– Гномы и есть. И говорят по-нашему. Только с трудом.
– Да, я заметил, не болтливые ребята.
– Никто не знает, откуда они. Налетают из-под земли, уводят под землю. Одеты одинаково.
– А я одного в фартуке видел.
– О, это значит начальник. А если увидишь кого в такой курточке, серенькой, с большим вырезом, тремя пуговицами, и здесь кармашком, – Прохор описывал пиджак, – это, значит, самый главный начальник, не поклонишься ему, дубинкой огреют.
Решётка снова загрохотала. В проходе перед камерой стоял гном, кожаные штаны которого еле держались под толстым брюхом.
– Оба! Выходить! Работать.
– Работать? Ну-ну. Идём, Прохор, они увидят, как я могу работать. Они про это внукам сказки будут рассказывать. А те писаться от страха.
У Толстого начинался первый рабочий день.
* * *В дверь постучали. Рюкзак выпал из рук Профессора, зазвенели недоразбитые осколки тарелок.
– Не успели!
– А, а, а, – Белочка заикалась, – А давай скажем, что никого нет дома!
Профессор косо на неё глянул. Она укусила себя за большой палец. Стук не повторился. Профессор на цыпочках подошёл к двери и глянул в шёлку.
– Никого!
– Может, они ошиблись дверью?
– Ага. И улицей ошиблись. И деревней. И лесом. Случайно мимо проходили. Прятаться надо. Нет, нет, не туда.
Профессор вытащил Белочку из-под стола.
– Давай в погреб.
Передвигаясь почему-то на карачках, гномы подползли к крышке погреба. Профессор взялся за ручку. В крышку постучали. Снизу.
– А-а-а!
Белочка подскочила вверх и вбок, как перепуганная кошка, Профессор упал на крышку сверху.
– Беги через дверь! Я их тут задержу!
Но задержать их, кто бы они ни были, не получилось. Люк вместе с лежащим на нем Профессором со скрипом приподнялся.
– Прошу вас простить мою настойчивость, – раздался голос из образовавшейся щели, – не могли бы вы разрешить мне войти?
– Бум, бум, бум!
Профессор попрыгал на крышке, пытаясь её закрыть, но щель не уменьшалась ни на миллиметр. Белочка стояла, держась за ручку двери, готовясь выскочить на улицу.
– Прошу прощения за мою неделикатность, если я вам помешал, – продолжал голос, – если я не вовремя, я могу зайти попозже. Скажем, через тысячелетие.
– Чего?
Профессор перестал прыгать и нагнулся, пытаясь заглянуть в подпол.
– О, я, кажется, неверно сформулировал. Через тысячячасие? Тысечеминутие? Тысячасекундие? Да, верно, тысячасекундие.
– Э-э-э, через пятнадцать минут, – перевёл на гномий язык Профессор. От испуга он считал, как калькулятор.
– Мне кажется, это не подземный гном, – осторожно сказала Белочка, стоявшая у двери.
– Мне тоже так кажется. Подземные гномы вдесятером такое слово не выговорят.
Профессор встал на колени на крышку погреба, упёрся руками в пол, опустил между ними голову и заглянул в щель между полом и крышкой. Из темноты на него смотрели черные глаза. Совершенно черные. Полностью. Ни склеры, ни радужки. Они блестели в луче света на чёрном лице. Глаза мигнули. Профессор мигнул в ответ. Медленно. Закрывшись, его глаза не захотели открываться.
– Ты… кто? – наконец выдавил он из себя.
– О, это сложный вопрос. Я с удовольствием на него отвечу, но, быть может, вам будет удобнее слушать сидя на стуле, а не у меня на голове? Не сочтите меня невежливым, я не настаиваю, но мне такое предложение кажется разумным. Я беспокоюсь только о вашем комфорте.
– Белка, – прохрипел Профессор, так и стоявший вниз головой, – что он сказал?
– Он сказал: «Слезь с моей головы, маленький мерзавец».
– А! Я так и подумал.
Профессор, пятясь, сполз с крышки, которая стала медленно подниматься.
По лестнице из подпола поднимался…
– Мамочка, – ахнула Белочка, – бревно с глазами!
Существо, шагнувшее на пол, представляло из себя чёрный матово блестящий цилиндр, в полтора раза выше Профессора, с короной на голове. Корона медленно вращалась. Доски деревянного пола под существом прогибались и отчаянно скрипели.
– Добрый день, – сверкнул цилиндр бликами в чёрных глазах.
В его верхней части небольшой щелью открывался рот. Носа не было.
– Здрррасьте, – поздоровались гномы.
Профессор с Белочкой, сами того не заметив, подошли друг к другу и взялись за руки.
– Благодарю вас за то, что вы позволили мне войти, это так любезно с вашей стороны.
– Присссаживайтесь пожалллуйста, – предложила Белочка дрожащим голосом, заразившись вежливостью бревна.
– О, спасибо, благодарю вас, милая дама, но это невозможно.
Белочка хмыкнула.
