Лисл Шуртлиф
РУМП: НАСТОЯЩАЯ ИСТОРИЯ О РУМПЕЛЬШТИЛЬЦХЕНЕ
Твое Имя — Твоя Судьба
Моя мама назвала меня в честь коровьего крупа. Это любимая и, возможно, единственная деревенская шутка, но это неправда. По крайней мере, мы с бабулей считаем это неправдой. На самом деле, моя мама выбрала мне другое имя. Оно замечательное, но его никто не слышал, а знают все только первую часть. Худшую часть.
Мама болела, когда я появился на свет. Бабуля сказала, что у нее была высокая температура и кашель. Я появился раньше, чем должен был. Все же мама прижала меня к себе и в ухо прошептала мое имя. Никто не слышал его, кроме меня.
— Его имя? — спросила бабуля. — Назови мне его имя.
— Его зовут Румп… хааа-кхе-кхе-кхе…
Бабуля дала маме выпить что-то теплое и взяла меня из ее рук.
— Назови мне его имя, Анна. Полностью.
Но мама так и не сказала. Она вздохнула, потом выдохнула и больше не сделала ни вдоха. Никогда.
Бабушка сказала, что я потом заплакал, но я никогда в своем воображении не мог подобного представить. Все, что я слышал — тишину. Ни шороха, ни дыхания. Не трещал огонь, и даже феи затихли.
Наконец, бабуля поднимает меня и говорит:
— Румп. Его зовут Румп.
На следующее утро зазвонили колокола и по всей Горе побежали, голося, гномы: «Румп! Румп! Нового мальчика зовут Румп!».
Имя нельзя поменять, потому что в Королевстве твое имя — это не то, как тебя зовут люди. Твое имя наполнено смыслом и силой. Твое имя — твоя судьба.
Моя судьба настоящий отстой.
Начнем с того, что я перестал расти, когда мне было восемь, и был слабым ребенком. Повивальная бабка Гертруда говорит, что я такой, потому что вместо сильной матери меня кормила молоком слабая коза, но я знаю, что, на самом деле, это из-за моего имени. Ты не можешь вырасти до конца, когда у тебя нет полного имени.
Я старался не слишком много думать о своей судьбе, но только не в свой день рождения. Когда мне исполнилось двенадцать, я не мог думать ни о чем другом, сидя в шахте и мешая глину в горшке в поисках золота. Нам нужно было золото, золото, золото, но я видел только глину, глину, глину.
Кирки выбивали ритм, который раздавался по всей Горе, наполняя воздух стуком и шумом. Для меня это была песнь Горы. Тук, тук, тук. Стук, стук, стук. Румп, Румп, Румп. Во всяком случае, это была неплохая рифма.
Тук, тук, тук.
Стук, стук, стук.
Румп, Румп, Румп.
— Эй ты, Зад!
Я охнул, потому что, угрожающе ухмыляясь, ко мне приближались Фредерик и его брат Бруно, сыновья мельника. Почти мои ровесники, они были вдвое больше меня и уродливы как тролли.
— С днем рождения, Зад! У нас для тебя подарок, — Фредерик бросил в меня комок грязи. Я попытался неловко закрыться руками, но он попал точно в лицо. Меня затошнило от запаха: комок грязи был вовсе не грязью.
— Вот этот подарок подходит к твоему имени! — бросил Бруно.
Остальные покатывались со смеху.
— Оставьте его, — сказала девочка, которую звали Краснушка. Она смерила Фредерика и Бруно осуждающим взглядом, держа свою лопату на плече, как оружие. Другие дети прекратили смеяться.
— Ого, — протянул Фредерик. — Ты влюбилась в Зада?
— Это не его имя, — зарычала Краснушка.
— Тогда как его зовут? Почему он нам не скажет?
— Румп! — бездумно закричал я. — Меня зовут Румп! Все просто взорвались от хохота: я сделал именно то, чего они хотели.
— Но это не мое настоящее имя, — безнадежно пробормотал я.
— Да ну? — удивился Фредерик.
— Как думаешь, как его зовут по-настоящему? — спросил Бруно.
Фредерик сделал вид, что глубоко задумался.
— Что-то необычное… что-то особенное… Румп — коровий круп.
— Румпаша, — сказал Бруно.
Все засмеялись. Фредерик и Бруно изо всех сил держались за животы, и слезы текли у них по щекам. Они катались по земле и визжали как свиньи.
На мгновенье я им позавидовал. Казалось, им так весело кататься в пыли и смеяться. Почему я не могу делать то же самое? Почему я не могу к ним присоединиться?
Потом я вспомнил, над кем они смеялись.
Краснушка со всей силы воткнула свою лопату в землю как раз между головами двух мальчишек. Фредерик и Бруно прекратили смеяться.
— Уходите, — произнесла она.
Бруно нервно сглотнул, косясь на лопату в дюймах от своего носа. Фредерик поднялся и ухмыльнулся Краснушке.
