Жил-был мальчик по имени Петя Зубов. Учился он в третьем классе четырнадцатой школы и всё время отставал: и по русскому письменному, и по арифметике, и даже по пению.

— Успею! — говорил он в конце первой четверти. — Во второй вас всех догоню.

А приходила вторая, — он надеялся на третью. Так он опаздывал да отставал, отставал да опаздывал и не тужил. Всё „успею" да „успею".

И вот однажды пришёл Петя Зубов в школу, как всегда, с опозданием. Вбежал в раздевалку. Шлёпнул портфелем по загородке и крикнул:

—    Тётя Наташа! Возьмите моё пальтишко!

А тётя Наташа спрашивает откуда-то из-за вешалок:

—    Кто меня зовёт?

—    Это я, Петя Зубов, — отвечает мальчик.

—    А почему у тебя сегодня голос такой хриплый? — спрашивает тётя Наташа.

—    А я и сам удивляюсь, — отвечает Петя. — Вдруг охрип ни с того, ни с сего.

Вышла тётя Наташа из-за вешалок, взглянула на Петю, да как вскрикнет:

—    Ой!

Петя Зубов тоже испугался и спрашивает:

—    Тётя Наташа, что с вами?

—    Как что? — отвечает тётя Наташа.— Вы говорили, что вы Петя Зубов, а на самом деле вы, должно быть, его дедушка.

—    Какой же я дедушка? — спрашивает мальчик.— Я Петя—ученик третьего класса.

—    Да вы посмотрите в зеркало! — говорит тётя Наташа.

Взглянул мальчик в зеркало и чуть не упал. Увидел Петя Зубов, что превратился он в высокого, худого, бледного старика. Выросла у него седая окладистая борода, усы. Морщины покрыли сеткою лицо.

Смотрел на себя Петя, смотрел, и затряслась его седая борода.

Крикнул он басом:

—    Мама! — и выбежал прочь из школы.

Бежит он и думает:

„Ну, уж если и мама меня не узнает, тогда всё пропало".

Прибежал Петя домой и позвонил три раза.

Мама открыла ему дверь.

Смотрит она на Петю и молчит. И Петя молчит тоже. Стоит, выставив свою седую бороду, и чуть не плачет.

—    Вам кого, дедушка? — спросила мама наконец.

—    Ты меня не узнаёшь? —прошептал Петя.

—    Простите, нет, — ответила мама.

Отвернулся бедный Петя и пошёл куда глаза глядят.

Идёт он и думает:

„Какой я одинокий, несчастный старик! Ни мамы, ни детей, ни внуков, ни друзей... И главное, ничему не успел научиться. Настоящие старики—те или доктора, или мастера, или академики, или учителя. А кому я нужен, когда я всего только ученик третьего класса? Мне даже и пенсии не дадут: ведь я всего только три года работал. Да и как работал?

На двойки да на тройки. Что же со мною будет? Бедный я старик! Несчастный я мальчик! Чем же всё это кончится?"

Так Петя думал и шагал, шагал и думал и сам не заметил, как вышел за город и попал в лес.

И шёл он по лесу, пока не стемнело.

„Хорошо бы отдохнуть", — подумал Петя и вдруг увидел, что в стороне, за ёлками, какой-то домик. Вошёл Петя в домик, — хозяев нет. Стоит посреди комнаты стол. Над ним висит керосиновая лампа. Вокруг стола четыре табуретки. Ходики тикают на стене. А в углу горою навалено сено.

Лёг Петя в сено, зарылся в него поглубже, согрелся, поплакал тихонько, утёр слёзы бородой и уснул.

Просыпается Петя, — в комнате светло, керосиновая лампа горит под

стеклом. А вокруг стола сидят ребята: два мальчика и две девочки. Большие окованные медью счёты лежат перед ними. Ребята считают и бормочут:

— Два года, да ещё пять, да ещё семь, да ещё три... Это вам, Сергей Владимирович, а это ваши, Ольга Капитоновна, а это вам, Марфа Васильевна, а это ваши, Пантелей Захарович.

„Что это за ребята? Почему они такие хмурые? Почему кряхтят они и охают, и вздыхают, как настоящие старики? Почему называют друг друга по имени-отчеству? Зачем собрались они ночью здесь, в одинокой лесной избушке?"

Замер Петя Зубов, не дышит, ловит каждое слово. И страшно ему стало от того, что услышал он.

Не мальчики и девочки, а злые волшебники и злые волшебницы сидели за столом! Вот ведь как, оказывается, устроено на свете: человек, который понапрасну теряет время, сам не замечает, как стареет. И злые волшебники разведали об этом и давай ловить ребят, теряющих время понапрасну. И вот поймали волшебники Петю Зубова и ещё одного мальчика, и ещё двух девочек и превратили их в стариков. Состарились бедные дети и сами этого не заметили: ведь человек, напрасно теряющий время, не замечает, как стареет. А время, потерянное ребятами, забрали волшебники себе. И стали волшебники малыми ребятами, а ребята — старыми стариками.

