных струях играли пёстрые рыбки. Над водой наклонились гибкие ивы, окунув в воду концы длинных серебристых ветвей.
«Здесь, в тени, я отдохну и напою коня», — подумал принц Амедей. Но тут ему послышалось, что голубые струйки поют тонкими голосами:
— Приди, отдохни, напои коня…
«Не простой это ручей», — вздрогнув, подумал принц Амедей и тронул поводья.
В тот же миг пропал бегущий с холма ручей, исчезли склонённые ивы. Остались только сухие камешки, рассыпанные по траве.
— Потерпи, мой Эренлив. Недобрый это был ручей — колдовской. Хорошо, что я не напоил тебя.
Солнце тем временем зашло за вершины далеких гор. Повеяло вечерней прохладой. Только низкие облака еще светились багрово-алым светом, словно стараясь удержать последние закатные лучи.