— Конечно. Вам двоим не терпится остаться наедине.
Братья убрались, фыркая и спотыкаясь на ходу.
Я чувствовал, что Краснушка смотрит на меня, но я уставился в кастрюлю. Стряхнул подарок Фредерика и Бруно, не хотел смотреть ей в глаза.
— Тебе бы лучше отыскать сегодня хоть немного золота, — сказала Краснушка.
Я посмотрел на нее:
— Знаю. Не дурак.
Она приподняла брови. Некоторые люди считали, что я дурачок, и все из-за моего имени. А порой я думал, что они, вероятно, правы. Может быть, если у тебя только половина имени, у тебя и мозга лишь половина.
Я сосредоточил взгляд на своей кастрюле с глиной, надеясь, что Краснушка уйдет, но она стояла рядом со мной со своей лопатой, словно проверяла меня.
— Нормы ужесточаются, — сказала Краснушка. — Король…
— Да, знаю я, Краснушка.
Она взглянула на меня:
— Отлично. Тогда удачи тебе.
Краснушка потопала прочь, а я почувствовал себя хуже, чем тогда, когда Фредерик с Бруно кинули какашки мне в лицо.
Краснушка не была моим другом, но она была самой близкой из тех, кого я смог бы так назвать. Она никогда надо мной не смеялась. Иногда она вступалась за меня, и я понимал, почему. Ее имя тоже было не таким уж славным. Подобно тому, как люди смеялись над таким именем, как Румп, они боялись таких имен как Краснушка. Ведь Краснушка — это не имя. Это цвет, дьявольский красный цвет. Какую судьбу он пророчит?
Я покрутил глину в кастрюле в поисках отблеска. Наша деревня стояла на золотой Горе, хоть и было его там немного. Королевский сборщик налогов забирал его и отвозил королю. Королю Барфу. Если король Барф был доволен нашим золотом, он отправлял нам лишнюю пайку продовольствия. Если нет, мы голодали.
Вообще-то, короля Барфа зовут не король Барф. Его настоящее имя — Король Бартоломей Арчибальд Реджинальд Флейта. Отличное королевское имя. Имя с великой судьбой, конечно же. Но мне без разницы, насколько великолепно и могущественно это имя и как сильно оно влияет на тебя. Оно не произносимо. Поэтому я сократил его до короля Барфа, хоть никогда и не произношу его вслух в таком виде.
Мне в лицо прилетела фея — пятнышко из розовых волос и полупрозрачных крыльев. Я стоял смирно, пока она не села мне на руку и не принялась за поиск. Я постарался аккуратно стряхнуть ее, но она лишь махала крылышками и продолжала обыск. Она искала золото так же, как и я.
Феи одержимы золотом. Некогда они были весьма полезны в шахтах, так как могли чувствовать крупные артерии золота на расстоянии в милю глубоко в земле. Всякий раз, когда феи принимались летать вокруг определенного места на горе, шахтеры знали в каком месте им нужно копать.
Но на Горе золота было немного, поэтому феи были безобидны со своими яркими крылышками и разноцветными волосами. Но все же их укусы были куда хуже, чем укусы пчел, белок и ядовитого плюща одновременно (а я испытал на себе их все).
Фея на моей руке, наконец, решила, что золота у меня нет, и улетела. Я набрал побольше глины из жёлоба и покрутил ее в своей кастрюле. Золота нет. Только глина, глина, глина.
Тук, тук, тук.
Стук, стук, стук.
Румп, Румп, Румп.
Золота я не нашел. Мы работали до тех пор, пока солнце не село, а гном не побежал по шахтам, голося: «Работе конец! Работе конец!» — таким веселым и радостным голосом, что мне захотелось его пнуть так, чтобы он с Горы отправился в полет. Но я все же вздохнул с облегчением. Теперь я могу пойти домой и, может быть, бабуля приготовила курицу. Может быть, она расскажет мне историю, которая заставит меня не думать о моем рождении, моем имени и моей судьбе.
Я отставил свои инструменты в сторону и в одиночестве отправился по Горе через Деревню. Краснушка тоже шла одна чуть спереди от меня. Остальные жители шагали кучками, некоторые детишки вместе, а некоторые — с родителями. Кто-то нес кожаные сумки, полные золота. Те, кто нашел приличное количество золота, получал дополнительный продовольственный паек. Если кто-то находил очень приличное количество, мог оставить себе часть, чтобы продать его на рынке. Я никогда не находил достаточно, чтобы получить дополнительный паек.
Перед лицом порхали феи и щебетали мне в уши, я отмахнулся от них. Если бы только феи смогли показать мне гору золота, тогда, может быть, то, что я такой маленький, не имело бы значения. Если бы я нашел много золота, тогда, может быть, никто не стал бы смеяться надо мной и моим именем. Золото сделало бы меня более значимым.