Как быть?

Что делать?

Да неужели же не вернуть ребятам потерянной молодости?

Подсчитали волшебники время, хотели уже спрятать счёты в стол, но Сергей Владимирович, главный из них, не позволил. Взял он счёты и подошёл к ходикам. Покрутил стрелки, подёргал гири, послушал, как тикает маятник, и опять защёлкал на счётах. Считал-считал он, шептал-шептал, пока не показали ходики полночь. Тогда смешал Сергей Владимирович костяшки и ещё раз проверил, сколько получилось у него.

Потом подозвал он волшебников к себе и заговорил негромко:

—    Господа волшебники! Знайте: ребята, которых мы превратили сегодня в стариков, ещё могут помолодеть.

—    Как? — вскрикнули волшебники.

—    Сейчас скажу, — ответил Сергей Владимирович.

Он вышел на цыпочках из домика, обошёл его кругом, вернулся, запер дверь на задвижку и поворошил сено палкой.

Петя Зубов замер, как мышка.

Но керосиновая лампа светила тускло, и злой волшебник не увидел Пети. Подозвал он остальных волшебников к себе поближе и заговорил негромко:

—    К сожалению, так устроено на свете: от любого несчастья может спастись человек. Если ребята, которых мы превратили в стариков, разыщут завтра друг друга, придут ровно в двенадцать часов ночи сюда к нам и повернут стрелку ходиков на семьдесят семь кругов обратно, то дети снова станут детьми, а мы погибнем.

Помолчали волшебники. Потом Ольга Капитоновна сказала:

—    Откуда им всё это узнать?

А Пантелей Захарович проворчал:

—    Не придут они сюда к двенадцати часам ночи. Хоть на минуту, да опоздают.

А Марфа Васильевна пробормотала:

—    Да куда им! Да где им! Эти лентяи до семидесяти семи и сосчитать не сумеют, сразу собьются!

—    Так-то оно так, — ответил Сергей Владимирович. — А всё-таки, пока что, держите ухо востро. Если доберутся ребята до ходиков, тронут стрелки, — нам тогда и с места не сдвинуться. Ну, а пока нечего времени терять, — идём на работу.

И волшебники, спрятав счёты в стол, побежали, как дети, но при этом кряхтели, охали и вздыхали, как настоящие старики.

Дождался Петя Зубов, пока затихли в лесу шаги. Выбрался из домика. И, не теряя напрасно времени, прячась за деревьями и кустами, побежал, помчался в город искать стариков-школьников.

Город ещё не проснулся. Темно было в окнах, пусто на улицах; только милиционеры стояли на постах. Но вот забрезжил рассвет. Зазвенели первые трамваи. И увидел наконец Петя Зубов: идёт не спеша по улице старушка с большой корзинкой.

Подбежал к ней Петя Зубов и спрашивает:

—    Скажите, пожалуйста, бабушка, вы не школьница?

—    Что, что? — спросила старушка сурово.

— Вы не третьеклассница?—прошептал Петя робко.

А старушка как застучит ногами, да как замахнётся на Петю корзинкой. Еле Петя ноги унёс. Отдышался он немного, дальше пошёл. А город уже совсем проснулся. Летят трамваи, спешат на работу люди. Грохочут грузовики: скорее, скорее надо сдать грузы в магазины, на заводы, на железную дорогу. Дворники счищают снег, посыпают панель песком, чтобы пешеходы не скользили, не падали, не теряли времени даром.

Сколько раз видел всё это Петя Зубов и только теперь понял, почему так , боятся люди не успеть, опоздать, отстать.

Оглядывается Петя, ищет стариков, но ни одного подходящего не находит. Бегут по улицам старики, но сразу видно: настоящие, не третьеклассники.

Вот старик с портфелем. Наверное учитель. Вот старик с ведром и кистью — это маляр. Вот мчится красная пожарная машина, а в машине старик — начальник пожарной охраны города. Этот, конечно, никогда в жизни не терял времени понапрасну.

Ходит Петя, бродит, а молодых стариков, старых детей нет как нет. Жизнь кругом так и кипит. Один он, Петя, отстал, опоздал, не успел, ни на что не годен, никому не нужен.

Ровно в полдень зашёл Петя в маленький скверик и сел на скамеечку отдохнуть.

И вдруг вскочил.

Увидел он: сидит недалеко на другой скамеечке старушка и плачет.

Хотел подбежать к ней Петя, но не посмел.

„Подожду, — сказал он сам себе. — Посмотрю, что она дальше делать будет".

А старушка перестала плакать, сидит, ногами болтает. Потом достала из одного кармана газету, а из другого кусок ситного с изюмом. Развернула старушка газету, — Петя ахнул от радости: „Пионерская правда"! И принялась старушка читать и есть. Изюм выковыривает, а самый ситный не трогает.