Цилиндр расправил маленькие плоские ручки, похожие на ласты, до того сложенные на том месте, которое мы бы назвали животом. В сложенном состоянии ручки прятались в углубления и совершенно не выделялись на поверхности.
– Моё строение отлично от вашего, я не сгибаюсь посередине и могу только стоять. Укажите место, любезная хозяйка, где моё стояние менее всего было бы для вас обременительно.
– Чего-то я его с пятого на десятое понимаю, – прошептал Профессор Белочке в ухо.
– Будь добры встать возле печки, – сказала Белочка цилиндру, и, отцепившись от Профессора, зачем-то сделала книксен.
– Вот как надо с девочками разговаривать, а не так как вы, пеньки берёзовые, – прошептала она в ответ.
– Тогда спроси, кто он такой, – злобно буркнул Профессор, – раз у вас взаимопонимание образовалось.
– О, прошу прощения, я невольно подслушал ваш разговор, я не удосужился предупредить, что мой слух гораздо тоньше вашего, это моя вина.
Цилиндр, стоя вертикально, переместился к печке. В нижней его части мелькали маленькие черные ножки. Размером и формой – как палец гнома. Только черные. Тысячи маленьких черных ножек.
– Я с превеликим удовольствием расскажу вам о себе, если, конечно, рассказ о моей скромной персоне не покажется вам утомительным или неинтересным.
– Э, давай, излагай, мы с этим, превеликим, послушаем.
Профессор никак не мог поймать подходящую интонацию.
– Задача сия трудна для меня, но я приложу все усилия, чтобы представляемая вам картина была ясна и доступна пониманию…
– Слушай, – не выдержал Профессор, – а ты не мог бы как-то попроще усилия прилагать? Я в твоих словах тону, как муха в киселе.
– Хам, – ткнула Белочка его локтем под ребра.
– А разве не так принято говорить в ваших счастливых краях?
– Нет. Не так.
Про счастливые края Профессор решил ничего не говорить.
– О! Но ведь совсем недавно, каких-то лет триста…, – цилиндр замялся, корона на его верхушке закрутилась быстрее. – Ах, да, я совсем не учёл скорости протекания… Да. Я постараюсь говорить проще. Хотя не могу не заметить, что я сожалею о том упрощении, которому подверглось высокое искусство непринуждённой беседы.
– Белка, может, его стукнуть чем-нибудь тяжёлым, для упрощения? – тихонько предложил Профессор.
– Отстань, ты мне весь вечер испортил.
– Каким образом? – удивился Профессор, но его вопрос остался без ответа.
– Если говорить просто и коротко, – продолжил цилиндр, – то я живу под землёй, хотя к живым существам по вашим меркам не отношусь.
– Нормально, – округлил глаза Профессор, – у нас в гостях мёртвое говорящее бревно.
– Нет-нет, бревно это дерево, материал органический. А это, – цилиндр постучал себя ручкой по зазвеневшему животу, – вольфрамо-молибденовый сплав. С примесью титана, конечно. Внутри кремний. Я представитель неорганической цивилизации с кремниевым сознанием.
– Чего он говорит? – теперь не поняла уже Белочка.
– Он говорит, что он не деревянный чурбан, а железный. Металлический, вернее.
– Да, я из металла, именно это позволяет мне жить в глубине земного шара.
– А… вот… он тоже? С сознанием?
Белочка осторожно отодвинулась от железного ухвата, стоящего у печки. Не хватало ещё, чтобы он ей подмигнул.
– Нет-нет, мой случай особый. Вы не можете отнести меня к живым существам, поскольку я состою не из плоти и крови, но я мыслю и действую.
Корона на его голове завертелась, тихо жужжа.
– Я называю себя суперкрот. В толще скальных пород я передвигаюсь быстрее, чем летают ваши птицы. Моё имя в переложении для гномов звучит как Хкр. И я знаю о ваших проблемах под землёй.
– Морда у него… какая-то наглая, – прошептал Профессор Белочке.
– Чтоб ты в мордах понимал! Он такой вежливый, – вздохнула она.
* * *Малыш брёл по снежному лесу. Забор, прятавший за собой деревню, сам давно спрятался за деревьями. Через каждые пять минут Малыш оборачивался и смотрел на тёмную верхушку горы. Это его ориентир. Идти нужно так, чтобы гора оставалась за спиной. А когда и она скроется за верхушками сосен, придётся что-нибудь придумывать.
Малыш грустил.
Собравшись звать на помощь, он ни секундочки не сомневался, что поступает правильно. Толстый в подземелье, его нужно спасать, значит, нужно найти спасателей. Взрослых гномов из Новой деревни. Не сомневался он и сейчас, но идти одному по зимнему лесу было грустно. Одиноко. И немного страшно. Снежные змеи сюда вряд ли доползут, и Малыш хорошо знал их повадки. Если что, обмотает ноги тряпками, чтобы не почуяли тепло, и спокойно от них уйдёт, даже не бегом. А волки после того, как великанья собака Арх догнала и съела несколько волчьих стай, превратились в травоядных животных. Но всё равно страшновато.